— Если захочу, я сам налью себе «еще чего-нибудь», — сухо сказал он, взглянув на стоящий в открытом баре графин с бренди. — В самом деле, — добавил он, как только дворецкий вышел из комнаты, — судя по вашему виду, нам всем не повредит глоток «чего-нибудь»!

Он подошел к бару и налил бренди в три стакана. Кассандра не выносила бренди. Мать тоже нельзя было отнести к любительнице этого напитка. Но если Джонас сказал, что это им не повредит, то они, конечно, выпьют. Никто не собирался с ним спорить ни по какому поводу, они взяли предложенные стаканы. Мать по-прежнему нервничала, глядя на него. Кассандра тоже настороженно смотрела на Джонаса. Он, взяв свой стакан, подошел и сел на диван рядом с ней, хотя в комнате были свободные кресла. Он мог бы сесть как можно дальше от нее, продемонстрировав, что не собирается прикасаться к ней. Сегодняшняя его злобная выходка в счет не шла. Вместо этого он опустился рядом — теперь они сидели, прижавшись друг к другу. Джонас выпил бренди одним глотком и поморщился.

— Когда я вошел, вы, леди, кажется о чем-то беседовали? — вежливо спросил он, посмотрев на них обеих.

Маргарита отважно отхлебнула бренди из своего стакана и почувствовала, как огненная жидкость обожгла ей горло.

Кассандра гадала, как много ему удалось услышать из последней реплики матери. И было ли это важно? Она посмотрела на мать.

— Расскажи ему все, — спокойно предложила Кассандра.

Маргарита тяжело вздохнула.

— Право, Кассандра, мне бы не хотелось беспокоить Джонаса…

— Я уже обеспокоен! — резко отозвался он. — Я очень обеспокоен. Ведь Кассандру уверили в том, что фонды компании присвоил и использовал в личных целях Чарльз, а не ваш муж.

— Джонас, не надо, пожалуйста, — запротестовала Маргарита. — Ты делаешь из Давида просто какого-то преступника!

Кассандра взглянула на Джонаса. Он поверил ей. Когда он уходил, он был с ней холоден, насмешлив, презрителен. А теперь, хотя не прошло и двух часов, он полностью изменил свое отношение. Что же с ним случилось за эти два часа? Чем вызвана эта перемена?

Он повернулся к ней, почувствовав на себе вопросительный взгляд ее черных глаз. Спокойно отставил стакан с бренди и взял ее за руку. Касание его пальцев было нежным и успокаивающим.

— А он им и был, — тихо ответил он. — То, что сделал ваш муж — самое настоящее преступление…

— Господи, это были его собственные деньги! — возразила мать.

— ..Преступление, за которое, будь он сейчас жив, ему пришлось бы отвечать по закону, — уверенно закончил Джонас.

Маргарита побледнела.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что Давид это понимал и специально…

— Нет, я, конечно, не имел в виду, что ваш муж специально подстроил тот несчастный случай и покончил жизнь самоубийством, — перебил ее Джонас. — Я только хочу сказать, что если бы сейчас хоть один из компаньонов был жив, то не стоило даже и думать о том, что происшедшее каким-то образом можно скрыть.

Он повернулся к Кассандре, почувствовав, как она напряглась.

— Не бойся, — мягко сказал он ей, — несмотря ни на что, я не нарушу свое обещание. Я только хочу узнать, что теперь собираешься делать ты.

Кассандра изумленно замерла. Ее сердце застучало так громко, что, казалось, его удары слышны по всей комнате.

— Ты уже не хочешь получить мою долю?.. Он усмехнулся, но теперь уже над собой.

— ..Вместе с женой, которая меня ненавидит.

Ей стало душно. Джонас больше не хотел, чтобы она стала его женой. О, Боже! Но она уже не представляла свою жизнь без него. Он был ей нужен!

Он непроизвольно сжал ее руку и снова повернулся к Маргарите.

— Я силой заставлял вашу дочь выйти за меня, — честно признался он. — И она была готова принести себя в жертву, поскольку любит вас всех… И Чарльза, — грубовато добавил он. Он посмотрел на Кассандру, и в его глазах было извинение. — Должно быть, ты его очень любила и поэтому вынесла все те неприятности, которые я тебе доставил за два последних месяца. — Он со вздохом покачал головой.

