5 октября 1763 года Август III скончался. С этого момента начался решающий период борьбы за польское наследство. Как тут быть? Как закончить эту борьбу без всеобщего вооруженного конфликта? Можно ли одними агентурно-дипломатическими комбинациями выиграть сражение? Все эти вопросы встали перед русским правительством уже на следующий день после смерти последнего короля саксонской династии. По велению Екатерины 6 октября на совещание собрались во внутренних покоях ее дворца все руководители важнейших государственных ведомств и департаментов. Граф А.П. Бестужев-Рюмин, бывший канцлер Елизаветы Петровны, умнейший дипломат и непримиримый враг Пруссии, новый руководитель дипломатической службы талантливый Никита Иванович Панин, пожалуй, лучший специалист по разведке во второй половине XVIII века в России, вице-канцлер князь Александр Михайлович Голицын, действительный статский советник, сенатор и конференцминистр Иван Иванович Неплюев, тайный советник, статс-секретарь императрицы, один из образованнейших людей в Европе Адам Васильевич Олсуфьев и, наконец, вице-президент Военной коллегии граф Захар Григорьевич Чернышев — таков состав этого интереснейшего собрания.
Бестужев-Рюмин, ненавидевший все прусское, готов был в третий раз пустить саксонцев на польский престол, лишь бы насолить Фридриху II и не разорвать отношений с австрийским двором. Его соперник Никита Иванович Панин поддерживал планы императрицы и являлся сторонником такого решения польской проблемы, при котором все русские требования были бы достигнуты путем ловких комбинаций и маневров. Если при этом потребуется на время объединить свои действия с Пруссией, то и это не страшно, учитывая, что Пруссия теперь «ходит на задних лапках» перед Россией.
Захар Чернышев имел свой план. То был реалистичный милитарист, военный дипломат. Ему казалось, что смерть короля должна раньше всего привести к изменению территориального статус-кво в Восточной Европе. Политика — это прежде всего безопасность границ и экономические выгоды; рассуждал он. Эти два условия требовали исправления русско-польской границы.
Захар Чернышев потребовал округления русских границ так, чтобы все земли, лежащие севернее Двины и восточнее линии Полоцк — Орша — Могилев — Рогачев и дальше по Днепру, перешли бы к России, чтобы безопасность русских границ базировалась на естественных рубежах: Двина — Днепр.
Интересным могло бы стать это совещание. Но ничего принципиально нового оно и не обещало. Позиции и линия поведения каждого его участника были предопределены: план Бестужева был отброшен; он не отвечал на данном этапе интересам России; план Чернышева был принят к сведению и отложен «до поры до времени». Его запечатали в конверт. Екатерина собственноручно написала на нем:
«…секретной план поднесенной от графа Чернышева С.(лучай) К.(ончины) К.(ороля) П.(ольскаго). Окроме меня никому не распечатоватъ»{47}.
А в § 9 протокола совещания записали:
«…читан поднесенный имп. величеству пред нескольким временем от него, графа Чернышева секретный проект о присвоении к здешней стороне для лучшей окружности и безопасности здешних границ реками Днепром и Двиною некоторых польского владения земель. И хотя великую сего проекта для здешняго государства пользу по многим обстоятельствам и уважениям более желать, нежели действительного опой исполнения легко чаять можно, однакоже положено, чтобы не выпуская оный проект из виду, первым здешних войск движениям быть со стороны тех мест, о которых в оном показано»{48}.
Принят же был план Екатерины — Панина, план возведения на польский престол одного из Пястов, и притом оговаривалось, что: «…сделать высочайшим ея императорского величества именем министрам и магнатам тамошним благопристойную и дружескую декларацию, что как ея величество по примеру предков своих, а наипаче и по собственной к республике искренней дружбе и доброму соседству, усердно желает, чтобы вольность ея и права, как всегда, так и в нынешнем случае избрание нового короля были сохранены ненарушимо…».
