Изменить стиль страницы

Но уже в 5-й новелле, изданной в 535 г., обнаруживается значительное расширение епископской юрисдикции. Ктитору оставляются права по попечительству над созданным им монастырем и, напротив, увеличиваются полномочия местного епископа. Согласно закону ни один человек не мог построить монастырь без разрешения местного епископа, совершения им акта поставления креста на месте будущего алтаря, и сотворения посвятительной молитвы. Это было повторено в 67-й новелле от 545 г. В дальнейших законодательных актах монастырское имущество получает статус церковного имущества, а епископ становится высшим надзирателем над монастырем[135].

Ведению епископов подлежали и другие дела, в том числе и публично-правовые, связанные с жизнедеятельностью римского общества. В частности, они должны были участвовать в надзоре за состоянием общественных темниц, посещать их каждую неделю не менее одного раза, заботясь о содержании узников и благоустройстве самой тюрьмы. Кроме того, епископы обязывались надзирать за благотворительными учреждениями: больницами, вдовьими, сиротскими и странноприимными домами (86-я новелла). Архиереям вменялись в обязанность контроль цены продовольствия на рынках, обеспечение прав сирот и наследников, определение опекунов и попечителей. Они же осуществляли надзор за состоянием общественной нравственности и народными зрелищами. Особенно царь обязал их заботиться о том, чтобы женщины не были принуждаемы записываться в актрисы. Епископы наблюдали за отправлением правосудия местными городскими начальниками и соразмерностью назначенных наказаний преступлению (134-я новелла). Наконец, по 116-й и 128-й новеллам, архипастырям предписывалось участвовать в выборах и назначении городских чиновников и вносить ходатайства об увольнении нерадивых лиц[136].

Епископы должны были строго следить за тем, чтобы на протяжении 15 дней после праздника Святой Пасхи везде прекращались общественные работы, публичные и частные дела, не собирались налоги и не взыскивались долги. Исключение составляли случаи выдачи рабам вольной — по таким делам открытое производство не приостанавливалось. Другим исключением являлись случаи расследования дел в отношении лиц, совершивших святотатство в самый день Святой Пасхи, а также оскорбление императорского величества, ограбление усопших, отравление, прелюбодеяние, хищничество, убийство[137]. Добавим также, что в дни Рождества Христова, Богоявления, Пятидесятницы, в дни памяти апостольских страданий, в продолжение двух месяцев жатвы и сбора винограда, в дни основания Рима и Константинополя, в дни восшествия на престол императора и в воскресные дни запрещались любые зрелища, игры в цирке и делопроизводство в судах. В дни Великого поста запрещалось производство уголовных дел, а в Страстную неделю прекращалось любое судопроизводство.

Естественно, не были обойдены вниманием и попечением императора другие клирики. Согласно 4-й и 6-й новеллам избираться в пресвитеры и диаконы могли только лица с безупречной репутацией, происходящие, как правило, из политической элиты или военного сословия. Кандидаты на эти высокие должности должны были иметь 31 и 25 лет от роду соответственно и так же, как и епископы, пресвитеры и диаконы, становились после рукоположения свободными, даже если являлись прежде рабами[138].

Определяя требования к священникам, диаконам, иподиаконам, чтецам, певцам, заклинателям и дверникам, царь требовал, чтобы они были людьми грамотными. Неграмотным, как и двоеженцам, а также лицам, женатым на вдовах и на разведённых женщинах, путь в клир был заказан (6-я, 123-я и 137-я новеллы)[139].

Борясь с симонией (продажей церковных должностей), св. Юстиниан установил 123-я новеллой, что при рукоположении священник и епископ должны клятвенно подтвердить, что никакой платы за это не последовало и не обещано. В противном случае оба они лишались своего сана. В первую очередь, от священников он требовал ревности по вере, её охранение и распространение. Император узаконил, что богослужение и священные обряды должны составлять особенный предмет заботы пастырей и священники обязаны поддерживать в храмах благочиние и благопристойность, особенно в то время, когда проходит служба (123-я и 137-я новеллы).

