Изменить стиль страницы

Однажды вечером, когда молодежь собиралась танцевать кадриль, он с гордостью показал мадемуазель Гоблен и мне, самым образованным в нашей компании, слепок человеческой челюсти, который его приятель Буше де Перт[412] недавно прислал ему из Аббевиля. Когда он разглядывал этот памятник далекого прошлого, его глаза сверкали. И вдруг крестный, всегда такой спокойный, разразился гневом:

— А какие-то невежды еще утверждают: «Ископаемого человека не существует». Вы им показываете наконечники кремневых стрел и куски сланца или мамонтовых бивней, на которых вырезаны изображения животных, а они, ничего не слушая, ничего не видя, твердят свое: «Ископаемого человека не существует». Нет, господа, он существует, и вот он перед вами!

Эти выпады были обращены против учеников Кювье[413], которые господствовали в Академии. Мой крестный претерпел много оскорблений от ученых мужей и жестоко страдал, не ведая, что всякий пробивает путь к славе сквозь несправедливость и унижения, что для человека мыслящего и деятельного дурной знак, если его никто не травит, не поносит и не преследует. Опыт не подсказывал г-ну Данкену, что во все века людям, прославившим родину своим талантом или доблестью, приходилось выносить обиды, преследования, тюремное заключение, изгнание, а иногда и смерть. Подобные выводы не вмещались в его сознании.

— Ископаемый человек существует, — повторял он, — и вот он перед вами!

И крестный с торжеством потрясал челюстью, найденной Буше де Пертом в Мулен-Киньоне, думая, что достаточно ее показать, чтобы посрамить врагов. Ибо в простоте душевной он верил в могущество истины, тогда как могуществом обладает только ложь, покоряющая людские умы своим очарованием, разнообразием, своим искусством развлекать, льстить и утешать. Г-н Данкен внимательно рассматривал и ощупывал челюсть.

— Она еще носит характерные признаки звероподобного существа, но это несомненно челюсть человека, — сказал он.

— Крестный, когда жил этот человек?

— Как знать? Он жил… двести… триста тысяч лет тому назад… а может быть и раньше. А земля и тогда уже была очень древней.

Оглядывая сквозь золотые очки ряды шкафов, г-н Данкен указывал на них широким жестом:

— Земля!.. Когда жил этот человек, она уже породила бесчисленные поколения растений и животных. В ее недрах исчезли многие виды полипов, моллюсков, рыб, пресмыкающихся, земноводных, птиц, сумчатых, млекопитающих. Да, она была уже очень стара! Эпоха огромных ящеров уже миновала много веков назад. Мастодонты, остатки костей которых вы здесь видите,

Филиппина Гоблен взяла из рук крестного окаменелый конец бивня и стала декламировать проникновенным голосом стихи из «Каина» лорда Байрона, которые воскрешают в памяти древние породы животного царства, вымершие целиком и поглощенные пучиной смерти задолго до рождения человека:

…And those enormous creatu:
And tusks projecting like the trees stripped of
Their bark and branches…
…А вот эти твари,
Чудовищные призраки, что с виду
Глупее прочих, как они похожи
На существа свирепые земных
Дремучих дебрей, на гигантов ночью
Ревущих; но они страшней и больше
Раз в десять;…
…их клыки
Торчат нагие, как стволы деревьев
Без веток и коры. Кто это? — Это
Подобье мамонтов, что в недрах
Мириадами лежат. — А на Земле исчезли…[414]

Когда я слушал стихи поэта, ныне забытого, но в те времена еще не потерявшего власти над сердцами, меня охватило безнадежное и сладостное чувство при мысли о бездонных пучинах, которые, поглотив бесчисленные поколения чудовищ, столько видов флоры и фауны, теперь готовы сомкнуться над нашими цветами и над нами самими; мне показалось, что краткость человеческой жизни, делая тщетными наши желания, надежды и усилия, освобождает нас от всякого страха и избавляет от всех страданий.

Тут нас позвала г-жа Данкен.

— Идите сюда, Пьер, потанцуйте с Мартой.

Доктор Реноден пригласил мадемуазель Гоблен, которая, быстро сунув в витрину окаменелый обломок бивня, воскликнула, надевая перчатки:

— Что ж, блеснем своей грацией!

