— Я утверждаю, что Питт наверняка рассчитывает, что Марлена подхватит «эритрийскую лихоманку», как мы ее называем. Она не умрет. Даже больной в обычном смысле слова ее нельзя будет назвать — просто ум ее расстроится, и тогда этот странный дар, возможно, покинет ее, чего и добивается Питт.

— Сивер, это ужасно! Подвергнуть ребенка…

— Эугения, возможно, все будет иначе. Пусть Питт этого хочет — но что у него получится? Обосновавшись здесь, я завел надежные меры защиты. Купол мы покидаем только в специальных костюмах и не остаемся снаружи дольше чем нужно. Фильтруем воздух и воду, я даже придумал кое-какие усовершенствования. И с тех пор было только два случая, довольно легких.

— Сивер, а что вызывает болезнь?

Генарр усмехнулся.

— Мы не знаем, в том-то и беда. А значит, не представляем, как совершенствовать свою оборону. Тщательные исследования подтверждают одно: ни в воздухе, ни в воде нет никакой заразы. В почве тоже — вот она здесь, под ногами, под Куполом от нее никуда не деться. Воздух и вода тщательно фильтруются. И вообще, многим случалось пить эритрийскую воду, дышать чистым воздухом планеты — и ничего… никаких последствий.

— Так, значит, всему виной прокариоты?

— Этого не может быть. Хочешь не хочешь, но мы поглощаем их с водой или воздухом, с ними экспериментировали на животных. И ничего. К тому же, будь то прокариоты, болезнь оказалась бы заразной, а это не так. Мы исследовали воздействие света Немезиды — и вновь ничего не обнаружили. Более того, один раз — один только раз — лихоманку подцепил человек, никогда не выходивший из Купола. Тайна да и только.

— Даже предположений нет?

— У меня? Нет. Я могу только радоваться, что сумел остановить болезнь. Но раз мы не знаем ни природы, ни причин болезни, нельзя быть уверенным, что она не возникнет вновь. Правда, есть одно предположение…

— Какое?

— Это мне один из психологов доложил, я потом передал его докладную Питту. Так вот, он почему-то решил, что все заболевшие не принадлежали к числу средних умов, они выделялись из общей массы — более ярким воображением, например. Это были люди интеллигентные, с творческой жилкой, далеко не посредственности. Он предположил, что каким бы ни был возбудитель болезни, он в первую очередь поражает более тонкий ум.

— И ты с ним согласен?

— Не знаю. Вся беда в том, что иных отличий не видно. Оба пола в равной мере поражались лихоманкой, других тенденций — возрастных или физических — тоже не было подмечено. Конечно, жертв лихоманки не так уж и много, так что на результаты статистического анализа полагаться нельзя. Питт удовлетворился заключением этого психиатра, а потому в последние годы он присылал сюда только людей посредственных — не тупиц, а просто середняков, вроде меня. Кстати, вот тебе и пример иммунитета: я с моим ординарным умом. Так ведь?

— Не надо, Сивер, ты не…

— С другой стороны, — продолжал Сивер, не дослушав Эугению, — разум Марлены весьма отличается от ординарного…

— Да-да, — начала Эугения, — теперь я поняла, куда ты клонишь.

— Не исключено, что, как только Марлена обнаружила перед Питтом свои способности, как только он услышал, что девочка просится на Эритро, наш комиссар мгновенно сообразил, что, дав согласие, он может избавиться от ума, в котором видел несомненную для себя опасность.

— Тогда… тогда нам нужно немедленно возвратиться на Ротор.

— Да, но я не сомневаюсь, что Питт уже обдумал, как подольше задержать вас здесь. Например, он, безусловно, будет настаивать, чтобы ты закончила все измерения. Заявит, что считает их результаты жизненно важными, и все твои упоминания о лихоманке ни к чему не приведут. А если ты уедешь самовольно, то он отправит тебя на ментальное обследование. Мне кажется, будет лучше, если ты просто постараешься побыстрей закончить работу. Ну а что касается Марлены, — постараемся принять соответствующие меры предосторожности. Эпидемия лихоманки утихла, и предположение, что ей подвержены экстраординарные умы, никто еще не подтвердил. Нет никаких оснований считать, что она обязательно заразится. И мы с тобой способны сохранить здоровье Марлены — это же все равно что садануть Питта в глаз. Вот увидишь!

