И было две операции. Сначала сложный межпредсердный дефект, а потом тетрада Фалло. Оказалась осложненной, были еще два межпредсердных дефекта. Последний раз оперировал тетраду года полтора назад. Очень волновался. Сделал будто как нужно, из операционной вывезли в порядке, но в реанимации сразу началась сердечная слабость, и всю неделю не можем отключить девочку от искусственного дыхания и сердечных средств. Очень боюсь, вдруг что не так сделал? Никогда хирург не может быть уверен. Вот и получается: настращал других, а сам не потянул. Нужно обязательно доказать, что можно оперировать без воздуха.

Трудно, очень трудно держать экзамен старику.

Во вторник не оперировал. Весь день прошел за хозяйством.

В четверг после операции вытряс бюллетени из ящиков. Признаюсь, с трепетом разбирал листочки. Чего я ждал? Был готов, что получу до 20 процентов отрицательных оценок. Два с лишним года прошло с последнего голосования, и, наверное, никого не обошел я своей, скажем осторожно, директорской строгостью. Бывало и чересчур, и несправедливо, и под горячую руку - всякое бывало.

И вот - радость! Из 128 оценок личных и деловых качеств я получил только четыре минуса. Чуть больше трех процентов. Это четвертый опрос с 76-го года, и так мало еще никогда не было. Растрогался чуть не до слез (старики сентиментальны...).

Вечером подсчитал и всех других. Картина пестрая - от 32 до 1 процента отрицательных оценок. Есть такие завы, что много от меня выговоров получили, а имеют всего три процента минусов.

Вчера на пятничной предпраздничной конференции сказал вполне искренне хорошие слова женщинам. Оказывается, их у нас 850 - чуть не 90 процентов. Нужно, обязательно нужно что-то сделать для них в социальном плане.

Потом поблагодарил за хорошее голосование, сказал, что тронут очень.

Демократия вчера еще раз сработала. В добавление к двум медалям, которые мы уже распределили, дали нам разверстку еще на одного заслуженного врача и на грамоту Верховного Совета УССР за работу в 11-й пятилетке. От имени профкома и партбюро выдвинули на коллектив партийного секретаря и главного врача. Уже готовы были голосовать, как кто-то из задних рядов возьми и крикни:

- Чего голосовать, когда все уже решили... Пришлось вступиться и сказать, что не то теперь время.

- Давайте добавляйте, и проголосуем. