Хрусталева отыскала взглядом Цареву… А, пожалуй, Ида права. Волосы роскошные, хотя это для топ-модели не главное – через год-два после постоянных причесываний самая шикарная грива превращается в мочалку. Среди манекенщиц бытует мнение, что на этой работе обычно портишь нервы и теряешь волосы, причем в первую очередь.

Элла Борисовна продолжала разглядывать Катерину: лицо выразительное, только нервное, громадные зеленые миндалевидные глаза, фигурка отличная – грудь, ноги… Главная редакторша оценивала модельку, как кобылу на ярмарке. Жаль, что вчера не догадалась пощелкать ее для журнала: оригинал-макет уже ушел в производство. Ничего, не последний номер сдала.

Эта Царева никуда не денется.

Чем дольше Элла Борисовна наблюдала за Катей, тем с большей уверенностью думала о том, что девчонка эта действительно интересная. Несомненно, в зеленоглазой красавице что-то было. Фактор «Икс», волшебный фактор «Икс» – то, что способно превратить обычную манекенщицу в супермодель…

Профессионалы на Западе, взглянув на начинающую модельку, могут точно определить, добьется она успеха или нет. Но то на Западе, у нас же все сложнее. Пока пробьешься на столичные подиумы, может случиться все, что угодно… Если еще пробьешься. А скорее всего, даже обладая великолепными данными, можно сгинуть, затеряться, остаться в каком-нибудь провинциальном Доме моды.

Хрусталева, например, вполне искренне сожалела о том, что Наталья Богданова застряла в Доме моды «Подмосковье». У нее есть, считала Элла Борисовна, все необходимые данные, чтобы продвинуться выше. А Катю Цареву пока можно сравнить с закрытой наглухо раковиной. Неизвестно, есть там жемчужина или нет?

Катерина мгновенно почувствовала внимание к своей персоне со стороны главной редакторши. "А этой что от меня надо?" – было написано у нее на лице, когда она обернулась и посмотрела на Хрусталеву. Сейчас Царева опасалась всех.

"А у девицы, оказывается, есть характер! – подумала Элла Борисовна. – Это совсем неплохо".

Катя с трудом дождалась окончания просмотра. Все это время она думала лишь об одном: что случилось с Наташей?

Уйти сразу было нельзя: участие моделек в презентации обязательно. И Катя, как неприкаянная, моталась по залу. Она старалась держаться понезаметнее – не хотелось ни с кем общаться. Тимофей отсутствовал: поругавшись с Ниной Ивановной, он уехал, не дожидаясь окончания показа.

– А вот и наша скромница! – услышала Катя знакомый язвительный голосок.

Наденька, любезничая с Борисом Саватеевым, открыто льнула к нему.

– Скучаем? Скучаем! И Тимофея нет…

Катя неприязненно посмотрела на нее:

– Я тебе мешаю?

– А мне все мешают – понятно? – нехорошо рассмеялась та.

Царева сделала шаг в сторону, но успевшая уже основательно опьянеть манекенщица ухватила ее за руку. Катя попыталась вырваться из цепкого захвата, но не тут-то было.

– Слушай… – Наденька приблизила свое лицо вплотную к лицу Кати. – Не лезь к Борису! Ясно тебе?

– Ты что, совсем сдурела?

Пьяная девица не унималась.

– Я тебя предупредила, – прошипела она. – Потом не обижайся… Скромница!

Катя вырвала наконец свою руку.

– Оставь меня в покое! – резко бросила она.

– Иначе что будет? – нагло улыбалась Наденька, которой сейчас было море по колено.

– Скандал.

Видно, в тоне Катерины присутствовало нечто такое, что заставило образумиться пьяную модельку.

К ним уже спешила Зинка.

– Какая распущенность! – принялась она выговаривать Катерине. – Выяснять отношения на людях… Ты разве не знаешь, что, когда она выпьет, ее лучше не трогать?

– Да я не трогала ее, – искренне возмутилась Катя. – Она сама.

От несправедливости Царева чуть не расплакалась.

К ней подошла Тамара:

– Я ведь тебе уже намекала, чтобы ты держалась от Бориса подальше.

– Я к нему вообще не приближаюсь.

– Ой ли? А вчера на лестнице кто с ним любезничал?

– Он сам подошел. Спросил – я ответила. Он мне тысячу лет не нужен!