Это было важнейшим местом всего решения. Этим было сказано, что Пяст на польском престоле обеспечивает интересы России только в том случае, если он не пожелает стать самодержцем, если он будет сдержан и скован польской конституцией, если будут сохранены сейм с Liberum Veto, выборность короля, провинциальные сеймики, право конфедераций и т.д. В противном случае протокол предполагал необходимость военного вмешательства.
Из практических мер, предусмотренных на совещании, надо указать на решение отправить в Варшаву в помощь Кейзерлингу (он был уже стариком) князя Репнина. В предвидении затруднений со стороны Турции резиденту в этой стране Обрескову было предложено успокоить Порту в отношении русской политики в Польше.
Самыми действенными средствами претворения этого плана в жизнь посчитали дипломатические в сочетании с разведывательными. А посему последовало указание Кейзерлингу на необходимость усилить работу по созданию и укреплению прорусской партии. На всякий случай были приготовлены войска на границах с Польшей. Какие надежды Екатерина возлагала на разведывательные и дипломатические комбинации Кейзерлинга, видно из ее личного письма к нему от 20 октября 1763 года. Она пишет: «…имейте в виду, что то мнение, которое составится о моем царствовании в настоящее время, находится в ваших руках»{49}.
Собственно, это вопль души, мольба поддержать ее и — в то же время — строжайшее указание. Пожалуй, не найти подобного в переписке Екатерины ни с одним из ее политических соратников. И хотя это относится к первому году ее царствования, важно подчеркнуть, что ни Екатерина, ни Коллегия иностранных дел не собирались в этот период действовать в Польше иначе, как методами мирными. 6 ноября в Варшаву направляется наставление Кейзерлингу и Репнину, в котором официально русским кандидатом назван Станислав Понятовский. Тем самым было вновь подчеркнуто желание провести этот план без применения вооруженной силы. Кроме того, Кейзерлингу предлагалось организовать среди сторонников русской ориентации подачу петиции от польских магнатов и сейма русскому двору о взятии на себя торжественной гарантии конституции и свободных выборов, что требовалось Петербургу на случай, если нужно будет прибегнуть к введению войск в Польшу.
Подходил к концу период перед выборами короля, продолжавшийся около года. Это время ушло на то, чтобы проводить выборы в провинциальных сеймиках, укреплять влияние прорусской партии и разлагать противный лагерь. В провинциальных сеймиках русские разведчики непосредственно не могли действовать. Вербовка мелких шляхтичей, покупка голосов осуществлялись представителями «фамилии» и русской агентурой. В декабре 1763 года Екатерина сообщает в Варшаву, что она перевела на эти цели 260 000 червонных.
Наряду с этим, так как противная партия вела избирательную кампанию по свойственному шляхте методу — не агитацией и пропагандой, а саблей и кулаком, — с самого начала обнаружилась необходимость вооружения сторонников прорусской партии. С этой целью по предложению Панина в Риге было заготовлено оружие и боеприпасы, которые нелегально «под предлогом продажи» переправлялись в Польшу. Операциями руководил агент граф Огинский, командированный Чарторижским в Петербург.
В декабре 1763 года случился казус, облегчивший работу русским разведчикам: умер основной конкурент России курфюрст Саксонский. Второй претендент — гетман Браницкий, получивший под свое командование саксонские войска, использовал их для «избирательной» кампании. Чарторижские начали требовать, в свою очередь, военной помощи. В декабре последовало распоряжение ввести в Польшу 700 чугуевских казаков и 300 гусар. Однако руководство в Петербурге не хотело еще вмешиваться в избирательную кампанию штыками. Напротив, в январе 1764 года последовало указание Кейзерлингу на его предложение приступить к агентурной работе среди войск Браницкого. Оно гласило: «Конечно, вы не можете сделать ничего лучшаго, как развратить, если для вас это возможно, армию великаго генерала. Я не только одобряю это намерение, но даже уполномачиваю вас употребить на это всевозможные средства»{50}. Так писала Екатерина.