— Симон, черт бы тебя драл, вылазь оттуда.

И слабо, почти неразличимо из гробницы донеслось: — Нет.

— Что значит «нет»? Ты же восстал из мертвых, так теперь выходи. Покажи этим маловерным, что ты воскрес.

— Я, например, уже верую, — сказал я.

— Меня убедили, — сказал Матфей.

— Что до меня, то «нет» засчитывается как личное присутствие, — сказал Иосиф Аримафейский.

Я не уверен, что нам всем, нюхнувшим гнилой плоти, хотелось лицезреть источник запаха. Даже Мэгги с Марфой, похоже, сомневались, стоит ли братцу показываться на люди.

— Симон, а ну выволакивай свою прокаженную задницу! Иди вон! — заорал Джошуа.

— Но я… весь такой бяка.

— Мы и не таких бяк видали, — ответил Джошуа. — Вылезай на свет.

— У меня вся кожа зеленая, как незрелая оливка.

— Оливково-зеленый! — объявил Настыль, увязавшийся за нами в Кедрон. — Говорил тебе, что не лазоревый.

— Да что он, к чертовой матери, понимает? Он же умер, — не сдавался Авель.

В конце концов Джошуа опустил руки и влетел в гробницу сам.

— Поверить не могу — воскрешаешь парня из мертвых, а он такой хам, что даже навстречу не выйдет… В-ВО-ООО! СВЯТИ-ЯТИ! — Джош вывалился из гробницы на негнущихся ногах. Затем, повернувшись к нам, очень тихо и спокойно произнес: — Нам нужна чистая одежда, вода, чтоб умыться, и бинты. Бинтов — побольше. Я могу его исцелить, но сначала придется как бы слепить ему тело из деталей. Держись, Симон! — крикнул Джош во тьму гробницы. — Нам уже подвозят припасы, а потом я приду и исцелю твой недуг.

— Какой недуг? — спросил Симон.

Глава 29

Когда все свершилось, Симон выглядел здорово — гораздо лучше, чем при жизни. Джошуа не только поднял его из мертвых, но и вылечил проказу. Мэгги и Марфа пришли в полный восторг. Обновленный Симон пригласил нас к себе — отпраздновать. К несчастью, увязавшиеся за нами Авель и Настыль также видели воскрешение с исцелением и, несмотря на все наши увещевания, понесли эту весть по всей Вифании и в Иерусалим.

Иосиф Аримафейский тоже отправился в гости, но ему было не до праздников.

— Ужин этот — все-таки не ловушка, — сказал он Джошу. — Скорее — испытание.

— Я уже прошел через одно их испытание ужином, — ответил Джошуа. — Я думал, ты истинно верующий.

— Я он и есть, — ответил Иосиф. — Особенно после сегодняшнего. Но именно поэтому тебе следует принять мое приглашение и отужинать с фарисеями из Совета. Показать им, кто ты есть. Объяснить в неформальной обстановке, чем ты тут занимаешься.

— Меня и Сатана уже как-то раз просил себя показать, — ответствовал Джошуа. — Что еще я должен этим ханжам доказывать?

— Джошуа, я тебя умоляю. Может, они и ханжи, но власть над умами имеют огромную. Они тебя осуждают, а потому люди боятся внимать Слову. Мы знакомы с Понтием Пилатом, и я не думаю, что кто-нибудь посмеет у меня в доме тебе повредить, не навлекши на себя его гнева.

Джошуа какое-то время лишь прихлебывал вино.

— Ну, стало быть, надо в гадючье гнездо лезть.

— Не делай этого, Джош, — предостерег я.

— Только прийти нужно одному, — сказал Иосиф. — Апостолов не брать.

— Не проблема, — ответил я. — Я всего-навсего ученик.

— А особенно — вот этого. — Иосиф показал на меня. — Там будет Иаакан бар Иебан.

— Значит, и мне опять весь вечер дома сидеть, — вздохнула Мэгги.

А потом мы все стояли и махали им вслед. Джошуа с Иосифом уходили в Иерусалим на вечерю.

— Как только свернут за угол, ступай за ними, — сказала Мэгги.

— Конечно.

— Держись поближе, если позовет на помощь.

— Ну еще бы.

— Иди сюда. — Мэгги втянула меня в дверь, где нас не увидят остальные, и одарила своим фирменным поцелуем — от таких я моментально входил со всего маху в стены и на несколько минут забывал собственное имя. Поцелуй этот был первым за несколько месяцев. Потом она отпустила меня.