Тамара удивленно взглянула на Цареву:

– Да? А мне Надька говорила, что ты ему на шею вешаешься. Проходу не даешь.

– Кто – я?! – У Кати даже голос пропал от возмущения.

– Не ерепенься, – подумав, рассудила Тамара. – С Надькой я поговорю. Она баба вздорная, но отходчивая. Но в темных местах с этим пижоном постарайся не встречаться. От Надежды всего, чего угодно, можно ожидать. – И Тамара царственной походкой удалилась.

Катя с тоской смотрела на веселящихся людей: ей было одиноко и вообще – паршиво… Никто из них не придет на помощь, никто не пожалеет. Здесь до нее никому нет дела. Кроме Наташки.

Тут Катю будто током ударило – надо же, из-за собственных мелких обид совсем забыла о подруге! Она незаметно выскользнула из зала… Ну их к черту, пусть Нина Ивановна потом выговаривает, что рано ушла. Она не нанималась терпеть нападки пьяной Наденьки и слушать всякие глупости.

Катя торопливо шагала по улице. К вечеру подморозило, подошвы скользили, и ноги разъезжались в разные стороны. Чем быстрее она шла, тем нетерпеливее стучало сердце… Что с Наташкой, что? Почему не пришла сегодня?

Подойдя к дому, где Богданова снимала квартиру, Катя подняла голову: в окнах Наташиной комнаты горел свет. Ну, слава богу, обрадовалась она. Значит, все в порядке.

Катя едва ли не бегом припустилась к подъезду.

Квартира находилась на третьем этаже. Катерина, не дожидаясь лифта, стала подниматься пешком…

Она уже несколько минут безрезультатно нажимала на кнопку звонка. Ей никто не открывал, и Катя начала волноваться: что происходит? Она прислушалась. В квартире стояла тишина.

Катя еще раз позвонила.

– Нет, что ли, никого? – вслух произнесла она, чтобы себя подбодрить. Уйти просто так она не могла.

Катерина от усталости прислонилась к двери – и вдруг с удивлением почувствовала, что та отворяется.

Царева шагнула в темную прихожую. Свет горел только на кухне и в комнате, заглянула сначала на кухню. Там полный порядок. Остановилась перед дверью в комнату, которая была прикрыта. Почему-то она медлила, не хотела открывать эту дверь…

Ужас от того, что увидела Катя, буквально пригвоздил ее к месту. В кресле, боком привалившись к высокой спинке, полулежала Наталья, одетая в длинный халат, распахнутый на груди. Левая рука бессильно свисала вниз, правая, со скрюченными пальцами, лежала на ручке кресла. А голова… Катя едва не потеряла сознание, когда до нее дошло, что случилось: левую половину Наташиной головы залила кровь. В виске темнело аккуратное отверстие.

Богданова, судя по всему, была мертва уже почти сутки. Кожа ее уже приобрела характерный оттенок. Хоть она и полулежала в кресле в естественной позе, на лице – холодном, чужом, с заострившимся носом – уже был заметен страшный отпечаток смерти. В комнате царил порядок, не было видно каких-либо следов борьбы. Лишь высокий торшер, который всегда стоял в самом углу, оказался почему-то передвинутым вдоль стены. И еще горел верхний свет. Катя знала, что Наташа зажигала люстру лишь в исключительных случаях – обычно ей хватало света от настенных бра или торшера.

– Господи!

Цареву качнуло. Она стояла посредине комнаты, боясь шевельнуться. Внутри будто что-то оборвалось, горький тяжелый комок подкатывал к горлу. Она не могла оторвать глаз от жуткой картины… Это невозможно, невозможно!

– Так не бывает, так не бывает… – качая головой, твердила она вслух, сама не замечая этого.

Впервые Катя близко видела смерть. И сразу вспомнила, как Наташа несколько дней назад кричала в истерике: "Ты когда-нибудь видела, как убивают?! А труп – с вывалившимися мозгами и снесенной челюстью?! Это страшно!" Это действительно было страшно.

Что делать? Нельзя стоять здесь как истукан: надо действовать! Взгляд Кати беспомощно метался с одного предмета на другой. Она плохо соображала.

– Наташенька, как же так? Наташа! – Сцепив руки, Царева пыталась унять начавшуюся дрожь.