Теперь все было иначе. Теперь его нимало не печалило, что руки его огрубели и почернели и уже не казались чувствительным инструментом, фиксирующим малейшее движение его живого ума. Ему нравилась эта жизнь: он был благодарен за все, что она дарила ему, и жил, не заботясь ни о чем, отдавшись покою, красоте земли и неба, солнечным лучам и нению птиц.

Однажды он даже заставил себя встать до восхода солнца, чтобы услышать «арфу зари». Мифф сказала, что он обязательно должен сделать это. И он действительно увидел на молодой акации маленькую серую птичку с желтой грудкой и услышал, как с первыми лучами солнца она начала выводить свои трели, удивительно похожие на звуки арфы. Считалось, что она поет только на рассвете, но Дэвид был уверен, что уже не раз слышал ее и в полуденной тишине.

Он блуждал в «очарованном предрассветном мире», вспоминая строки стихов из книги, лежащей сейчас с ним рядом, прислушиваясь к трескотне сорок, которые весело славили мир, любуясь солнечным светом, сверкающим в каплях росы на траве, и мокрыми листьями деревьев, отливающими серебром, и даже наткнулся однажды на тот удивительный камень, который «растет на заре».

Он удержал в памяти этот поэтический образ, чтобы поразмыслить над ним на досуге; в другой раз он задумался над изречением Сократа, обнаруженном им в одной из книг, хранящихся в лесном коттедже: «Возможно ли понять природу человеческой души, не поняв природы вселенной?»

Нелегкая задача! Понять природу вселенной! Но почему же прогресс цивилизации не уничтожил предрассудки, являющиеся не чем иным, как пережитками тех дней, когда первобытный человек, силясь постичь вселенную, создавал себе бога или богов по своему образу и подобию? Согласно Эзопу, богом лягушек была гигантская лягушка. Племена, стоящие на низшей ступени развития, все еще верят, что раскаты грома — это голос их разгневанного бога. Но ведь человек сам создал орудия труда, при помощи которых он добывает богатства из недр земли и глубин моря; богатства эти питают цивилизацию, а цивилизация повышает знания и могущество человека. И современные люди гораздо более могущественны, чем боги древних времен. Единственная сила, способная контролировать вселенную, силы природы, а также материальную и духовную жизнь человечества, находится в руках самого человека.

Как же эта сила используется? Человеческая семья в процессе борьбы раскололась на могущественное Меньшинство, стремящееся сохранить захваченную власть, и на Большинство, которое находится у него в подчинении и стремится отвоевать право управлять силой, созданной его умом и его руками. Таков конфликт, с которым столкнулся человек нашего века, говорил себе Дэвид. В этом — коренная причина всех войн и революций, потрясающих сегодня мир.

Дэвид с восхищением думал о том, какой долгий и трудный путь совершил человек, выбираясь из мрака невежества и предрассудков и дойдя до наших дней, когда созданные им же самим разрушительные силы угрожают уничтожить человечество и прекрасную землю, которую оно населяет.

Что же надлежит сделать? Как предотвратить развитие разрушительных сил, которые уже продемонстрировали свое смертоносное действие в Хиросиме и при испытаниях ядерного оружия? Как воспрепятствовать тому, чтобы они и в дальнейшем продолжали оставаться страшной угрозой для всего человечества? Ведь дело здесь не только в войне, но и в том, что люди претерпевают действие неисчислимых ядов, которые отравляют атмосферу.

Лежа на солнце и покусывая зеленую веточку акации, Дэвид думал о том, что творится сейчас в мире за цепью этих холмов. Он знал, что миллионы мужчин и женщин в других странах понимают грозящую им опасность. И направляют все усилия на то, чтобы уничтожить эту опасность, освободить от ее страшного призрака горизонты своей страны. Но, кроме этих людей, есть и миллионы других, пассивных людей, которые или не верят в то, что говорят ученые относительно результатов ядерного взрыва, или же чувствуют свою полную беспомощность и безнадежность попытки предотвратить угрозу войны. Этим людям надо протянуть руку.

Но хватит ли у него силы воли и целеустремленности присоединиться к мощному движению за мир? Величие задачи страшило его.

