Хорнблауэр:

— Да, сэр. Но мне удалось использовать это время для того, чтобы изучить кораблестроительное дело, большей частью, на палубе «Неустанного».

Пеллью:

— На самом деле? И что вы думаете об этом корабле?

Хорнблауэр:

— Существует опасность, что при предусматриваемых мачтах и реях, центр тяжести будет находиться слишком низко.

Пеллью:

— Вы едва успели поступить на службу и уже полагаете, что знаете больше, чем Адмиралтейский Совет!

Хорнблауэр:

— Полагаю, сэр, что если бы здесь был капитан Шенк, то он приказал бы уменьшить количество балласта.

Пеллью:

— Так вы знаете Шенка, моего старого корабельного друга? Великий Боже! А может, вы еще и в бридж играете?

Хорнблауэр:

— Да, сэр!

Пеллью:

— Ну, тогда решено. Нам как раз нужен на корабле четвертый игрок. Так что я имею удовольствие предложить вам место мичмана на «Аретьюзе». Полагаю, что капитан Финч согласится на ваш перевод. В любом случае, прошу передать ему, что мы отплываем сегодня в полдень и что в девять утра вы должны быть на пирсе в Салли-порт.

Хорнблауэр:

— Так точно, сэр и благодарю вас, сэр!

Это один из тех редких случаев, когда нам известно, какие (более или менее) слова действительно были произнесены. События, которые имели место после них, вымышлены, однако мы имеем все моральные основания допускать, что они все-таки произошли. Можно со всем вероятием полагать, что за все время пребывания на плавказарме, Хорнблауэр держался подальше от «Голубых Столбов». Он был слишком горд, чтобы рискнуть на встречу с другими молодыми людьми, которые неминуемо бы спросили его: «С какого ты корабля», и улыбнулись снисходительно в ответ на неизбежное: «С «Модеста». Но в то прекрасное утро в апреле 1794 года, он наверняка хоть ненадолго, но навестил это кафе. Кто-то мог спросить его «С какого корабля?» — и ничто не могло бы прозвучать более емко, нежели лаконичное: «С «Аретьюзы». И в этот момент весь переполненный зал должен был взглянуть на него с почтением. Конечно, нельзя быть уверенными в том, что так в действительности произошло. Возможно, молодые мичмана интересовались только друг другом. Хуже того, возможно, что вообще никого не было в тот момент в «Голубых Столбах». Знаем только, что Хорнблауэр был в восхищении от того, что попал на фрегат, и к тому же еще на такой знаменитый фрегат, которым командовал сам сэр Эдвард Пеллью. Это, должно быть, было великое мгновение, когда он докладывал о прибытии для дальнейшего прохождения службы и впервые почувствовал, что стал (или скоро станет) членом сплоченной команды.

Иллюстрация из книги «Театр современной войны в Нидерландах», принадлежавшей Хорнблауэру.

