Изменить стиль страницы
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
1 О скудная вельможность нашей крови!
Тому, что гордость ты внушаешь нам
Здесь, где упадок истинной любови,
4 Вовек не удивлюсь; затем что там,
Где суетою дух не озабочен,
Я мыслю — в небе, горд был этим сам.
7 Однако плащ твой быстро укорочен;
И если, день за днем, не добавлять,
Он ножницами времени подточен.
10 На «вы», как в Риме стали величать,[1561]
Хоть их привычка остается зыбкой,
Повел я речь, заговорив опять;
13 Что Беатриче, в стороне, улыбкой
Отметила, как кашель у другой[1562]
Был порожден Джиневриной ошибкой.
16 Я начал так: «Вы — прародитель мой;
Вы мне даете говорить вам смело;
Вы дали мне стать больше, чем собой.
19 Чрез столько устий радость овладела
Моим умом, что он едва несет
Ее в себе, счастливый до предела.
22 Скажите мне, мой корень и оплот,
Кто были ваши предки и который
В рожденье ваше помечался год;
25 Скажите, велика ль была в те поры
Овчарня Иоаннова,[1563] и в ней
Какие семьи привлекали взоры».
28 Как уголь на ветру горит сильней,
Так этот светоч вспыхнул блеском ясным,
Внимая речи ласковой моей;
31 И как для глаз он стал вдвойне прекрасным,
Так он еще нежней заговорил,
Но не наречьем нашим повсечасным:
34 «С тех пор, как «Ave» ангел возвестил
По день, как матерью, теперь святою,
Я, плод ее, подарен свету был,
37 Вот этот пламень, должной чередою,
Пятьсот и пятьдесят и тридцать крат
Зажегся вновь под Львиною пятою.[1564]
40 Дома, где род наш жил спокон, стоят
В том месте, где у вас из лета в лето
В последний округ всадники спешат.[1565]
43 О прадедах моих скажу лишь это;
Откуда вышли и как звали их,
Не подобает мне давать ответа.
46 От Марса к Иоанну,[1566] счет таких,
Которые могли служить в дружине,
Был пятой долей нынешних живых.
49 Но кровь, чей цвет от примеси Феггине,
И Кампи, и Чертальдо помутнел,[1567]
Была чиста в любом простолюдине.
52 О, лучше бы ваш город их имел
Соседями и приходился рядом
С Галлуццо и Треспьяно ваш предел,[1568]
55 Чем чтобы с вами жил пропахший смрадом
Мужик из Агульоне[1569] иль иной
Синьезец,[1570] взятку стерегущий взглядом!
58 Будь кесарю не мачехой дурной
Народ, забывший все, — что в мире свято,
А доброй к сыну матерью родной,
61 Из флорентийцев, что живут богато,
Иной бы в Симифонти поспешил,[1571]
Где дед его ходил с сумой когда-то.
64 Досель бы графским Монтемурло[1572] слыл,
Дом Черки оставался бы в Аконе,[1573]
Род Буондельмонти бы на Греве[1574] жил.[1575]
67 Смешение людей в едином лоне
Бывало городам всего вредней,
Как от излишней пищи плоть в уроне.
70 Ослепший бык повалится скорей
Слепого агнца; режет острой сталью
Единый меч верней, чем пять мечей.
73 Взглянув на Луни и на Урбисалью,[1576]
Судьба которых также в свой черед
И Кьюзи поразит, и Синигалью,[1577]
76 Ты, слыша, как иной пресекся род,
Мудреной в этом не найдешь загадки,
Раз города, и те кончина ждет.
79 Все ваше носит смертные зачатки,
Как вы, — хотя они и не видны
В ином, что длится, ибо жизни кратки.
82 Как берега, вращаясь, твердь луны
Скрывает и вскрывает неустанно,
Так судьбы над Флоренцией властны.
85 Поэтому звучать не может странно
О знатных флорентийцах речь моя,
Хоть память их во времени туманна.
88 Филиппи, Уги, Гречи видел я,
Орманни, Кателлини, Альберики —
В их славе у порога забытья.
91 И видел я, как древни и велики
Дель Арка и Саннелла рядом с ним,
Ардинги, Сольданьери и Бостики.[1578]
94 Вблизи ворот, которые таким
Нагружены предательством, что дале
Корабль не может плавать невредим,[1579]
97 В то время Равиньяни обитали,
Чтоб жизнь потом и графу Гвидо дать,
И тем, что имя Беллинчоне взяли.[1580]
100 Умели Делла Пресса управлять;
И уж не раз из Галигаев лучший
Украсил позолотой рукоять.[1581]
103 Уже высок был белий столб,[1582] могучи
Фифанти, те, кто кадкой устыжен,[1583]
Саккетти, Галли, Джуоки и Баруччи.
106 Ствол, давший ветвь Кальфуччи,[1584] был силен;
Род Арригуччи был средь привлеченных
К правлению, род Сиции почтен.
109 В каком величье видел я сраженных
Своей гордыней![1585] Как сиял для всех
Блеск золотых шаров непосрамленных![1586]
112 Такими были праотцы и тех,
Что всякий раз, как церковь опустеет,
В капитуле жиреют всем на смех.[1587]
115 Нахальный род,[1588] который свирепеет
Вслед беглецу, а чуть ему поднесть
Кулак или кошель, — ягненком блеет,
118 Уже тогда все выше начал лезть;
И огорчался Убертин Донато,[1589]
Что с ними вздумал породниться тесть.
121 Уже и Капонсакко на Меркато
Сошел из Фьезоле;[1590] и процвели
И Джуда меж граждан, и Инфангато.
124 Невероятной истине внемли:
Ворота в малый круг во время оно
От Делла Пера имя повели.[1591]
127 Кто носит герб великого барона,
Чью честь и память, празднуя Фому,
Народ оберегает от урона,
130 Те рыцарством обязаны ему;
Хоть ищет плотью от народной плоти
Стать тот, кто этот щит замкнул в кайму.[1592]
133 Я Импортуни знал и Гвальтеротти;
И не прибавься к ним иной сосед,
То Борго жил бы не в такой заботе.[1593]
136 Дом, ставший корнем ваших горьких бед,
Принесший вам погибель, в злобе правой,
И разрушенье бестревожных лет,
139 Со всеми сродными почтен был славой.
О Буондельмонте, ты в недобрый час
Брак с ним отверг, приняв совет лукавый![1594]
142 Тот был бы весел, кто скорбит сейчас,
Низринь тебя в глубь Эмы[1595] всемогущий,
Когда ты в город ехал в первый раз.
145 Но ущербленный камень, мост блюдущий,[1596]
Кровавой жертвы от Фьоренцы ждал,
Когда кончался мир ее цветущий.
148 При них и им подобных я видал
Фьоренцу жившей столь благоуставно,
Что всякий повод к плачу отпадал;
151 При них народ господствовал так славно
И мудро, что ни разу не была
Лилея опрокинута стремглавно[1597]
154 И от вражды не делалась ала».[1598]
вернуться

