– Но если меня увидят?.. И почему ты, при твоей волшебной силе, не…
– Не сделаю этого сама? – перебила она. – Дело в том, что от женщины невозможно скрыть мое истинное лицо. К сожалению, природа мутари накладывает некоторые ограничения.
– Твое… как ты сказала? Твое истинное лицо?.. – пробормотал он потрясение.
Вот тогда-то это и произошло. Она откинула капюшон и стащила с рук перчатки. А потом улыбнулась, показывая ряды угольно-черных зубов. Еще Ламици понял, что первое впечатление было верным: ее глаза действительно светились, прямо полыхали оранжево-алым, как горячее железо, только что вынутое из горна. Ногти жрицы тоже оказались черными как сажа. Это при том, что кожа у нее была нежнейшей белизны…
Евнух навсегда запомнил охвативший его ужас. Он едва не обмочился тогда, словно перепуганный младенец.
– Теперь ты знаешь, евнух, что я такое, – говорила между тем жрица. – Никто не должен видеть меня. Жрецы Митры – исконные враги мутари, а мне некогда тратить на них время. Знай еще: дела этой страны меня не касаются. Мне все равно, кто станет пасти стада двуногих овец. Меня заботят совсем другие дела, которых ты, с твоим убогим человеческим рассудком, не поймешь все равно. Все, что ты должен сделать, – это доставить мне девушку. Целую и невредимую. Долго, очень долго ждала я такой возможности… Белокожая, золотоволосая девственница, дочь короля, правящего этим городом! Так написано, и пророчество не обмануло!..
Знай же, евнух: если ты будешь слушаться меня, никто не увидит тебя и никакое подозрение тебя не коснется. Приведи ее ко мне. Когда я с вей покончу, распорядись ее телом так, как сочтешь нужным. А потом я устрою так, что король скончается от изнурительной болезни. От тебя ничего больше не потребуется. Ничто не сможет его излечить, в том числе и бессильные молитвы полоумных жрецов Митры к их смехотворному божку. Эльдран умрет, и народ выберет себе нового короля…
Объяснив Ламици свой план, Азора дала ему два ключа. Один приводил в действие механизм, отодвигавший каменный блок в помещении храма. Другой подходил к замку в дверях, что вели в алтарный чертог. Еще она вручила ему небольшую баночку мази. Когда Ламици наконец выбрался из развалин и вернулся во дворец, час был очень поздний, и голова у евнуха раскалывалась от боли. Проснувшись на следующее утро, он готов был решить, что вчерашнее ему попросту приснилось. Но баночка и ключи лежали на ночном столике – зримое свидетельство реальности жрицы мутари. Он поспешно спрятал то и другое в тайник – за кирпич, вынутый из стены спальни…
Теперь, по прошествии нескольких недель, его часть сделки была исполнена. Теперь настал черед Азоры исполнить обещанное. Стоя у дворцового окна, Ламици смотрел на огромное золотое солнце, встававшее из-за далеких гор на востоке. Теплые утренние лучи ласкали в небе пухлые белые облака. «Вот он, – думал Ламици. – Вот он, долгожданный рассвет новой эпохи. Эпохи, когда имя Бритунии прогремит по всей земле. Наконец-то мои старые глаза узрели этот рассвет…»
Улыбнувшись готовой сбыться мечте, евнух отвернулся от окна и поспешил по коридору к личным покоям Эльдрана. Как-то чувствует себя нынче его величество, не заболел ли ненароком?..
ГЛАВА 3
ЦЕЛИТЕЛЬ И ВОИН
Конан проснулся от едва слышного звука закрывающейся двери. Он проспал несколько часов, но пробуждение было мгновенным и полным. После того, что ему выпало перенести минувшим вечером, большинство цивилизованных людей очнулось бы, что называется, с глазами в кучку. Конан был свеж и готов к немедленному действию, как лесная пантера.
Его рука привычным движением нащупала рукоять меча: мало ли что могло приключиться в следующий момент! Он слегка вздрогнул, попытавшись сжать кулак. Пальцы не повиновались ему, казалось, ниже локтя висел сплошной ком тупой, глухо пульсирующей боли. Голова тоже болела, но эта боль была привычной и понятной: не зря же он давеча осушил два кувшина вина. Зато во рту было сухо, точно в заморийской пустыне.
