Так они ехали еще несколько часов со всей скоростью, которую могли себе позволить. Больше им не попадалось никаких признаков того, что здесь когда-либо побывал Ламици, но они упорно стремились вперед. Наконец они все-таки решили расположиться на ночлег и немного поспать, а заодно дать отдохнуть коням. Разложив одеяла, они завернулись в них и тотчас заснули…

Между тем Ламици таился гораздо ближе, чем они отваживались предполагать.

После своего бегства из Иннасфална евнух отчаянно гнал коня. Полуослепленный вспышкой амулета Мадезуса, Ламици попросту запаниковал. Теперь еще Конан, чего доброго, пустится за ним в погоню!.. Если бы не глаза, он спрятался бы у самого входа, и глупый варвар, выскочив из таверны, как раз и напоролся бы на ядовитое жало его стилета. Но зрение слишком медленно возвращалось к нему. По-прежнему наполовину ощупью он пробрался вдоль стены, едва найдя в потемках дерево, к которому привязал свою лошадь…

К тому времени, когда он наконец отыскал коня, он чувствовал только СТРАХ – такой, какого не испытывал еще никогда! Он потерял слишком много времени; киммериец вот-вот бросится на него из темноты и разорвет, точно бешеный пес. Кое-как евнух вскарабкался в седло и, колотя пятками, с места пустил лошадь бешеным галопом. И скакал несколько часов, прежде чем осознал, что едет на восток. Зрение наконец вернулось к нему, но не смелость. К тому же он знал: если повернуть назад, он столкнется носом к носу с киммерийцем. И с друзьями, которые вполне могли киммерийца сопровождать…

Значит, следовало держать путь на восток. И надеяться, что удастся отыскать какое-нибудь укрытие и отсидеться. Если Конан вправду погнался за ним, Ламици будет просто тихо сидеть и ждать, пока тот не удалится на приличное расстояние. Решив так, евнух продолжал двигаться на восток. Скоро, впрочем, он понял, что спрятаться будет не так-то легко. Никаких укрытий вблизи тропы не было видно. С обеих сторон вздымались скалы или стояли плотные группки деревьев, сквозь которые он все равно не смог бы продраться. Делать нечего, он ехал дальше, надеясь, что укромное местечко все же отыщется…

Евнух двигался, конечно, медленнее, чем Конан с Кейлашем. Не с его убогими навыками было состязаться с ними в скорости на горной тропе. Однако у него была порядочная фора, да и останавливаться для поиска следов ему не приходилось. Про себя он радовался тому, что дорога была сплошь каменистой. Когда попадалась грязь, могущая сохранить отпечаток копыта, он ее тщательно объезжал.

И вот теперь он спал едва ли не в трех лигах от своих преследователей. И если те двое спали богатырским сном здоровых и чистых сердцем людей, то Ламици без конца одолевали тревожные сновидения.

Ему снилось, что он – маленькая серая мышка посреди нескончаемого открытого поля. Поле простиралось во все стороны: некуда убежать, негде спрятаться…

За ним гнались. Стояла ночь, и евнух-мышка не знал, что именно за ним гналось, но что-то кружило над головой. И искало его. Он слышал шорох кожистых крыльев и пока еще далекий, пронзительный крик. Он замирал в ужасе и все смотрел вверх, стараясь постичь природу преследователя. Он видел только одинокий глаз, быстро приближавшийся к нему. Темно-багровый глаз с непроглядной щелью зрачка… Силы оставили его, и Ламици, не двигаясь, ждал смертного часа. И вот острые когти и кривые зубы впились в его плоть, раздирая тело на части…

Ламици с воплем проснулся и принялся оглядываться по сторонам, точно так же как делал это во сне. Жуткого глаза не было видно – только белое, как кость, ко всему безразличное око луны. Дрожа всем телом, евнух облегченно вздохнул. Неподалеку стоял его конь, привязанный к дереву. Ламици уже собирался снова лечь и попытаться заснуть, когда заметил краем глаза странное, бирюзовое свечение у самой земли.

Оно исходило из кожаной сумки, которую евнух бросил рядом с собой. Ламици распутал завязки и заглянул внутрь. Амулет жреца едва заметно светился. Это не понравилось убийце, он принялся рыться в поисках какой-нибудь тряпки, способной заглушить ненавистный свет. Найдя наконец клок черной ткани, он как можно плотнее замотал амулет. Вот так-то лучше! Ламици уже вновь затягивал ремешки, когда за спиной, совсем рядом, прозвучал знакомый голос:

– Доброй ночи, Ламици!

Это был женский голос, порождавший странное эхо. Евнух судорожно крутанулся на месте.

– Азора!.. – ахнул он потрясение. – Ты здесь!.. Каким образом…

– Это не важно, – отвечала жрица мутари. – Слушай внимательно. Ты должен будешь сделать так, как я тебе говорю.

Мутари стояла перед ним, закутанная в черный плащ, почти невидимая в ночной темноте. В лунном свете смутно белело только лицо, да и его наполовину скрывал низко надвинутый капюшон. Губы поблескивали алым, словно только что смоченные кровью. Длинные рукава одеяния прятали кисти рук, а нижний край плаща касался земли.

– Слушаю и повинуюсь, о жрица… Я твой раб, как всегда. Молю тебя, ответь мне только… Почему Эльдран до сих пор жив?

– Его хранят могучие Силы, – ответила Азора. – Жрец Митры, Мадезус, носит талисман, который мешает моей магии.

– Он больше не носит его, жрица! Я убил митраита! Прошлой ночью, в деревне! Я заколол его отравленным кинжалом. Я видел, как он умирал!

– В самом деле?.. – Ее глаза впились в самую душу евнуха, словно вытряхивая наизнанку его память и проверяя, не пытается ли он солгать. Потом ее губы дрогнули в улыбке мрачного торжества, она рассмеялась так, что у него пробежал по коже мороз. – Неплохо сработано, евнух!.. Тогда тебе остается сделать только одно дело. Ты должен принести мне талисман… Амулет, который он носил. Он наделен великой силой, древней и смертоносной. Без него ни один человек – и даже жрец проклятого Митры! – не сможет мне противостоять!..

Ламици улыбнулся:

– Этот амулет здесь, со мной, моя госпожа. Я вынул его из мертвой руки митраита!

Он подхватил свою сумку и с торжеством извлек из Нее замотанный в тряпицу амулет.

Азора попятилась на несколько шагов прочь:

– Погоди! Я еще не готова его лицезреть. Говорю тебе, в нем заключена Сила, способная бороться со мной и без участия жреца. Ты должен ехать вперед по тропе до конца, а когда доберешься до восточных предгорий Кезанкиев – поверни к югу. Храни талисман! Принеси его в Шан-и-Сорх, в мою крепость! Там я буду в силах уничтожить его.

На лице Ламици отразилось непонимание.

– Я здесь не во плоти, болван! – раздраженно пояснила мутари. Она протянула к евнуху руку, и палец, увенчанный черным ногтем, неосязаемо прошел сквозь его тело. – Ты видишь всего лишь мое отражение. Мое могущество так возросло, что я по своему произволу могу посылать его издалека!

Ламици попытался что-то понять, потом спросил:

– Как же я разыщу твою крепость, высокочтимая жрица? Я никогда не путешествовал так далеко на юг и…

– Когда ты повернешь к югу, я вновь пошлю тебе мое отражение. Принеси талисман, и как можно быстрее! Я уничтожу его, и с Эльдраном будет покончено. Уже ничто не сможет отвратить его гибель!

– Есть одна трудность, моя госпожа, – сказал Ламици. – Конан и Кейлаш еще живы. Не знаю как, но они избежали ловушки, подстроенной им в храме, и теперь гонятся за мной!

По лицу Азоры прошла тень беспокойства. Будь здесь побольше света, евнух, возможно, заметил бы в глазах жрицы нечто подозрительно напоминавшее сомнение.

– Ты не должен дать им себя поймать, – сказала Мутари. – На таком расстоянии от моей крепости я мало Чем могу тебя защитить. Скачи быстрее! Нас еще разделяют сотни лиг, но ты должен их преодолеть. И держи талисман надежно спрятанным!

Образ Азоры рассеялся, а луну затянули тонкие облачка. Ламици протер глаза, зевнул и стал собирать вещи. Он доберется к Азоре и отдаст ей амулет. И может, с ее помощью все-таки возродит былые надежды. Чего бы ему это ни стоило, он не дастся в руки преследователям: пусть гонятся за ним – навстречу погибели. Посмеиваясь, погнал он коня на восток, и вскоре между ним и двумя спящими воинами пролегло множество лиг…