94

Утром я иду на работу. До редакции недалеко, и я хожу пешком. Димка провожает меня до угла. На нем темно-синий матросский костюмчик, и бескозырка с лентами, и коричневые сандалии, и он размахивает руками — смешной маленький человечек с серыми, как у Лиды, глазами и рыжими завиточками на висках.

И моя мама смотрит нам вслед, прижавшись щекой к стеклу.

…Он был хороший мужик, этот кучерявый бородатый Сизиф, сын бога повелителя всех ветров Эола, основатель города Коринфа, который в древности назывался Эфирой. Это потом боги;- рассердившиеся на него, придумали, что никто во всей Греции не мог равняться с ним по коварству, хитрости и изворотливости, и люди донесли эту легенду до наших дней и поверили в нее. А на самом деле Сизиф был хороший веселый мужик, и только одна, очень человеческая слабость была у него — он не хотел умирать. И когда бог смерти, угрюмый подонок Танат пришел за Сизифом, чтобы отвести его в мрачное царство теней, в царство Аида, Сизиф обманул Таната, завлек его в каменную башню и заковал в надежные оковы. Он это сделал не для того, чтобы попасть в легенду и остаться в веках, чихал он на эти века, если уж правду говорить, ему всего годок-другой у смерти вырвать хотелось, вот в чем дело. Но, как говорится, поступок его имел неожиданные и далеко идущие последствия. На земле перестали умирать люди — больше некому было отводить их в царство теней, и радость и веселье воцарились под каждой крышей, и все славили Сизифа, многомудрого и хитроумного царя Коринфа.

Но эта ситуация никак не устраивала богов подземного царства Аида и Персефону — взяточников и хапуг, которых в наше время даже самая сердобольная артель детской игрушки не взяла бы на поруки. Больше никто не приносил им богатых жертв, а ведь так и отощать можно… И они тут же настрочили кляузу на Сизифа старому развратнику и обжоре Зевсу, и бог богов рассвирепел, как подвыпивший биндюжник. Еще бы! Какой-то жалкий червь, обыкновенный смертный вознамерился порушить порядок, который он самолично завел на земле!..

Зевс тут же послал в Эфиру мелкого хулигана Ареса, бога войны, и он вызволил Даната из оков. Танат размял затекшие члены, быстренько вынул из Сизифа бессмертную душу — он был специалист на такие штучки, да и воспоминание об оковах придавало ему прыти! — и отволок ее в царство теней умерших.

Но боги дураки, а Сизиф был человеком, и он снова их обманул. За мгновение до смерти он успел шепнуть жене, чтобы она не погребала его тела и не приносила этим крохоборам никаких жертв. У него была послушная жена, не то что нынешние, она и понятия не имела об эмансипации и всяких прочих фокусах.

Будьте уверены, она ничего не перепутала и свято выполнила его приказ.

Сидят Персефона с Аидом, облизываются: похоронных жертв ждут. Как же, такую добычу заполучили: душу самого богатейшего Сизифа, царя Коринфа! Ждут-пождут, а им ничего не светит, кроме кукиша с маслом.

Наконец лопнуло у Аида терпение. Вызвал он Сизифа и говорит:

— Послушай, дорогой, что это за безобразие? У всех жены как жены, не успеет муж дуба дать, Они ему похороны закатывают по первому разряду и богатые жертвы богам приносят, дабы умилостивить их, одна твоя какая-то недотепа. Даже пальцем не шевельнет, чтоб похоронить тебя подобающим образом, будто ты и не царь вовсе был, а жалкий безродный раб. Нехорошо, дорогой, нехорошо…

Усмехнулся Сизиф хитровато в бороду и отвечает:

— Жадность ее заела, о всемогущий Аид. Отпусти меня на пресветлую землю, я задам ей хорошую взбучку, велю принести тебе достойные жертвы (он чуть не сказал: «взятку»- но вовремя сдержался — как все дураки, Аид терпеть не мог юмора), а сам вернусь обратно.

Аид был так жаден и глуп, что поверил Сизифу и отпустил его. Сизиф вернулся в свой дворец, и пусть не было в нем по тем временам никаких коммунальных удобств, и ни телевизора цветного, и ни телефона, как же он счастлив был, могучий и лукавый царь Коринфа, что снова оказался среди людей, среди друзей!.. Он жил, любил, пьянствовал, работал (хотя какая могла быть у царя работа!) и вовсе не думал возвращаться в тот, лучший мир, где нет ни горя, ни печалей.

Его вполне устраивал этот мир со всем хорошим и плохим, что в нем есть.

Конечно, боги не могли такого стерпеть, ведь им счастливый человек — нож в горло, и угрюмый подонок Танат все-таки укокошил Сизифа. Прямо за обеденным столом укокошил, даже чарку не дал допить. И за то, что этот кучерявый бородатый мужик любил жизнь, как бессмертные боги, и сильнее, чем боги, и цеплялся за нее, как говорится, руками и ногами, боги даровали ему бессмертие, но осудили на тяжкую муку: вкатывать на крутую гору громадный камень.

…Вот он катит свой камень, Сизиф. На кручах он сбил в кровь ноги, и ободрал руки, и пот градом струится с 'него, он упрямо карабкается вверх со своим камнем, напрягая последние силы. Все ближе вершина, еще рывок, и закончится тяжкий труд. Но камень вырывается из его рук и с грохотом катится вниз, и нужно все начинать сначала, зная, что все равно тебе никогда не достичь вершины. Вот, что придумали бессердечные боги — они сделали бессмысленным весь Сизифов труд.

И все- таки, пошатываясь, он спускается с горы к подножью, плюет на руки и снова и снова берется за свой камень. Все это чепуха, что сказали боги, однажды он вкатит свой камень на вершину, даже если все они лопнут от злости, он непременно вкатит свой камень. И горько посмеется над ними, потому что за этой вершиной есть другая, еще более крутая и обрывистая, и за ней непрерывная цепь вершин.

Нельзя обессмыслить человеческий труд, потому что тогда потеряет смысл и цену сама жизнь. Вот чего не знали смешные и жестокие боги.

А пока нужно опять спускаться к подножью горы. И опять карабкаться вверх с нелегкой ношей прожитого и пережитого, сбивая в кровь ноги, руки, сердце…

А вершина, окутанная призрачной дымкой, все ближе и ближе.

Ну- ка, еще усилие, еще рывок…