Можно беспечально прожить свою жизнь, если провести здесь остаток дней, размышлял Дэвид. Устроить ягодную ферму, как предполагала его мать: заняться трудом, который обеспечит его достаточными средствами, чтобы прокормиться, оплатить налоги и к тому же даст духовное удовлетворение — покой и счастье, какие дарует человеку близость к природе.

Эта мысль на минуту показалась ему заманчивой. Каким спасительным отдыхом была бы для него такая жизнь после волнений и суеты города! Жизнь, близкая к земле. Но примирится ли он с ней? Успокоит ли она тревогу его ума? В одиночестве и созерцании природы, в пении птиц и блеске лучей найдет ли он ответ на вопрос, который привел его сюда, — как достойно завершить человеку свои дни?

Он беспокойно переменил позу и отбросил веточку прочь: мечты о простой жизни вдруг стали ему неприятны. Как! Покинуть поле боя, где, он знал, его настоящее место, арену, на которой люди сражаются оружием своего ума, слова, энергии! Отойти в сторону сейчас, когда он наконец убедился в необходимости присоединиться к борьбе за мир, выступить против войны и сил ее порождающих — нет! Это было бы трусостью. Может ли человек уважать себя, если он не подчинится велению своего ума и сердца? А этим велением, Дэвид внезапно понял это, было идти к людям, научиться лучше понимать их, воззвать к их здравому смыслу, к потребности действовать. Кто это сказал: «В простых умах всегда есть место для великой идеи»?

И конечно же, нет идеи более великой, чем идея мира на земле, избавленной от варварского безумия войны. Ведь всякий раз, после каждой кровавой бойни поджигатели войны бывали вынуждены вступать в переговоры. Так почему же не сделать этого прежде, чем начнется зверское истребление мужчин, женщин и детей в современной войне?

Погрузившись в свои мысли, Дэвид не слышал треска приближающегося мопеда, пока он не остановился, громко фыркнув, на дорожке у коттеджа. Взрыв смеха и веселые голоса заставили его вздрогнуть. По тропинке в сопровождении юноши спускалась Мифф. Они остановились на мгновение, полускрытые ветками цветущей акации. Мифф подняла голову, юноша наклонился к пей. Они обняли друг друга и поцеловались, и она, со звонким смехом высвободившись из его объятий, побежала к коттеджу.

Дэвид поднялся с земли, раздосадованный тем, что его одиночество было нарушено дочерью, пусть даже самой любимой, не говоря уже о ее спутнике, которого она поцеловала за деревьями с таким радостным самозабвением.

— Ау! — крикнула она. — Кто-нибудь есть дома?

И, увидев Дэвида, бросилась к нему:

— Ах, ты здесь, папа! А я начала беспокоиться, достаточно ли у тебя еды. И решила лучше самой приехать и посмотреть!

Поцеловав отца и взяв его под руку, она перевела взгляд на молодого человека, который следовал за нею.

— Ты ведь знаком с Биллом, правда? Он приехал провести со мной уик-энд, если, конечно, мы тебе не помешаем.

— Ну, разумеется. — Дэвид протянул руку. Пожатие Билла сказало о нем больше, чем это сделала Мифф. Дэвиду понравилась внешность юноши: его прямой взгляд, широкий разворот плеч, непринужденная осанка, — вся его крепкая, стройная, невысокая фигура.

Билл Берри. Дэвид вспомнил это имя. Мифф довольно часто упоминала его. Ну да, конечно, он работает вместе с ней в союзе портовиков. Вполне вероятно, что он встречался с этим парнем и раньше. Мифф приглашала домой своих приятелей и сама, случалось, уходила куда-нибудь с ними, но ее отношения с мужчинами всегда были дружескими и простыми, она никогда не позволяла себе того легкого флирта, который так увлекал Гвен. Поэтому любовная сценка, которую Дэвид увидел случайно сквозь зелень акаций, оказалась для него неожиданностью. По-видимому, молодых людей объединяло взаимное чувство и все между ними было уже решено. Они были явно счастливы и в полном согласии друг с другом.