XXIII. Праздные размышления

Как-то раз я читал Вергилия у себя в комнате. Я любил его еще в коллеже; но с тех пор, как учителя перестали мне его объяснять, я понимал его лучше и без помехи наслаждался его красотой. Я с упоением читал шестую эклогу. Моя бедная маленькая комната исчезла; я перенесся в грот, где уснувший Силен уронил с головы венок. Вместе с юным Хромидом, юным Мнасилом и Эгле, прекраснейшей из наяд, я слушал дивного старца, вымазанного соком шелковицы, под пение которого прыгали в такт фавны и дикие звери, а высокие дубы мерно покачивали горделивыми вершинами. Он пел, как в великом хаосе соединились семена земли, воздуха и моря, как жидкий шар мироздания начал затвердевать, как океан сомкнулся над Нереем, как возникли постепенно формы вещей; он рассказывал, как над изумленной землей засверкало юное солнце, а из высоких облаков полились дожди. Тогда впервые начали расти леса и еще редкие звери стали бродить по неведомым горам. Потом он пел[415] о камнях, которые бросала Пирра, о царстве Сатурна, о кавказских птицах, о похищении огня Прометеем.

В тот день я не стал следить дальше за рассказом Силена. Я задумался, восхищаясь этой мудрой философией природы, вознесенной на радужных крылах поэзии. После созерцания столь глубокой, проникновенной картины образования вселенной восточные космогонии и их варварские басни просто невыносимы. Вергилий наделяет своего Силена языком Лукреция и александрийских греков. И он создает представление о происхождении земли, которое неожиданным образом согласуется с современной наукой. Теперь охотно допускают гипотезу, что огромная сфера солнца, раскаленная до чрезвычайно высоких температур, простиралась за пределы нынешней орбиты Нептуна и затем, сокращаясь при постепенном охлаждении, время от времени оставляла в пространстве кольца своего вещества, которые, разрываясь и сокращаясь в свою очередь, образовали планеты солнечной системы. Так же образовалась и земля, которая была вначале газообразная и жидкая, а потом мало-помалу стала остывать. После тяжелых ливней расплавленного металла, насыщавших ее раскаленную атмосферу, с высоких облаков выпали животворные дожди. Именно так и говорит старый Силен. Земной шар вначале был весь покрыт горячими и неглубокими морями. Потом из океана поднялись материки. Наконец, когда воздух стал свежим и чистым, выглянуло солнце. Гигантские папоротники и травы увенчали вершины гор. Появляются разные породы животных, и последним из них рождается человек. Так в те незапамятные времена исполнилось предназначение земли стать извечной ареной преступлений. Растения, высасывая корнями соки земли, насыщались ими; из всего сущего они одни были невинны; они создавали органическое вещество, с безошибочным инстинктом перерабатывая вещество безжизненное или по крайней мере неорганическое, ибо ни о чем на свете нельзя сказать, что оно безжизненно. Растения родились, теперь могли родиться животные.

Rara per ignotos errant ammalia montes[416].
вернуться

412

Буше де Перт (Буше де Кревкер де Перт Жак, 1788–1868) — французский археолог, исследовавший стоянки первобытного человека.

вернуться

413

Кювье Жорж (1769–1832) — французский ученый-естествоиспытатель, отстаивал метафизическую теорию неизменности видов в природе, выдвинул учение о геологических катастрофах, якобы объясняющих развитие животного мира.

вернуться

414

Перевод Г. Шенгели.

вернуться

415

Потом он пел… — Ниже излагается содержание шестой эклоги Вергилия. По одному из древнегреческих мифов, во время потопа, ниспосланного Зевсом на землю, спаслись лишь Девкалион и его жена Пирра; из камней, которые они бросали через голову, возникли новые люди. С именем старинного древнеримского божества Сатурна в античной мифологии было связано представление о Золотом веке. Птицы Кавказа — имеется в виду орел, клевавший печень Прометея, прикованного по повелению Зевса к Кавказской скале.

вернуться

416

Редкие звери уже по горам неведомым бродят (лат.). — Вергилий, Эклоги, VI, 40