Следующий час показался вечностью. Вика уже мечтала о том, чтобы Вадим поскорей уехал. Но тот сидел на месте и отвечал на звонки. Сейчас звонила его мать и была явно чем-то недовольна.

— Мам, ну и что, что у нее хорошей машины нет, — отвечал он в трубку. — Зачем ей такая дорогая? Я ей уже покупал совсем недавно очень хорошую. Стасика вон просил. Он ей кучу наворотов сделал. Какую?!!! Да она с ума сошла! Выкинут ее на первом же перекрестке из такой машины, если не прибьют!

Женщина в трубке что-то долго говорила в ответ.

— Да мне не жалко! — явно оправдывался перед ней Ворон. — Да, это не только мои деньги! Я знаю! И что? Мне к ней еще и охрану приставлять? Да они первые ее же и грохнут! При чем тут моя жена? Ты знаешь, на каком говне моя жена ездит? Конечно, я и жене достойную тачку куплю скоро, я не спорю. Она же моя жена! Но эта уже совсем оборзела!

Слушая этот односторонний диалог об «обделенной» родственнице Ворона, Колесникова почувствовала, как ее тело привычно разделилось на две части — на холодную голову и горячее тело ниже, становившееся все горячее. Какая же она дура! Он совершенно правильно ее назвал! Дура, дура и есть! Преданная собачонка, приносящая в зубах своему хозяину лучший кусок. А хозяин — лев, готовый разорвать ее в мелкие клочки за малейшую провинность. У него же целый прайд. И все жрать хотят, жить красиво. Семейство с женами, матерями, тетками, детками, кучей левых нахлебников в придачу, стремящихся урвать из этого пиршества кусок. И кто на этом пиршестве она?!

Вике стало плохо. Сознание неумолимо давило свое: «Ты только недавно спрашивала, кто ты для него. Вот и послушай! Ты для него лишь инструмент. Так и будешь не спать ночами, вкалывать, решать его проблемы, стараться сэкономить, принести прибыль и ездить при этом на маршрутке. А его жена будет рассекать на „достойной тачке“. Ты ведь ему не жена. Ты ему вообще никто, и он сейчас не постеснялся об этом сообщить. Сколько он там должен был заплатить москвичам за реорганизацию завода? Вернее, просто за схему? Сколько сотен тысяч долларов? Правильно, зачем тратиться, когда есть ты. Сколько потом тебе заплатят? Копейки? Иначе не хватит денег на новенькую машину кому-то! Родственница, которая меняет их как перчатки, ведь всю голову сломала, какую же ей следующую купить. Вот то „интересное на завтра“, что он тебе пообещал!»

Колесникова еле сдержалась, чтобы не всхлипнуть. Насколько ей было бы морально легче, если бы не спала с ним!

Попросив себе чаю, она судорожно выпила его залпом и повернулась к Ворону:

— Мы все посчитали. Я пойду?

Довольный тем, что Вика с Жуком просидели бок о бок несколько часов, Вадим махнул рукой и начал собираться, даже не взглянув на расчеты. Девушка выползла из кабинета хозяина, словно из камеры пыток, и тут же отправилась к Мухину.

Взглянув на нее, Михаил Федотович, не говоря ни слова, достал из шкафа бутылку коньяка. Раздались булькающие звуки.

— Вот, пятьдесят грамм. Лимона, к сожалению, нет, — произнес он и пододвинул бокал ближе. Вика мужским жестом отправила алкоголь в рот.

— Еще?

Она кивнула. Ирина, наблюдавшая за мертвенно-бледной, осунувшейся девушкой, получив знак от директора, вышла.

— Еще?

Выпив третью порцию коньяка, она почувствовала, как напряжение начинает отпускать. Тиски, нещадно сжимавшие горло, ослабили хватку и тут же слезы потекли в три ручья. Она отвернулась и, всхлипнув, достала из кармана платок.

— Плачь, не стесняйся. Все бывает, — по-доброму сказал ей Мухин.

Услышав, что в комнату постучали, Вика в доли секунды оказалась на балконе. Через некоторое время ее одиночество разбавила Ирина, появившаяся со стаканом воды и сигаретой.

— Хочешь покурить?

— Нет.

