Пока мать с глазу на глаз советовалась с Благословенным Камнем, Мэтью мерил шагами гостиную. Предстоящее путешествие одновременно радовало и пугало его. В первый раз в жизни он принял самостоятельное решение. С младенческих лет он всегда жил с оглядкой на кого-то. Даже профессию, по примеру старших братьев, выбрал ту же, что и у отца (если же до этого у Мэтью и были мечты о другой карьере, он похоронил их, потому что столь дерзкая инициатива была не в его характере).

Пообщавшись с духом Благословенного Камня, Ханна взяла руку сына и вложила в нее камень.

— А теперь послушай меня, сынок, — мрачно сказала она. — Тебя ждет большое испытание. Ты должен быть сильным, мужественным и мудрым, чтобы достойно встретить его.

— Я знаю, мама, — мягко ответил он. — Ты говоришь про долгую и опасную дорогу в Орегон.

— Нет, сынок, я говорю не о дороге. Да, она будет тяжелой, но какой путь легок? Я имею в виду другое… некий поворотный момент в твоей жизни. Нечто… — и на лице ее отразилась тревога, — ужасное и мрачное.

Это встревожило его.

— А этого можно как-нибудь избежать?

Она покачала головой.

— Это уже ждет тебя, это твоя судьба. Делай то, что подскажет тебе кристалл, сынок, и он выведет тебя к свету и жизни.

Ему уже нужно было ехать, так как путь предстоял неблизкий — сначала пешком, потом верхом, в экипаже, на пароходе и на поезде, — чтобы добраться из Бостона до Индепенденса, откуда он отправится навстречу своей судьбе.

— Я уже говорил вам, — голос проводника сбивался на крик, — что не беру женщин, которые сами по себе, и разговор окончен!

Эммелин Фитциммонс с негодованием смотрела на Амоса Тайса. Она уже две недели торчала в Индепенденсе, откуда отправлялись на Орегонский Путь, и так и не смогла найти ни одного проводника, который согласился бы взять ее с собой. Это несправедливо! Сколько угодно одиноких мужчин могут получить место в веренице крытых повозок. А одна-единственная женщина…

Ей хотелось плакать.

Капитан Амос Тайс был из горцев, о чем свидетельствовало его одеяние: длинная куртка из оленьей кожи с бахромой поверх полосатых штанов, ботинки, фланелевая рубашка и расшитый бусинами индийский ремень, с которого свисал длинный охотничий нож. Лицо, красное от загара, и седую бороду наполовину скрывала широкополая шляпа в пятнах пота. Никто не знал, почему его называли капитаном, но он был известен своей честностью, а также тем, что всегда доставлял своих спутников точно к месту назначения. Тайс смерил дерзкую молодую женщину взглядом: нельзя сказать, чтобы Эммелин Фитциммонс была красавицей, да и эти непокорные волосы цвета имбиря и веснушки были в его вкусе, но все же нельзя было не признать, что она довольно хорошенькая, к тому же фигура у нее была весьма аппетитная, — на беду многим мужчинам.

— Извините, мисс, — снова сказал он, — но таковы правила. Незамужние женщины не могут путешествовать в одиночку.

Эммелин впала в уныние. Это уже седьмой проводник, который отвечает отказом, шансов становится все меньше. Первые проводники уже ушли; через пару недель рейсы прекратятся — в Сьерре начнутся снегопады.

— Но я могу быть полезной. Я акушерка. — Она показала на толпу женщин с детьми. — Судя по некоторым из этих женщин, им скоро понадобятся мои услуги.

Тайс неодобрительно нахмурился. Настоящая леди не будет говорить на столь деликатную тему. Да и какая она акушерка. Слишком молоденькая и, кажется, из хорошей семьи. К тому же незамужняя. Из-за таких и возникают все неприятности. Путь до Орегона составляет две тысячи миль, и с Божьей помощью они пройдут его за четыре месяца. Слишком далеко и слишком долго для такой девицы. Он отвернулся, продемонстрировав в качестве последнего слова свою широкую спину.

— Если я найду кого-нибудь, — быстро проговорила она. — Если какая-нибудь семья согласится взять меня с собой, вы позволите мне ехать с вами?

Он почесал бороду и сплюнул табачный сок в грязь на дороге.

— Идет, только сперва я сам взгляну на эту семью.

