- Это все правильно, Владимир Ильич, - снова сказал Востропятов. - Но вот, прямо надо сказать, силы у нас слабы...

- Я знаю. И я чувствую, что вы это скажете, попросите помощи. Это законное ваше право. Мы обязаны вам помочь... Я вчера говорил с товарищами по этому поводу. Все мы считаем, что вам, революционным казакам, помочь надо. Мы пошлем к вам добровольцев, агитаторов. Из казачьего комитета при ВЦИКе мне сообщили, что направят около ста казаков-агитаторов... Поможем и еще кое-чем... Совет Народных Комиссаров твердо убежден, что в борьбе с врагами народа он найдет полную поддержку трудового казачества и крестьянства Дона...

Востропятов наклонил голову в знак понимания.

- Приложим все усилия, Владимир Ильич, - сказал он, - чтобы оправдать вашу уверенность. Вы можете не сомневаться в том, что лучшая, передовая часть трудового казачества встанет на защиту советской власти, но... запнулся Востропятов.

- Что вы хотите сказать? - вопросительно взглянул на него Ленин.

- Вы извините меня, товарищ председатель Совнаркома, - нерешительно проговорил Востропятов. - Мы уполномочены от имени фронтового казачества заявить вам, что казаки ждут от Совета Народных Комиссаров льгот для себя...

Ленин недоумевающе оглянул казаков.

- О каких же льготах идет речь? - спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал: - Ведь Совнарком уже отменил обязательную воинскую повинность казаков. Отменил и обязанность казаков приобретать за свой счет обмундирование и снаряжение, когда их призывают на военную службу*. В ближайшее время Совет Народных Комиссаров разрешит земельный вопрос в казачьих областях на основе советской программы. Все это надо широко разъяснить казачьему населению в целях привлечения его на борьбу с калединцами и прочими контрреволюционерами.

_______________

* До революции каждый казак, призываемый на военную службу,

обязан был за свой счет справить строевого коня с седлом,

обмундирование, снаряжение и оружие - пику, шашку, за исключением

винтовки.

Казаки внимательно слушали Ленина и все, что он говорил им, записывали в блокноты для того, чтобы об этом рассказать у себя, на Дону.

* * *

Когда казаки остались одни в гостинице "Астория", где их поместили, они долго и восторженно обсуждали свою встречу с Лениным.

- Никогда этого не забуду! - говорил Прохор. - Какой же товарищ Ленин хороший, простой, обходительный!..

- А ведь какой великий человек! - подхватывал Востропятов. - А у нас какой-нибудь есаулишко уже нос задирает, задается... Говорят, все великие люди просты в обхождении...

- Товарищи! - вспомнил о чем-то Прохор. - Вот довелось нам от имени всего донского казачества побеседовать с товарищем Лениным. Сколько он порассказал!.. Как приедем на Дон, обо всем мы должны отчитаться перед казаками... А вот кое-что у нас не с порядке...

- О чем это ты? - спросил Востропятов.

- А вот о чем, - ответил Прохор. - Как мы будем отчитываться о таком деле: сейчас в Петрограде находятся три наших казачьих полка: первый, четвертый и четырнадцатый. Зачем они здесь? Там они нам могут большую помощь оказать в разгроме контрреволюции...

- Правильно надумал, - согласился Востропятов. - Полки эти революционные. Они, действительно, могут нам здорово помочь.

- Верно толкуете, - согласился и Захаров. - Полки надо направить на Дон. Доложим обо всем этом товарищу Ленину. Он поможет.

- И это правильно, - кивнул Востропятов.

- Я предлагаю созвать завтра митинг полков и поговорить с казаками, предложил Прохор.

- Ладно, - согласился Захаров. - Так и сделаем. А сейчас - спать.

...Казаки жили в Петрограде неделю. За это время им еще раз пришлось увидеться с Лениным. Они разрешили все вопросы, которые ставили перед правительством. Все казачьи полки, находившиеся в Петрограде, решено было возвратить на Дон завершать революцию.

Прохор Ермаков и Востропятов возвращались к себе, в Каменскую, веселые и довольные. Захаров же остался работать в Петрограде. Его избрали членом казачьей секции при ВЦИКе.

XIX

Когда Буденный с дедом Трофимом подъезжал к Платовской, где-то на западе, во мгле ночи, вспыхивали зарницы и глухо рокотали артиллерия.

- Слышишь, гудет? - неодобрительно покачал головой дед Трофим.

Буденный промолчал. Поблагодарив старика, он слез с саней и, не заходя домой, направился в станичный ревком узнать, каково положение в станице. Но в ревкоме никого не было. Всюду в комнатах царил беспорядок, полы усеяны рваной бумагой. Видимо, все бежали отсюда второпях.

По тихим, пустынным улицам Буденный пошел домой. Родители не спали. Они с тревогой прислушивались к раскатам артиллерийской стрельбы.

- Чего вы не спите? - входя в хату, спросил у них Буденный.

- Какой уж тут сон? - плача, проговорила мать. - Такого страха с отцом пережили - и не приведи боже.

- Чего ж вы так боялись?

- Да как же, сынок, весь день из пушек палят... Вот-вот белые в станицу войдут. Измываться же они будут... А тут наш Емельяша к Никифорову в отряд поступил.

- Ну и правильно сделал, - сказал Буденный.

- Как так - правильно? - всплеснула руками Мелания Никитична. - Ведь его там и убить могут... А ведь он только со службы пришел...