— А я закурю. На, выпей. Господи, ты всю косметику размазала! И глаза, как у кролика, красные. — Ирина принялась вытирать платком ее лицо. — Ты что так расстроилась? Он тебе что-нибудь обидное сказал? Так он ведь всех так — не тебя одну. Знаешь, как он сегодня Мухина выгнал? Тот пришел — валерьянку попросил. Я сама у Ворона в кабинете больше часа находиться не могу — выползаю, как выжатый лимон. Успокаивайся, я тебе сейчас сумку принесу.

«Не обидел, — эхом пронеслось в голове у девушки, — просто спустил с небес на землю. А я, идиотка, так старалась что-то заслужить…»

Ирина поставила рядом с ней сумку и исчезла. Оставшись в одиночестве, Колесникова наклонилась вниз и стала смотреть на проезжающие внизу машины, жалея себя. Прошло полчаса.

— Еще ревет, — раздался за ее спиной негромкий мужской голос. Она обернулась и увидела охранника Вадима. Девушка быстро прикрыла лицо платком и случайно взглянула на стену — прямо перед ней висела камера видеонаблюдения. Черт! Наверное, с пульта позвонили и сообщили, что на крыше какая-то ненормальная уже час воет.

Она присела на корточки, стараясь скрыться из поля видимости, и закрыла лицо руками. Охранник исчез. Через минуту вместо него возник Вадим. Он мягко обнял ее и привлек к себе.

— Ну, ты чего? — ласковым тоном проговорил он. — Дай я на тебя посмотрю.

Вика с трудом разлепила опухшие веки, потом резко отвернулась.

— Ну, чем я тебя так обидел? Я тебе что-то неприятное сказал?

— Нет! Все отлично! — не поворачивая головы, выпалила девушка.

— Чего ты упрямишься? Скажи мне.

— И что изменится?

Он присел рядом и уткнулся лбом ей в коленки.

— Ну, чего ты? Успокойся…

На балкон вышел Мухин и облокотился о косяк, попыхивая трубкой.

— Вы что, уже вместе ревете? — пошутил он.

Вика посмотрела на вошедшего Мухина. Его присутствие отрезвило ее. Она покосилась на Ворона, в душе вдруг поднялась необъяснимая злость.

«Как бы мне хотелось увидеть его плачущим или раненым, — подумала она, — сделать ему так же больно, как и он мне!»

Вадим устало поднялся и посмотрел на часы.

— Ну, ладно, мне ехать нужно…

— Я с ней Ирину оставлю! — предупредил Мухин.

Колесникова выдохнула. Боль внутри притупилась, но слезы останавливаться никак не хотели. Она вдруг подумала, что такой истерики с ней, пожалуй, еще ни разу не было.

— Ир, — позвала она, вытирая мокрые руки о платок. — Налей мне, пожалуйста, чаю.

Ирина скрылась за дверью и вскоре вернулась с позвякивающей чашкой и таблетками в руках.

— Спасибо. Там кто-нибудь есть? Я смогу незаметно сходить в туалет?

— Вряд ли получится. Тут Нина Константиновна, как всегда. Да и охранники кругом. Я твой комп выключила. Сказала Строгой, что ты задерживаешься у Вадима Сергеевича.

— Это истерика? — с долей сомнения в голосе уточнила она у Ирины, как у врача.

— Не знаю. Скорее всего. Ты как себя чувствуешь?

— Не скажу, что прекрасно.

— Поехали домой, пока тебя опять не развезло. Не надо было коньяк пить.

— Меня тогда разорвало бы, как гранату. Лучше так.

Они прошмыгнули в лифт. Все время в дороге Ирина беспокойно поглядывала на бледную Вику, отсутствующим взглядом провожавшую мчавшиеся за окном машины.

— Может, тебе на завтра отгул взять?

— Не знаю…

Возле дома Колесникова попрощалась с Ириной и быстро скрылась в подъезде. Ее пошатывало. Дома она снова заплакала. Впервые не в состоянии справиться с собой, Вика не на шутку забеспокоилась. Она набрала мамин номер. Разговор с родным человеком приободрил ее, слезы вскоре высохли. Девушка в очередной раз умылась, устроилась перед телевизором и не заметила, как уснула… Вика открыла глаза в третьем часу ночи, словно кто-то толкнул ее в бок. Очнувшись, она снова начала реветь.

«Может, скорую вызвать?» — беспомощно подумала Колесникова.

Но сочтя, что ей нечего будет сказать приехавшим врачам, она вскоре опять заснула…

Утром Вика подошла к холодильнику, достала оттуда настойку боярышника на спирту и добавила в чай. Авось поможет!