За очередное опоздание Милена не извинилась.
«Все равно ведь подумаете, что я сумасшедшая».
Это так или иначе читалось на удрученных лицах коллег, относящихся к ее выходкам с плохо скрытой обидой. Сидящие с постными лицами Сцилла с Питерполом наверняка считали ее изменницей. Толл Баррет, откинувшийся на стуле, на нее даже не взглянул. Сам по профессии режиссер, он помогал с созданием голограмм. Милена, сделав пару вращательных движений шеей, поставила возле себя на стул корзинку.
— Доброе утро, Милена! — нарочито громко поздоровалась Сцилла. Подчеркнутая вежливость выглядела как упрек.
«Круто», — подумала Милена с безотчетным раздражением и рассеянно ответила:
— Привет.
Следующую фразу она произнесла, лишь собравшись с духом:
— Толл. Еще раз тебя попрошу: следи, пожалуйста, чтобы в куб снаружи не просачивалось искажение, ладно?
— Ну ладно, — хмыкнул тот, по-прежнему не глядя в ее сторону.
— А то у нас что-то постоянно искажает фокусировку.
Известно что: Троун старается.
— Н-да, что-то последнее время действительно до нормы не дотягивает, — с немного растерянной усмешкой согласился Толл.
— Не просто не дотягивает, а никуда не годится, — безжалостно поправила Милена.
Он небось думает, что я к нему просто придираюсь. А что я могу сделать? Пусть думает.
— Так, — крутнув в очередной раз шеей, вспомнила она об остальных. Мозги на какой-то момент словно перемкнуло.
«Ч-черт, а на чем мы вчера вообще остановились? — На нервозность вирусы реагировали тем, что тоже становились дергаными и неуправляемыми. — Даже не помню, какую мы делали сцену. Невозможно работать».
Получается, Троун справлялась со своей задачей.
— Сцилла, а на чем мы вчера остановились?
Она попыталась спросить как можно непринужденней и дружелюбнее, но вышло как-то капризно и плаксиво.
— «Был ранний час», — протянула Сцилла с тягостным вздохом, демонстрирующим, что она уже не рада, что связалась с постановкой.
— Э-э… Это твоя такая реплика, что ли?
Милену била дрожь, отчего сжатые кулаки ходили ходуном, словно встряхивали игральные кости.
— Милена, мы же еще не дошли до того места, где я вступаю. Сначала входит Вергилий, потом уже идет пение. Ты что, не помнишь, что я играю Вергилия?
За самим рассказчиком значилось всего тридцать семь реплик, и то лишь для усиления визуального эффекта, фоном к музыке. Остальное — пение. А несчастные актеры до сих пор еще и рта не раскрыли; все поглощала эта бессмысленная возня со вступлением, живое дополнение к декорациям. Как будто больше не на что время убить. У людей время транжирится попусту, вот и все.
«Я справлюсь, все равно справлюсь», — с упорством думала Милена-режиссер. Потянувшись через Толла, она подрегулировала шкалу настройки, нажала нужные кнопки, после чего закрыла глаза. Свет зала поступал в мозг для Преобразования, и Милена даже с закрытыми глазами разглядела, как Сцилла с Питерполом переглянулись и со значением покачали головами.
— Тебе же будет легче, гораздо легче, если ты повытаскиваешь эти штуковины из глаз, — сказал Толл Баррет, имея в виду контактные линзы.
— Не могу, Толл, — отозвалась Милена. — И объяснить, почему не могу, тоже не могу.
Работать ей приходилось с закрытыми глазами. Иначе, чтобы уклоняться от помех, она была бы вынуждена постоянно дергаться из стороны в сторону. «Все равно справлюсь. Все равно получится». Милена уже приноровилась работать с закрытыми глазами.
Нагнетаемые разумом, созидались образы. Они у нее уже вполне сложились. Ей виделась темная чащоба с отполированными мертвыми сучьями, когтисто изогнутыми голыми ветвями. Едва ли не физически ощущалась почва, обильно удобренная веками естественного гниения за счет бесчисленных наслоений упавшей листвы и коры. А за ветвями уже проглядывала влекущая даль с крутыми вулканическими склонами на горизонте. И уже дышал, волной колыша темную листву, предрассветный ветерок. Воздух, обтекая валуны, поднимался по высоким склонам к облакам и гнал их, степенно открывая пока еще бледную панораму зарождающегося рассвета. Он возвещал конец жуткой ночи, проведенной заблудшим путником в сумрачном лесу. «Представь, — внушала себе Милена, — что и твои тяготы когда-нибудь закончатся».