Инсигна смотрела на Генарра и не видела его. Где-то под ложечкой все стянулось в тугой ком.

Глава 16

Гиперпространство

32

Аделия оказалась славным местечком, гораздо более славным, чем Ротор.

После Ротора Крайл Фишер успел побывать в шести поселениях, и все они были куда симпатичней.

Фишер мысленно перечислил их и вздохнул. Семь их было, не шесть. Ну вот, начинает сбиваться. Быть может, ему уже становится трудно работать?

Последняя в этом списке, Аделия оказалась самым симпатичным из всех поселений, которые посещал Фишер. Может быть, выражалось это не внешне. Ротор был чуть старше, там уже успели сложиться какие-то традиции. Там все было собранно, деловито, каждый человек знал свое место, был им доволен и честно исполнял свой долг.

Конечно же, на Аделии находилась и Тесса Анита Уэндел. Крайл еще не приступил к делу — быть может, потому, что сам Танаяма назвал его неотразимым для женщин и потрясение еще не прошло. И чего бы ни было больше в словах Танаямы — насмешки или сарказма, только Крайл вынужден был теперь проявлять осторожность. Второе фиаско, без сомнения, было бы сочтено решительным провалом, ведь Танаяма положился, пусть и не совсем искренне, на его умение обходиться с женщинами.

Фишеру удалось встретиться с Уэндел недели через две после того, как он прибыл в поселение. Его не переставало удивлять, как быстро можно было встретить нужного человека в любом поселении. Ведь он вырос не в крошечном мирке, с немногочисленным по земным меркам населением, где каждый знал не только всех из ближайшего окружения, но и всех за его пределами.

Когда он увидел Тессу Уэндел, она сразу же произвела на него впечатление. Слова Танаямы, то легкое пренебрежение, с каким он говорил, что Тесса немолода и дважды разведена, оказали на Фишера определенное влияние — в его воображении успел сложиться образ женщины угрюмой и строгой, нервной, конечно, испытывающей по отношению к мужчинам либо озлобление, либо голодный цинизм.

В первый раз он увидел ее издалека и был приятно удивлен. Ростом она оказалась чуть пониже его самого — высокая брюнетка с гладкими волосами, энергичная и улыбчивая, — уж это он смог заметить. Наряд ее вдохновлял своей простотой — словно всякие излишества в одежде не шли ей. За собой Тесса явно следила, и стройная фигурка ее казалась почти девичьей.

Тут уже Фишер призадумался над причинами ее разводов. И предположил, что мужья ей надоедали, хотя здравый смысл говорил, что едва ли человек станет повторять одну и ту же ошибку дважды.

Теперь ему нужно было войти в здешнее общество и побывать там, где бывала Тесса. Земное происхождение Фишера несколько усложняло эту задачу. Однако в каждом поселении жили люди, которым Земля платила жалованье. Один из них и должен был обеспечить Фишеру успех в здешнем обществе — вывести его на орбиту, как это называлось среди поселенцев.

Так и случилось. Фишер и Уэндел оказались в одной компании, и она, задумчиво посмотрев на него, опустила ресницы, потом вновь взглянула на Крайла и вымолвила неизбежное:

— Я слыхала, вы прибыли к нам с Земли, мистер Фишер?

— Совершенно верно, доктор Уэндел. И весьма сожалею об этом — похоже, вас это смущает.

— Напротив. Ведь вы прошли карантин.

— И чуть не умер, если говорить честно.

— Почему же вы решили подвергнуться этому кошмарному процессу?

Глядя в сторону и в то же время стараясь видеть эффект, который произведут его слова, Фишер ответил:

— На Земле поговаривают, что на Аделии женщины невероятно красивы.

— Полагаю, теперь вы решили вернуться, чтобы опровергнуть эти слухи.

— Напротив, я нашел, что они подтвердились.