1561

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
Пятое небо — Марс (продолжение)

10. На «вы», как в Риме стали величать. — Считалось, что обращение на «вы» впервые возникло в Риме применительно к Цезарю.

вернуться

1562

14-15. Как кашель у другой… — В романе о Ланчелоте (см. прим. А., V, 128) придворная дама многозначительно кашлянула, присутствуя при нежной беседе королевы Джиневры с Ланчелотом.

вернуться

1563

26. Овчарня Иоаннова — то есть Флоренция, патроном которой считался Иоанн Креститель.

вернуться

1564

34-39. С тех пор, как «Ave» ангел возвестил… — Флорентийское летосчисление велось от «воплощения Христова» (25 марта). От этой начальной даты по день рождения Каччагвиды Марс вступал в созвездие Льва 580 раз. Во времена Данте годовое обращение Марса считалось равным 686,94 дня. Следовательно, Каччагвида родился в 1091 г.

вернуться

1565

41-42. В том месте… — где на ежегодном состязании всадники вступают в последний из шести округов (Porta San Piero). Домами в этой старейшей части города владели исконные флорентийские роды.

вернуться

1566

46. От Марса к Иоанну — от статуи Марса (А., XIII, 143–150) до баптистерия св. Иоанна, то есть от южного конца города до северного.

вернуться

1567

49-50. Феггине (Фильине), Кампи и Чертальдо — небольшие города неподалеку от Флоренции.

вернуться

1568

54. Голлуццо и Треспьяно — местечки под самой Флоренцией.

вернуться

1569

56. Мужик из Агульоне (близ Флоренции) — Бальдо д'Агульоне, юрист, составитель амнистии 1311 г., в которую Данте не был включен (см. также прим. Ч., XII, 105).

вернуться

1570

57. Синьезец — Фацио деи Морубальдини из Синьи (местечко в окрестностях Флоренции), судья-взяточник.

вернуться

1571

62. Иной бы в Симифонти поспешил — по-видимому, Липпо Веллути, деятель партии Черных.

вернуться

1572

64. Монтемурло — замок, принадлежавший графам Гвиди.

вернуться

1573

65. Черки, выходцы из Аконе — см. прим. А., VI, 64–72.

вернуться

1574

66. Буондельмонти, после разрушения в XII в. флорентийцами их замка Монтебуони на реке Греве, поселились во Флоренции.

вернуться

1575

58-66. Смысл: «Если бы духовенство не оспаривало императорских прав и этим не способствовало распрям, раздирающим Италию, то многие оставались бы жить на прежних местах, и Флоренция не страдала бы от пришельцев».

