Хотя он и пользовался полным доверием Петра I и не мог пожаловаться на плохое отношение к нему со стороны Преобразователя, тем не менее его связь с поляками никогда не прекращалась. На протяжении всего пребывания в должности гетмана он был в переписке с польскими магнатами и «косил оком» в сторону Польши. Мазепа не был предан ни России, ни Петру. Карьерист, ловкий проходимец, он служил тому, кто казался ему сильнее. Победы Карла XII вскружили ему голову, тем более что Карл сулил ему престол независимой Украины.

Второе замечание относится к технике работы разведки шведов. Такая разработка, как вербовка Мазепы, не могла быть проведена молниеносно, хотя и были основания предполагать, что узы, соединяющие Мазепу с Россией, были, увы, некрепки. Шведы работали над этим делом в течение ряда лет и провели эту вербовку поэтапно.

Основным вербовщиком являлась мать князя Вишневецкого — княгиня Дольская. Вербовка началась в 1705 году. Сначала шведы подослали к Мазепе шляхтича Вольского, явившегося от имени Станислава Лещинского. Мазепа, по-видимому, заподозрив провокацию, приказал его арестовать и пытать. Показания его он отправил Петру и при этом написал царю целое послание, в котором вспоминал все искушения, претерпенные им от турок, поляков и шведов, и божился в том, что он верен русскому монарху. Петра это слезливое послание раздражило, и он ответил Мазепе довольно злым письмом, указав ему, чтобы впредь «свой и наш дух в покое оставили и труд свой употреблял бы на дело, а не на слезы»^{24}.

После этого в работу по склонению гетмана на сторону поляков — а это была собственно вербовка! — вступила Дольская. О князе Вишневецком у русских были сведения, что он склоняется к измене — переходу на сторону Лещинского, и русские вели за ним наблюдение. Но за мамашей его «не доглядели».

В конце 1705 года Мазепа получил приглашение от Вишневецкого крестить его дочь. На этом семейном празднике Мазепа познакомился с Дольской, которая, видимо, была весьма эрудированной женщиной, хорошим вербовщиком. О чем она говорила с гетманом — неизвестно, но по возвращении домой в Дубно Мазепа послал ей шифр для дальнейшей переписки, и с тех пор между ними начался обмен шифрованными письмами, которые от княгини поступали к Мазепе в Дубно, Минск, Киев, и в этих письмах она мало-помалу приучала его к мысли о том, что ведет переговоры о нем с Лещинским и Карлом XII.

Мазепа якобы сердился на нее, выражал свой гнев перед Орликом, даже однажды написал ей, чтобы она не рассчитывала на него, ибо он-де верен царю. Но все эти заявления Мазепы ломаного гроша не стоили. Для себя он давно решил перекочевать в лагерь шведов и только искал удобный повод для этой измены.

Повод скоро дала Дольская. Она сообщила ему, что имела беседу с фельдмаршалом Шереметевым и генералом Репном и что оба они заявили ей, что скоро будет назначен гетманом Украины Меншиков, а его, Мазепу, низвергнут. Это явилось окончательным толчком. Мазепа вскоре вступил в переписку с Лещинским (через Дольскую) и подготовил свою измену.

Нельзя не признать, что техника вербовки Мазепы со шведской стороны была безукоризненной. Играя на честолюбивых, корыстных стремлениях гетмана, вербовщик действовал медленно, постепенно вовлекал жертву в свои сети и подготавливал ему почву для тайного сотрудничества в своих интересах. В чьих же? В дальнейшем мы это увидим.

Так что — на фоне разведывательной деятельности шведов — русской разведке приходилось заниматься не только собственно разведкой, но и контрразведкой, которая играла немаловажную роль в русской армии. Руководил контрразведывательной работой сам Петр. Донесения поступали к нему от генералов, командующих отдельными войсковыми формированиями. Ответы Петра всегда отличались конкретностью, лаконичностью и вместе с тем удивительной точностью указаний, которые сразу охватывали суть проблемы.