Навстречу вышла рысь — гибкая, с контрастными пятнами на шкуре и лукавой улыбкой Чеширского кота. Музыка преобразовывала слова в звуки:
— Гм, — подал голос Толл Баррет. — Рысь как-то очень уж на человека похожа. Может, поубавить сходства? Хотя смотри, тебе видней.
— Хорошо, давай убавим, — согласилась Милена, слегка меняя облик животного.
Устало заковылял по воображаемому склону Питерпол, обыкновенный парень в обычной одежде. Солнце понемногу скрадывало своим светом гаснущие утренние звезды. Милена перенесла образ на пейзаж. Путник передвигался по земле, а рядом с ним гибко кружила рысь, к которой готовился присоединиться лев.
Толл Баррет тронул Милену за руку.
— Милена, посмотри, что ты делаешь.
Та открыла глаза. Лапы у льва, ее прекрасного благородного льва, были нелепо и криво обведены жирными световыми контурами, как будто их нарисовал ребенок. Она зажмурилась; умозрительный образ был в полном порядке. «Да что же это такое! Этого не должно быть! Черт, черт, черт!!!»
Милена опомнилась лишь тогда, когда уже трижды грохнула кулаком по пульту. Толл, Питерпол и Сцилла смотрели на нее с тихим ужасом.
Троун все же изыскала способ ее уничтожить. И как легко, как технично! Настраиваясь в резонанс, она просто-напросто посылала свои намеренно искаженные, дилетантские поправки прямо в голограмму. Причем в самом нужном месте. А кто еще мог такое сделать? И кто поверит, что это делает не сама Милена?
— Может, прервемся? — предложил Толл.
Милена снова открыла глаза. А значит, ей теперь опять надо было крутить шеей, дергаться, раскачиваться, как страдающему аутизмом ребенку.
У Сциллы вид был такой, что не передать словами. Нервно крутя на пальцах кольца, она решительным шагом подошла к пульту и, облокотясь на консоль, посмотрела Милене в глаза. Точнее, попыталась взглянуть: зрачков за зеркальными линзами все равно не было видно.
— Милена! Тебе самой все это еще не надоело?
— Нет, — ответила Милена сухо.
— Это огромный по масштабам проект, и он требует профессионального подхода. Если ты не справляешься, то так и скажи. Ты уже сделала все, что могла, но, как видишь, ничего не вышло. — Толл Баррет был менее дипломатичен.
Питерпол уже страдал певческим недугом и потому говорить ничего не стал — уж лучше молчать, чем заикаться и выглядеть посмешищем. Тем не менее глаза у него ясно выражали все, что он сейчас думал.
Милена помолчала, устало смежив веки.
— Попробуем еще раз, — выдавила она с окаменелым лицом. «Сдаться? Ну уж нет». Все тяжело вздохнули.
— Всем привет! — послышался знакомый голос. — Как тут у вас, все нормально?
Голос был натянутым, как готовая лопнуть скрипичная струна. И точно так же все подобралось и натянулось внутри Милены. Затылок словно иголками закололо. Открыв глаза, она обернулась.
В комнате стояла Троун. Цветастая накидка не могла скрыть резких изменений в ее лице. Ввалившиеся глаза, скривившийся рот. Она силилась выдавить улыбку, но натянутые жилы на шее словно тянули губы книзу. Колтуном свалялись неделями не чесанные лохмы, торчащие в стороны или лезущие в глаза. Вот оно, ее истинное обличие. Тоже, видимо, несладко приходится — все это вытворять. Милена лишилась дара речи.
— Ничего, если я тут чуточку посижу, посмотрю? — попросилась Троун. — Думала, заскочу на минутку, гляну, как они там. Вы, наверно, уже все почти закончили. Давно ведь уже работаете. Месяца два, а то и больше?