— Ты ведь знаешь. Не будь на свете Джошуа, я бы никого не любила — только тебя, — сказала она.

— Вовсе не нужно давать мне взятки, чтоб я за ним следил, Мэгги.

— Я знаю. За это, среди прочего, и люблю тебя. А теперь иди.

Годы, потраченные на овладение искусством подкрадывания к монахам, окупились сторицей. Я тенью следовал за Иосифом и Джошем по Иерусалиму. Они понятия не имели, что я за ними слежу, а я перетекал из проема в проем, от стены к дереву и так добрался до Иосифова дома. Он стоял сразу к югу от городской стены, в одном броске камня от дворца самого первосвященника Каиафы. Дом Иосифа Аримафейского был лишь немногим меньше дворца, но мне удалось найти такую точку на крыше соседнего здания, откуда я мог наблюдать через окно за вечерей и одновременно — за парадным входом.

Джошуа с Иосифом некоторое время одни сидели в трапезной и пили вино, а затем слуги начали вводить в залу по двое-трое и остальных гостей. Когда подали на стол, собралась целая дюжина — все фарисеи, присутствовавшие у Иаакана, плюс еще пятеро, которых я раньше не видел. Все были мрачны, тщательно мыли руки перед едой и оценивающе оглядывали друг друга, проверяя, все ли в порядке.

Я не слышал, о чем они говорят, да это и не важно. Джошу, судя по всему, непосредственно ничего не грозило, а меня беспокоила только его безопасность. На риторическом поле боя он и сам за себя постоит. Но затем, когда уже казалось, что вечеринка закончится без инцидентов, я заметил на улице высокую шапку и белое одеяние жреца, а с ним — двух храмовых стражников с длинными копьями о бронзовых наконечниках. Я моментально сверзился с крыши и обогнул дом с другой стороны — в аккурат успев заметить, как слуга вводит жреца в дом.

Стоило Джошу возникнуть в дверях Симонова дома, Мэгги и Марфа кинулись осыпать его поцелуями, будто он с войны вернулся, а затем повели к столу и забросали вопросами об ужине.

— Сначала они на меня орали, что я оттягиваюсь, пью вино и пирую в свое удовольствие. Говорили, что если я поистине пророк, то должен поститься.

— А ты им что? — спросил я, не успев еще толком отдышаться после марафона от дома Иосифа.

— Я сказал: вот Иоанн питался жучками, вина в жизни не пробовал, и весело ему уж никак не было — и ему все равно не поверили, поэтому по каким нормам они предлагают нам жить, и передайте, пожалуйста, таболе[10].

— А они что?

— А они принялись на меня орать, что я ем за одним столом с мытарями и блудницами.

— Э-эй, — сказал Матфей.

— Э-эй, — сказала Марфа.

— Они не тебя имели в виду, Марфа, они на Мэгги намекали.

— Э-эй, — сказала Мэгги.

— Я сказал, что мытари и блудницы узрят Царство Небесное раньше их. Тогда они стали на меня орать, что я врачую в Шабат, не мою руки перед едой, снова сговорился с диаволом и богохульствую, утверждая, что я Сын Божий.

— А потом что?

— Потом внесли десерт. Какой-то фиговый тортик с медом. Мне понравилось. Потом в дверь ввалился парень в облачении жреца.

— Ой-ёй, — сказал Матфей.

— Да, это было круто, — продолжал Джошуа. — Он обошел всех фарисеев и пошептал каждому что-то на ушко, после чего Иаакан осведомился, чьей властью я поднял Симона из мертвых.

— И что ты ответил?

— Ничего я не ответил. При саддукее-то? Но Иосиф им сказал, что Симон вовсе не умер, а просто спал.

— И они что?

— Тогда они спросили, чьей властью я его разбудил.

— И ты что?

— И я разозлился. Я сказал, что всею властью Бога и Духа Святого, властью Моисея и Илии, властью Давида и Соломона, властью грома и молнии, властью моря, и воздуха, и огня земного. Вот что я им сказал.

— А они что?

— А они ответили, что у Симона, должно быть, очень крепкий сон.

— Сарказм этим парням — что слону дробина, — сказал я.

— Да, только патроны переводить, — согласился Джошуа. — Как бы то ни было, когда я уходил, снаружи торчали два храмовых стражника. Копья переломлены, а сами без сознания. У одного к тому же — весь череп в крови. Ну, я их исцелил, а когда увидел, что оба приходя г в себя, пошел обратно.