В феврале 1706 года фельдмаршал Огильви сообщил из Гродно, что ими задержана женщина, подозреваемая в шпионаже. Дело оказалось весьма запутанным и требовало терпеливого изучения. На допросе она заявила, что ее перебросили в русский тыл по личному распоряжению шведского короля, что ей удалось обмануть Меншикова, что она якобы потом жила на квартире у скорохода Меншикова — Францишека и что ее русские перебрасывали назад в шведский тыл с письмом «от немцев» к Карлу XII. После этого шведы вновь перебросили ее с письмами через фронт, и она-де жила у русского капитана, «веселилась и танцевала» и оговорила целый ряд лиц[7]. Огильви решил, что ее надо казнить, ибо это — просто-напросто проститутка, которая оговаривает людей^{25}.

Царя Петра такое примитивное решение, похоже, возмутило. Кратко, ясно, в предельно разумной форме это отразилось в следующем его указании — ответе на письмо Огильви:

«Бабу шпионку, которая обличилась и разыскиваете, то зело изрядно, а что тут же пишете, что хощете оную казнить, то зело противно, ибо пишете, чтоб Францышку и прочих арестовать, а когда она казнена будет, то в ту пору что с ними делать будете и кто будет прав или виноват?

Також может быть, что еще и иные есть, которые все покроются ея смертью, и у нас враги внутрь останутся, которая тем ворам ослаба яко нарочно от вас им учинено будет. Чего для отнюдь не казнить, но пытать и держать еще ради лутчего розыску да указу»^{26}.

«Ради лутчего розыску и указу» на языке Петра означало: вести тщательную контрразведывательную разработку.

Много работы выпало на долю русской контрразведки во время Северной войны по линии борьбы с вражеской пропагандой. В русской армии было много иностранных офицеров, особенно старшего ранга, которых Петр приглашал из всех европейских государств, платя им значительные суммы. Ксенофобия и национальная ограниченность, находившие себе приют среди заскорузлых бояр, выкорчевывались Петром безжалостно. Он поощрял все хорошее, все умное, все полезное, не спрашивая при этом, какой национальности человек, принесший пользу России. Одновременно же он боролся со лжеспециалистами и проходимцами, устремившимися в Россию за легким заработком. Изгонял их из России с позором.

В то же время Карл XII использовал таких людей, пригревал их и выпускал на арену как агитаторов против России. Они клеветали на Петра, на русский народ, на Россию.

Петр вел отчаянную борьбу с этой пропагандой. Один из наиболее известных «пашквилянтов» — Мартин Нейгебауэр, или Нейбауэр, — был приглашен царем в качестве воспитателя к царевичу Алексею. Но воспитатель оказался пьяницей, развратником и жестоким человеком. Его выгнали из России. Карл XII его подхватил, обласкал, и совместными усилиями ими была выпущена анонимная брошюра-пасквиль о плохом обращении в России с иностранными офицерами, которых русские намеренно заманивают к себе на службу.

Памфлет получил широкое хождение, и русская дипломатическая разведка получила распоряжение поймать автора. Головин дал директиву Паткулю. Одновременно были направлены грамоты германским князьям и бургомистрам отдельных городов бороться с «пашквилянтами» и лживыми «курантописцами» (журналистами). Петр настаивал, чтобы разоблаченные клеветники не оставались безнаказанными и чтобы неприятелей (шведов) лишали возможности распространять лживые сведения и книги под страхом телесных наказаний^{27}.

Интересен случай, имевший место в 1708 году. Будучи за границей, Петр заключил договор с голландцем Тисингом о предоставлении ему права издавать для России книги на русском языке. В 1708 году сын Тисинга вез партию шрифта в Россию. Шведы перехватили его около Данцига, отобрали шрифт и начали печатать «возмутительные письма», распространявшиеся в России через агентов. Для борьбы с этой пропагандой Петр приказал опубликовать об этом объявления и разослать указы, чтобы изымали все прокламации, чтоб не верить им, даже если указано будет в них, что они печатались в Москве, чтобы каждый случай появления листовки расследовать и разработать с целью обнаружения источников распространения их^{28}.