- Молодец Емельян! Если б, мамаша, он к красным не ушел, то его белые б могли забрать... А кто это спит?

На сундуке бежал волосатый парень.

- Ай не признаешь? - радостно спросил отец.

Семен нагнулся над спящим. Тот, приоткрыв веки, улыбнулся:

- Здорово, братушка!

- Дениска?! - обрадованно вскричал Семен, сжав в объятиях брата. Ах, чертушка ты этакий!.. Когда же прибыл?

- На другой день после твоего отъезда в Великокняжескую... Это, выходит, значит... пятнадцатого февраля...

Юноша встал с сундука, подсел к брату. Семен любовно глядел на него.

- Ишь ведь ты какой стал, - с изумлением сказал он. - Вырос на войне... Ну как, Дениска, пришлось и тебе хлебнуть горячего?..

- Ну а как же, - вздохнул юноша. - Пришлось, Сема, повидать всяких страхов.

За станицей все слышнее ухали пушки, низенькие оконца хаты при каждом ударе тоненько звякали.

- Господи Исусе! - перекрестилась Мелания Никитична. - Целый день и ночь, без перерыва, так и стреляют, так и стреляют... Сколько теперь понабили народу, матерь божья... Цел ли наш Емельяша?..

По улице пробарабанил дробный перестук копыт мчавшейся лошади. Под окном топот оборвался. Мелания Никитична прильнула к стеклу, всматриваясь в темь ночной улицы.

- Господи! - вскрикнула она обрадованно, бросаясь к двери. - Никак, Емельяша?!

Она выбежала в сени и вскоре, вся сияя от счастья, снова вошла в хату.

- Ну вот, я же говорила, что Емельяша, - сказала она.

Вслед за нею в хату вошел молодой парень с винтовкой за плечами и болтающейся шашкой на боку. Оглянув всех своих, он удовлетворенно сказал:

- Вот хорошо, что я вас всех застал дома... Зараз же запрягайте лошадей и езжайте в Большую Орловку... Наши туда отступают... Платовскую минуют, сюда никто заходить не будет. Нас послали оповестить своих... Ну, так живо! Я пошел, - ринулся он к дверям. - Некогда мне...

- Погоди, Емельяша, - кинулась к нему мать. - Поешь хоть, небось, голодный.

- Некогда, мать, - буркнул парень.

- Ну хоть кусок хлеба возьми с собой.

- Хлеб давай, - согласился Емельян.

Мать проворно отрезала кусок хлеба и сунула в карман его полушубка. Парень исчез за дверью.

- Ну что же, Денис, - встал Семен. - Прохлаждаться нечего. Одевайся, а я пойду запрягу лошадей. Ты, отец, поедешь с нами?

- Что ты, Сема, куда мне? - замахал руками Михаил Иванович. - Куда я от матери поеду?.. Буду с ней до конца. Да они, беляки-то, нас не тонут... Нужны мы им?..

- Смотри, отец, тогда не обижайся, - сказал Семен, - если что случится с тобой... Где хомуты-то?

- В сарайчике. Вон ключ висит, возьми.

Вскоре братья Буденные выезжали из Платовской станицы. Они направились на северо-запад. В том же направлении ехало немало народу. Видимо, Емельян со своими товарищами всполошил всю станицу, и от белых теперь убегали многие.

Было уже часов 10 утра, когда братья приехали в хутор Козюрин. Они остановились у родственников. В хутор все время прибывали беженцы из Платовской и рассказывали ужасы о белых. В полдень в хутор прибыл и отряд Никифорова.

Никифоров, плечистый рябоватый мужчина лет под сорок, в нагольном полушубке, перекрещенный ремнями, ехал впереди отряда.

- Здоров, - сказал он, увидев Буденного в толпе встречающих отряд. Пойди-ка сюда, мне, брат, надо с тобой поговорить.

Никифиров выехал из строя и приказал отряду сделать остановку на отдых. Соскочив с лошади, он передал повод ординарцу.

- Пойдем, Буденный, в хату...

Они вошли. Кроме старухи, месившей у печи тесто, здесь никого не было.

- Можно, бабуся, обогреться? - спросил Никифоров.

- А отчего ж нельзя, проходите. Садитесь, грейтесь.

- Бабуся, нет ли у тебя корочки хлеба да двух стаканчиков, - пройдя от двери и садясь на лавку, сказал Никифоров. - Мы погреемся с холоду... Продрог я... Брр!.. Хоть и не особенно холодно, а пробирает...

Старуха молча нарезала хлеба, поставила на стол тарелки с салом и огурцами. Никифоров, вынув из кожаной сумки, висевшей у него на боку, бутылку водки, с силой хлопнул ладонью по дну. Пробка взвилась под потолок. Он наполнил стаканы водкой.

- Бери, Семен Михайлович! Будь здоров!..

Они выпили.

- Что думаешь, предпринимать, Тит Александрович? - спросил Буденный, жуя сало.

- Вот насчет этого-то я и хочу с тобой поговорить, - ответил Никифоров. - Как поотдохнут мои хлопцы, так двинемся на Большую Орловку. Там соединимся с отрядами Ковалева и Ситникова... А потом пойдем по калмыцким станицам с облавой на богатеев. У калмыков черт знает сколько оружия припрятано. Надо его у них изъять. А то ведь они настроены враждебно против советской власти. Из-за каждого угла будут стрелять в нас...