вернуться

1576

73. Луни (А., XX, 47) и Урбисолья — некогда цветущие города, во времена Данте лежавшие в развалинах.

вернуться

1577

75. Кьюзи и Синиголья пришли ко времени Данте в полный упадок.

вернуться

1578

88-93. Перечисляемые в этих и в дальнейших стихах флорентийские роды ко времени Данте либо пресеклись, либо оскудели.

вернуться

1579

94-96. Вблизи ворот Сан-Пьеро теперь обитают разбогатевшие Черки (ст. 65), которые в 1280 г. скупили дома и дворцы, некогда принадлежавшие роду Равиньяни (см. прим. 97–99), а затем графам Гвиди, и которые своим предательством приведут к гибели государственный корабль. Когда были провозглашены «Установления правосудия», они примкнули к народной партии, но в 1301 г. малодушно предали город Карлу Валуа (см. прим. Р., XVII, 48).

вернуться

1580

97-99. Равиньяни. — Беллинчоне Берти деи Равиньяни (Р., XV, 112) выдал свою дочь Гвальдраду (А., XVI, 37) за графа Гвидо Старого, и внуком ее был граф Гвидо Гверра (А., XVI, 34–39). Имя Беллинчоне укоренилось в потомстве трех сестер Гвальдрады.

вернуться

1581

102. Золотая рукоять меча была признаком рыцарского звания.

вернуться

1582

103. Белий столб. — В гербе рода Пильи была в червленом поле отвесная полоса («столб») бельего (беличьего) меха.

вернуться

1583

104. Те, кто кадкой устыжен — Кьярамонтези, опозоренные своим сородичем, Дуранте Кьярамонтези (см. прим. Ч., XII, 105).

вернуться

1584

106. Ствол, давший ветвь Кальфуччи — род Доната.

вернуться

1585

109-110. Сраженных своей гордыней — Уберти.

вернуться

1586

111. Золотые шары были в гербе Ламберта.

вернуться

1587

112-114. Такими были праотцы и теперешних Висдомини, и Тозинги, которые, когда пустует епископская кафедра, становятся ее блюстителями и живут вольготно.

вернуться

1588

115. Нахальный род — Адимари. Один из них, Боккаччо Адимари, завладел после изгнания Данте его имуществом и всеми силами противился применению к нему амнистии.

вернуться

1589

119. Убертин Донато, женатый на одной из дочерей Беллинчоне Берти деи Равиньяни, был недоволен тем, что его тесть выдает другую свою дочь за одного из Адимари.

вернуться

1590

121-122. Капонсакко. — Капонсакки, знатные фьезоланцы, поселились во Флоренции возле Меркато Веккьо (Старого Рынка).

вернуться

1591

125-126. Одни из ворот старого города (малый круг), Porta Peruzza, были названы по имени Делла Пера, теперь забытых.

вернуться

1592

127-132. Кто носит герб великого барона… — Гугон Великий, маркиз Тосканский (умер в 1001 г.), поминаемый в день Фомы, посвятил в рыцари некоторых флорентийцев, которые и приняли его герб с теми или другими отличиями. Герб Делла Белла отличен был золотой каймой. Один из Делла Белла, Джано, возглавил народное движение против магнатов и был вдохновителем «Установлений правосудия» 1293 г.

вернуться

1593

133-135. Импортуни и Гвальтеротти жили в округе Борго Санти-Апостоли, где было бы спокойнее без новых поселенцев (Буондельмонти).

вернуться

1594

136-141. Дом, ставший корнем ваших горьких бед — семья Амидеи. В 1215 г. Буондельмонте де'Буондельмонти, нарушив слово, данное девушке из рода Амидеи, женился на другой. Амидеи, их родичи и друзья решили отомстить. Наиболее решительный совет подал Моска деи Ламберта (А., XXVIII, 103–111), и Буондельмонте был убит близ Старого Моста, у статуи Марса (ст. 145). К этому убийству легенда приурочила раскол города на гвельфов и гибеллинов. Первых возглавили Буондельмонти, вторых — Уберти.

вернуться

1595

143. Эма — приток реки Греве (см. прим. 66).

вернуться

1596

145. Ущербленный камень, мост блюдущий — то есть обломок статуи Марса у вьезда на Старый Мост (см. прим. 136–141; А., XIII, 143–150).

вернуться

1597

152-153. Ни разу не была лилея опрокинута стремглавно. — То есть враг ни разу не опрокидывал знамя Флоренции с геральдической лилией.

вернуться

1598

154. И от вражды не делалась ала. — Старинным гербом Флоренции была белая лилия в алом поле. Гвельфы заменили ее алой лилией в белом поле. Гибеллины пользовались прежним гербом.