Индепенденс был суматошным пограничным городом, где смешались люди самых разных занятий: канадские трапперы; оборванные, в меховой одежде индейцы канза, верхом на пони, янки, торгующие всевозможным товаром, и тысячи переселенцев на телегах, полные радужных надежд. Весенний воздух оглашался стуком кузнечных молотов, криками картежников на грязных улицах и звуками хонки-тонк, доносящимися из салунов.

Стоя перед входом в лавку, где торговали мануфактурой, и соображая, куда же ей теперь пойти, Эммелин услышала, как один человек говорил другому: «Да уж, сэр, слышал своими ушами от своего брата. Свиньи, говорит, в Орегоне, бегают сами по себе, и нет никаких хозяев, жирные, круглые и уже зажаренные, и из боков торчат вилки с ножами — нарезай да ешь, если проголодался».

И тут она заметила молодого врача, входящего в аптеку на противоположной стороне улицы.

Внезапно ее осенила идея, она быстро перешла улицу и тоже зашла внутрь. Постояла немного, чтобы глаза привыкли к полумраку помещения.

Полки позади прилавка были заставлены всевозможными тонизирующими средствами и порошками, исцеляющими все — от подагры до рака. Эммелин остановила взгляд на пузырьке с успокоительным сиропом для детей. На этикетке было написано, что в его состав входят морфин и спирт. Рекомендуемая доза — «пока ребенок не успокоится».

А потом она снова увидела молодого врача, разговаривавшего с аптекарем.

То, что он медик, она поняла по черному баулу в его руках — такому же, какие всегда брали с собой на вызовы ее отец и дядя. Молодой человек был худ и бледен, костюм плохо сидел на нем. Эммелин показалось, что он чем-то обеспокоен. Пока она пробиралась через очередь, к прилавку, возле которого он стоял, молодой человек открыл свой баул, вынул из него пустой пузырек и протянул аптекарю.

— Простите, доктор, вы не могли бы мне помочь?

Вздрогнув от неожиданности, он обернулся.

— Это вы мне? — спросил он, и стыдливый румянец пополз вверх от его накрахмаленного белого воротничка.

Эммелин была достаточно хорошо воспитана и знала, что нельзя обращаться к незнакомому мужчине, если тебя ему не представили. Но то было совершенно особое время.

— Меня зовут Эммелин Фитциммонс, и я хотела бы поехать на запад. Но проводники отказываются включить меня в список пассажиров, потому что я дама и путешествую одна. Доктор, пожалуйста, позвольте мне присоединиться к вам. В качестве ассистентки. Я квалифицированная акушерка. — Она раскрыла ему свою кожаную сумку, в которой лежали инструменты и лекарства, свидетельствующие о ее ремесле. — Но я умею не только это, — поспешно добавила она, пока он стоял, осторожно глядя на нее. — Мой отец был врачом, и я ему ассистировала. Я тоже хотела стать врачом, но меня не приняли в медицинский колледж. — И она с горечью добавила: — Только мужчина может быть врачом. — Но тут же улыбнулась. — Поверьте, я действительно могу вам очень пригодиться.

Мэтью не знал, что и думать об этой бесцеремонной молодой женщине. В отличие от его обожаемой Онории, худенькой и хрупкой, у мисс Фитциммонс были весьма выразительные формы. Полные свежие губы, смелый взгляд. От нее исходил волнующий женский аромат. Он сглотнул. Его взволновала столь откровенная женственность и испугало безумное предложение, чтобы двое незнакомых людей, мужчина и женщина, путешествовали вместе.

— И… извините, — произнес он, заикаясь.

— Смотрите, — она открыла свою сумку и вынула бланки свидетельств о рождении. — Я видела, что у вас в сумке лежат свидетельства о смерти. Мы просто находка друг для друга!

Но Мэтью, пробормотав извинения, выхватил из рук аптекаря наполненный пузырек и поспешно вышел.

Эммелин, не собираясь сдаваться, вернулась в многолюдный лагерь переселенцев на берегу Миссури. Многие проводники уже вышли в путь, осталось лишь несколько из них. Она отчаянно хотела поехать с Тайсом, который отправлялся утром. В отличие от большинства проводников, Тайс водил людей из Орегона и обратно, он хорошо знал дорогу и знал индейцев. Он запрашивал более высокую цену, чем остальные; но, сколько бы ни предложила ему Эммелин, этого все равно было бы недостаточно.