Царь детально установил, при каких условиях лица могут попасть в клир. Для поставления в священники необходимо было достижение возраста 35 лет, диакона и иподиакона — 25 лет, причетника — 18 лет. При этом кандидаты в священники и диаконы должны состоять в браке (123-я новелла). Безбрачные также могли стать иереями, но при обязательном условии, что после рукоположения они останутся целибатными. Переход из духовного звания в светское в принципе был возможен, но при условии, что всё имущество такого лица должно стать собственностью той церкви, в клире которой он состоял (6-я и 123-я новеллы)[140].

Помимо этого, ещё в 527 г. император издал «Уложение о епископах, сиропитателях, экономах и странноприимцах», в котором определил, что они более не вправе делать духовные завещания и должны довольствоваться тем, чем владели до вступления в духовное звание. Кроме этого, он определил, что епископы утрачивают после хиротонии право распоряжаться своей собственностью и должны передать её своей епархии[141].

В не меньшей степени была регламентирована жизнь и монашествующих лиц. Тем более, что уже к 536 г. только в Константинополе и его окрестностях насчитывалось 67 мужских монастырей, не считая женских. Вообще, следует отметить, царь испытывал особый пиетет к монашеству, полагая этот институт идеалом христианской жизни. Святой Юстиниан писал: «Монашеская жизнь столь почётна и делает вступившего в неё столь угодным Богу, что может освободить его от человеческих слабостей, от покорности естественным нуждам, обогатить его знания, очистить и возвысить его помыслы». Поэтому, главная задача монаха — изучать Священное Писание и совершенствоваться в духовном подвиге. «Если в монастыре нет церкви, то, поскольку монахам не позволяется совершать прогулки и общаться с другими людьми, мы приказываем, чтобы они присутствовали в церкви только во время службы, в сопровождении настоятеля, диакона и старших монахов, и чтобы после окончания службы они возвращались в монастырь и оставались там, славя Всемогущего Бога, и посвящали себя изучению Библии. Поэтому в монастырях всегда должно быть достаточное количество этих книг, чтобы каждый мог очистить свою душу и омыть её водой Священного Писания, ибо частое и внимательное изучение освобождает от искушения, обмана и всех человеческих забот»[142].

Согласно 123-й новелле императора поступать в монашеское звание разрешалось всем желающим, вне зависимости от сословной принадлежности; при этом родителям запрещалось препятствовать своим детям уходить в монастырь. Это право распространялось и на рабов, при условии, что их господа дали на это согласие (5-я новелла). Даже в отсутствие завещания дети, желавшие по достижении установленного возраста стать монахами, получали четвёртую часть наследства — законодательство св. Юстиниана вообще очень подробно определяло имущественные права лиц, желавших принять ангельский чин, и их родственников[143]. Конечно, имущественный статус — далеко не главное для кандидата в монахи. Поэтому император специально определил 3-летний испытательный срок для таких лиц, и обязанность настоятелей монастырей строго следить за духовным состоянием постригаемого послушника (123-я новелла). Император специально оговорил то правило, что оставление иночества категорически запрещено — такие лица подлежали обратному водворению в монастырь и при повторной попытке вернуться в мир подлежали принудительному призыву на военную службу (123-я новелла).

«Мы не разрешаем родителям лишать наследства своих детей, а детям — родителей, и в неблагодарности лишать их доли в своём имении, если кто-то из них оставляет мирскую жизнь для жизни монашеской».

Святой Юстиниан полагал, что все монастыри должны быть чётко разделены на женские и мужские, и категорично запрещал их совмещение. Визиты монахинь в мужские монастыри, и наоборот, в принципе разрешались, но не поощрялись. В женских монастырях мужчины-пресвитеры, окормлявшие их, ни при каких обстоятельствах не имели права проживать постоянно, и их вход и выход контролировался привратником, имевшим безупречную репутацию[144].