В те времена имя Пеллью творило чудеса. Он был идеальным командиром фрегата, прирожденным предводителем, активным, умным и дельным. На корабле не было ни одного человека, чьей работы Пеллью не мог бы выполнить также хорошо, а может и лучше — он мог даже обогнать любого мичмана, взбираясь по вантам на топ мачты. Ему еще не исполнилось сорока, а он уже стал героем баллад и портретов на гравюрах; его узнавали на улицах. Получить место в мичманской каюте «Аретьюзы» должно было быть мечтой сотен молодых людей, в том числе и тех, кто имел во флоте хорошие связи или влиятельные семьи на берегу, а то и знания с опытом, почерпнутые непосредственно в море и в битве. Однако все то, о чем мечтали многие, было импульсивно предложено Хорнблауэру, может из-за того, что проявил инициативу, а может потому, что умел играть в вист. Доказательством того, что ему повезло, было упоминание им капитана Шенка, хотя он не знал, что Пеллью и Шенк были старыми друзьями, служившими вместе на Великих американских озерах. Если бы Горацио расспросили, он вынужден был бы признать, что знает Шенка только по рассказам плотника с «Модеста», но Пеллью не дал ему времени, чтобы рассказать это. Теперь ему предстояло доказать, что выбор Пеллью был удачен. Очутившись среди новых товарищей, людей самых лучших, полных огня, бесстрашных и смелых, Горацио быстро превратился в отличного моряка. Сразу же подняв паруса, «Аретьюза» присоединилась к своей эскадре фрегатов в Фальмуте. В состав эскадры входили: «Флора» (36 пушек), несущая вымпел коммодора сэра Джона Борласа Уоррена, сама «Аретьюза» (38 пушек), «Мелампус» (36 пушек), под началом капитана Уэллса, «Конкорд» (32 пушки) под командой сэра Ричарда Стречена и «Нимфа» (36 пушек), прежний корабль Пеллью, которым теперь командовал капитан Мюррей. Сэр Джон вышел в море 15 апреля 1794 года и двадцать второго встретил фрегат «Минерву». «Минерва» несла флаг контр-адмирала, достопочтенного Уильяма Корнуоллиса и возвращалась из Вест-Индии. Днем ранее с «Минервы» заметили четыре фрегата — это могли быть только французские корабли — и эта информация позволила сэру Джону перехватить французскую эскадру у острова Гернси двадцать третьего апреля (в день Св. Георгия). Соединение французского коммодора Дегаре состоял из «Энгажене» (36 пушек), «Помоны» (44 пушки), «Резолю» (36 пушек) и корвета «Бабетта» (20 пушек). Его британские соперники располагали большим количеством орудий, но француз не знал об этом, пока битва не началась. Это было сражение в погоне, так как французы попробовали удрать. В перестрелке с «Помоной» «Флора» утратила свою грот-стеньгу и «Аретьюза» заняла ее место в боевом строю. Пеллью вывел из строя «Бабетту» и сблизился с «Помоной» на дистанцию пистолетного выстрела. Это было в 8.30, а уже в 8.55 грот- и бизань-мачты «Помоны» свалились за борт, а корма корабля пылала. В 9.05 фрегат спустил флаг, а «Конкорд» захватил «Энгажене». «Резолю» удалось сбежать, главным образом из-за того, что «Мелампусу» не удалось с ним сблизиться, а «Нимфе», которая была тихоходным кораблем, вообще не удалось принять участия в сражении.

Это был первый случай, когда Хорнблауэр побывал под огнем, и мы слишком мало знаем о том, какую роль он сыграл в этом деле. Письма, написанные мичманами, обычно выбрасывают, а Хорнблауэр, к тому же, находился в особом положении, так как ему, собственно, и некому было писать. Конечно, была чета Роусонов и, может быть, он направил бы им какое-то сообщение, но они мало интересовались юношей, так что он вряд ли бы писал им подробно, а они, скорее всего, не сохранили бы его письма. Тем не менее говорят, что боевой пост Хорнблауэра был на грот-марсе, где он и был легко ранен обломком поврежденной грота-марса реи. От этого ранения у него остался небольшой, но надолго сохранившийся шрам слева от левой брови — слишком маленький, чтобы быть увековеченным на портретах, но заметный для, скажем, каждой будущей партнерши на балу. После сражения в день Св. Георгия эскадра возвратилась в Портсмут и можно предположить, что следующий визит Хорнблауэра в кофейню «Голубые Столбы» был несколько хвастливым. Его доля призовых денег за захват «Помоны» была, конечно же, небольшой, однако достаточной, чтобы заказать новый мундир у лучшего портного. Этот мундир и заметный шрам прибавляли ему солидности. Этот мичман уже побывал в бою, что было видно уже с первого взгляда. Однако ему недолго суждено было наслаждаться этим успехом. Почти сразу же эскадра вновь вышла в море, и «Аретьюза» получила приказ отделиться от остальных кораблей, чтобы охотиться за французскими торговыми судами в Бискайском заливе. После захвата на каждое подобное судно высылался призовой экипаж. Пятой жертвой стала «Мария Галанте», бриг из Бордо, следующий с грузом риса в Новый Орлеан. Хорнблауэру дали четверых матросов и приказ отвести бриг в ближайший английский порт. Это было его первое самостоятельное командование, и он мог быть доволен оказанным ему доверием. К сожалению, бриг сдался только после обстрела, а одно из ядер проделало ему пробоину у самой ватерлинии. Груз риса разбух от морской воды и так сильно разрушил корпус брига изнутри, что тот стал тонуть. Хорнблауэр был вынужден покинуть судно, набив пленных французов и победителей-англичан в одну крошечную шлюпку. Эта шлюпка была захвачена французским капером «Пика» и Хорнблауэр впервые в жизни оказался в плену. Свой восемнадцатый день рождения (4 июля 1794 года) он встретил на палубе «Пики», пытаясь читать французский учебник навигации. К счастью для него, на следующий день «Аретьюза» захватила «Пику», в чем ей помог пожар, разгоревшийся на корсарском корабле; устроил этот пожар Хорнблауэр.