— Да, — согласилась она, по-прежнему пребывая в оцепенении.

Она очень любила Чарльза, она любила его до сих пор. Но это была любовь скорее к своенравному ребенку, которого надо либо наказывать, либо баловать. Она же никогда не видела от него ни помощи, ни защиты. Джонаса же она просто любила за то, что он такой, какой есть, за то, что, несмотря на собственную уязвимость, он способен защитить другого человека, заботиться о нем… И теперь он освобождал ее от данного ему слова!

— Джонас…

— Я больше не позволю тебе приносить себя в жертву, — резко сказал он. — Мы все — одна семья, и во время шторма должны быть вместе, не ссориться, не обижаться друг на друга, а быть вместе, — убежденно сказал он.

Это было просто поразительно. Джонас всегда поступал вопреки желаниям семьи, как ее, так и своей собственной. Но сейчас призыв к объединению прозвучал совершенно искренне.

— Я последовал твоему совету, Кассандра, и съездил к своему отцу, — произнес он в ответ на ее удивленный взгляд. — Это было для меня не просто, но я хотел помириться с ним.

Я выслушал всю историю его отношений с моей матерью. И если даже не со всем согласился, то понял, что вещи не обязательно могут быть черными или белыми, иногда они оказываются серыми.

Кассандра смотрела на него широко открытыми глазами.

— Но твоя мать… Он поморщился.

— Она не ангел. Я уже много лет об этом догадывался, а иногда точка зрения другого человека очень помогает разобраться в своих мыслях.

Он тяжело вздохнул. Кассандра понимала, как нелегко ему было выслушивать подобные вещи, и тем более признавать, что это правда.

— Мне очень жаль.

— А мне нет! — Он попытался улыбнуться, но ему не удалось. — Может, лучше так, чем никак. — Он пожал плечами. — Мне стоит попробовать начать жить по-другому и перестать мстить близким людям. — Некоторое время он помолчал, а затем добавил:

— Как только я урегулирую все дела, связанные с «Хантер и Кайл», я возвращусь в Штаты и…

— Нет! — воскликнула Кассандра, напуганная тем, что он может уехать. Она резко встала и посмотрела на него с мольбой в глазах. — Не делай этого!

— Не волнуйся, — успокоил он ее, криво усмехнувшись. — Я не уеду до тех пор, пока не удостоверюсь, что дела в «Хантер и Кайл» идут нормально.

— Ты ничего не понял, Джонас! — сказала она, забыв о своей гордости. — Я не хочу, чтоб ты уезжал. Я… — Она решила сказать ему все откровенно. — Я не хочу, чтобы ты расторг нашу помолвку. Я хочу… Я хочу…

Они с Джонасом смотрели друг на друга, не замечая никого вокруг, словно были в комнате одни.

— А чего ты хочешь, Кассандра? — Сейчас он смотрел на нее настороженно. Он ждал и одновременно боялся ее ответа.

Боялся? Джонас? Нет, это был не страх, скорее трепет. Казалось, от ее ответа для него зависело очень многое. Видимо, так оно и было… Но она боялась ему ответить, опасалась, что он снова посмеется над ней.

— Если ты уедешь, Бетони будет тосковать, — грубовато ответила она.

Глаза Джонаса потемнели. Но как-только он подумал о девочке, его лицо снова смягчилось.

— Я тоже буду тосковать по ней, — сказал он. — Может, ты позволишь ей иногда меня навещать?

— В Америке?

— Да.

— Тебя и твою жену?

Она не знала причин его отъезда в Америку. Если он на самом деле спешил вернуться к женщине…

Его рот скривился. Он снова смеялся над собой.

— Теперь я сомневаюсь, что когда-нибудь женюсь.

Она внимательно посмотрела на него, и в ее сердце вновь появилась надежда — из-за слова «теперь».

— Почему?

— Может, будет лучше, если я оставлю вас одних? — поднялась Маргарита, напомнив о своем присутствии и справедливо считая себя здесь абсолютно лишней.

— Нет, не надо, — твердо ответила ей Кассандра. — Лучше уйдем мы с Джонасом.

— Мы? — удивленно поднял он брови.

— Да, мы, — кивнула она. — Несмотря на то, что ты говорил раньше. Мы… Нам надо завершить репетицию свадьбы.