Напрягшийся варвар отчасти успокоился, когда понял, что шум, разбудивший его, был порожден возвращением Ивэнны: по всей видимости, девушка привела лекаря. Мужчина, вошедший с нею вместе, был одет как жрец Митры, но казался гораздо моложе большинства жрецов, которых Конан до сих пор видел. Одежда его выглядела потрепанной в дальнем пути, но чистой, на ногах были чиненые-перечиненые сандалии. Серьезное светлокожее лицо обрамляли длинные рыжевато-русые волосы, густая бородка и усы красиво курчавились. Он держал в правой руке тяжелый, окованный железом березовый посох, а с левого плеча свисала большая кожаная походная сумка. Жрец был подпоясан веревочным кушаком, и никакого оружия при нем не было заметно.
Конан неторопливо слез с мехового ложа и прошел в угол комнаты, где стоял большой кувшин с водой. Прислонив меч к стене, он поднял кувшин здоровой рукой и напился.
– Конан, – озабоченно обратилась к нему Ивэнна, – это Мадезус, тот самый целитель, о котором я тебе говорила вчера. Ему можно доверять: он никому не расскажет, где ты находишься.
Варвар с большим подозрением оглядел молодого священнослужителя.
– Значит, Мадезус, ты жрец? – спросил он, кивая на его облачение.
– Я был жрецом, – прозвучало в ответ. – Три года назад в Коринфии я действительно служил в храме Митры. Теперь я – просто Мадезус, именуемый также Целителем. Я ношу эти одеяния по праву и по своему свободному выбору и по-прежнему являюсь верным поклонником Владыки Света… – Ему явно не хотелось пускаться в дальнейшие объяснения, и он переменил тему: – Твое запястье… Перелом очень скверный. Позволь мне заняться им, и я не буду надоедать тебе больше, чем необходимо. Ивэнна совершенно права: я никому не выдам тебя. Я целитель, меня учили помогать страждущим, а не допрашивать и выдавать.
Он расстегнул свою сумку и принялся расставлять на столике всевозможные пузырьки, коробочки, баночки и еще множество непонятных предметов. Попросив Ивэнну налить из кувшина воды, жрец нашел в сумке несколько свечей и зажег их.
Конан недоверчиво хмурился, но помалкивал. Если целитель обманывал, все равно поздно было что-то предпринимать. Да он и так собирался как можно скорее уносить отсюда ноги. Шут его знает, со стражников станется перерыть весь хренов город в поисках мнимого убийцы принцессы. А вылечит его или нет этот молодой жрец, особого значения не имело. В любом случае, с одной рукой или с двумя, он отыщет Хассима и рассчитается с ним за паскудство. Отправит его торговать краденым в преисподнюю…
Киммериец вновь посмотрел на стол, где Мадезус как раз смешивал какое-то тошнотворного вида снадобье. Запашок у зелья был еще тот.
– Пожалуйста, протяни руку… нет, не так, ладонью вверх… – Мадезус натер приготовленной мазью распухшее, обезображенное запястье, потом взял его в ладони. Закрыл глаза, склонил голову и начал: – Отче Небесный, Даритель Света и Жизни, Защитник Правды, услышь молитву смиренного слуги Твоего…
Несколько минут он нараспев произносил священные слова молитвы. Вскоре Конан ощутил странное покалывание в предплечье, и волосы у него на затылке непроизвольно зашевелились. Варвар никогда не доверял сверхъестественному и, вообще говоря, побаивался его. Ему до смерти захотелось выдернуть у целителя руку и послать его подальше со всеми его штучками. Он удержался, хотя и не без труда. Он ничего не имел ни против Митры, ни против его почитателей. У самого у него был совсем другой бог – угрюмый Кром, обитавший под стылыми серыми кряжами Бен Мора, что в Киммерии. Его народ редко беспокоил Крона молитвами. Кром давал своим детям при их рождении один-единственный подарок: волю сражаться и убивать. Молить свирепого бога о чем-либо еще считалось недопустимым признаком слабости. Конан весьма сомневался, что Кром вообще обращал внимание на молитвы…
Наконец Мадезус завершил молитву и выпустил запястье киммерийца. Лоб жреца усеяли крупные бисерины пота; он вытер лицо ладонью, и было заметно, как дрожала его рука. Вылив в чашку с водой содержимое небольшого фиала, Мадезус выпил. Скоро его руки перестали дрожать. Заметив озадаченное выражение на лице Конана, священнослужитель улыбнулся и ободрил его: