Мальгореш попытался предотвратить намечавшееся сражение. Нехорошо, конечно, что его друг получил по голове, но и потасовка в пивной была ему совсем ни к чему.

– Тихо!.. – заорал он во все горло. – Стойте, кому говорю! Если уж так охота почесать кулаки, деритесь на улице!

Увы! Те, к кому он обращался, были порядком под мухой и остались глухи к его призывам. Конан сжал кулаки и всадил их своему полуоглушенному противнику в бока. Характерный звук ломающихся костей смешался с потоками умопомрачительных ругательств. Вонючка выплюнул кровавые осколки зубов и стал звать на помощь (насколько ему позволяла изуродованная челюсть):

– Кулг!.. Винак!.. Брата Ванзу бьют!.. – провыл он, оседая на пол и прижимая руки к помятой грудной клетке. Его начало шумно рвать.

Двое, сидевшие за ближайшим столом, оглянулись. Разговоры в таверне постепенно начали затихать, воцарилась нехорошая тишина. Кулг, громаднейший звероподобный детина, поднял голову от кружки. Он очень походил на нечесаного Ванзу, корчившегося на полу у ног киммерийца, только был раза в два выше брата и, если это вообще возможно, еще уродливее его. Он был до того волосат, что люди не уставали строить шуточные предположения насчет его возможных предков, – заглазно, естественно. Косматая борода Кулга начиналась от самых глаз. Отлогий лоб, кустистые брови – и черная шерсть, лезущая из засаленного ворота куртки. Кулг не блистал великим умом, даже если сравнивать с балбесом Ванзой, но, как часто бывает с такими людьми, легко приходил в ярость. И в особенности когда его родственник валялся на полу и плакал от боли!

Винак, сидевший рядом с Кулгом, извлек откуда-то небольшой, остро отточенный нож и спрятал в ладони. Он ничуть не походил на старшего брата. Он был плюгав, подл и труслив. Не сводя с Конана глаз, он готовил метательный нож и только ждал, чтобы киммериец повернулся спиной.

Кулг действовал прямолинейно. Издав утробное рычание, он оторвал необъятный зад от жалобно заскрипевшей скамьи. Растопырил волосатые, с отросшими ногтями пальцы – и ринулся прямо на Конана.

Варвар действовал инстинктивно, – по части кабацких драк опыт у него был богатейший. Он отскочил с пути волосатого гиганта, а когда тот тяжело пролетал мимо – подставил ему ногу. Кулг с размаху ухнул вперед, соприкоснулся со стойкой… та явно не была рассчитана на то, чтобы ее крушили тараном. Или подобной башкой. Она опрокинулась, сшибив с ног Мальгореша. Полетел и кружки, пиво всплеснулось фонтаном. Туранец только взмахнул руками: его опрокинуло на пол и прижало столешницей. Мадезус, удрученный развитием событий, понял, что все равно не сможет их остановить, и нагнулся осмотреть ушибленную голову Кейлаша.

Тем временем Конан, обернувшись, поймал руку Кулга, смахивавшую на древесный ствол, и завернул ее детинушке за спину. Одновременно он пнул пьяницу под колено; оба приземлились на перевернутую стойку, то есть опять же на Мальгореша, охнувшего на полу. Винак, наконец-то увидев прямо перед собой беззащитную спину Конана, привычным движением отвел назад руку…

Мадезус заметил отблеск стали.

– Конан!.. – крикнул он. – Сзади!..

И отчаянно бросился к Винаку, надеясь испортить ему бросок.

Трусливый метатель ножей на миг призадумался: может, лучше проткнуть странного незнакомца в зеленом плаще?.. Потом все-таки торопливо бросил нож в Конана и юркнул прочь. Кажется, пора было уносить ноги.

Киммериец услышал крик митраита, но откатываться, уходя от ножа, было попросту некуда. По счастью, жрец все-таки испортил Винаку бросок. Нож прошел в нескольких футах выше цели и глубоко воткнулся в один из пустых пивных бочонков. Придя в ярость, Конан сгреб Кулга за нечесаные патлы на затылке и несколько раз подряд вмазал его рожей в исподнюю сторону столешницы.

Кто-то из посетителей подставил удиравшему Винаку подножку. Тот полетел кувырком, врезался в стол и проворно забрался под него. У сидевших за столом расплескалось пиво из кружек, и они не задумываясь выместили обиду на ближайших соседях. Драка начала распространяться по таверне со скоростью степного пожара…

ГЛАВА 16

ПРОЩАНИЕ

Ламици добрался в Иннасфалн примерно на час позже Конана, Мадезуса и Кейлаша. Крадучись, вошел он в деревню и провел коня к гостинице, стоявшей посредине селения. Вот уже много лет ему не приходилось забираться так далеко от столицы. И ни разу еще он не путешествовал на сколько-нибудь значительные расстояния в одиночестве. Ему было холодно, в непривычном теле ныла каждая косточка, но решимость Ламици ни разу не была поколеблена. Более чем когда-либо евнух был сосредоточен на мести.

Внешне за последние несколько дней он изменился так, что люди, встречавшие его во дворце, были бы потрясены, увидев его теперь. Он страшно осунулся и, казалось, разом постарел лет на двадцать. Глаза, обычно спокойные и безмятежные, налились кровью и лихорадочно горели. А под глазами набрякли темные мешки, как если бы Ламици не спал несколько суток подряд. Однако одержимость, доведшая евнуха до такого состояния, одновременно придавала ему необыкновенную энергию и силы двигаться дальше. О собственном своем будущем он давно не задумывался. Будущее?.. Он убьет тех, кто разрушил мечту всей его жизни. И какая разница, что будет потом!

Они были здесь. Он увидел их лошадей, привязанных к перилам таверны. Потом его слуха достиг невероятный тарарам, происходивший внутри. Встревоженный Ламици на всякий случай обошел здание и привязал коня к дереву. Потом прислушался, надеясь различить голоса тех, за кем шалея. Безрезультатно. Изнутри доносились только вопли дерущихся и треск сокрушаемой мебели. Ламици как можно ниже натянул на лицо капюшон и осторожно приблизился ко входу в таверну.

Он очень боялся быть узнанным, но, едва войдя внутрь, понял всю необоснованность своих страхов. Здесь и самого короля не узнали бы. От стены до стены таверны бушевал водоворот брыкающихся, орущих, машущих кулачищами человеческих тел. Ламици увернулся от двоих вдрызг пьяных болванов, весело превращавших в фарш лица друг друга, и пробрался в относительно тихий уголок, куда еще не докатилось сражение. Может быть, оттуда ему удастся рассмотреть свои жертвы?

Евнух почти сразу заметил Конана, орудовавшего кулаками на другом конце помещения, футах в тридцати от него. Варвар ожесточенно дрался с какой-то волосатой гориллой, превосходившей ростом даже его. Ни Мадезуса, ни Кейлаша не было видно. Ламици решался положиться на капюшон, вроде бы надежно прикрывавший его черты, и дюйм за дюймом заскользил вдоль стены, подбираясь поближе к Конану. Вот прямо перед ним в стену врезалась железная кружка, потом пришлось переступить через несколько тел, уже отключившихся от мирских забот. Дерущихся было не менее сорока человек, и всеобщая неразбериха служила крадущемуся убийце самым лучшим прикрытием, какое можно придумать. Никто не обращал внимания на человека в плаще, тихонько пробиравшегося в глубину комнаты, где все еще выясняли отношения Конан и Кулг.

К изумлению киммерийца, Кулг упорно отказывался терять сознание. Конан размазывал его по опрокинутой стойке, влепливал в каменную стену и, кажется, сломал гиганту одну волосатую руку. И что же?.. Кулг знай вставал и устремлялся на Конана. Когда он понесся на варвара в очередной раз, Конан решил не уступать дороги и, если потребуется, переломать ему остальные кости. А не поможет – вытащить наконец меч и принять еще более суровые меры.

Вот Кулг подскочил к нему, и Конан, извернувшись, приготовился отправить человекообразную обезьяну в полет. Но в этот момент кто-то дернул его за ногу, мешая совершить нужное движение. Это проблевавшнйся Ванза на какое-то время перестал нянчиться с поломанными ребрами и решил отплатить обидчику. Конан рывком высвободил ногу, и тут в него врезался Кулг. Делать нечего, пришлось падать на спину и принимать на себя свалившуюся сверху тушу. Недовольно рыча, Конан потянулся к мечу…

В нескольких шагах от него Мадезус без большого успеха пытался привести в чувство Кейлаша. Железная кружка оставила на лбу горца уродливый след, расшибив череп и содрав лоскут кожи, болтавшийся и кровоточивший. Жрецу оставалось только клясть себя за то, что не сумел удержать своих товарищей от посещения столь малопочтенного места. А ведь он с самого начала был против!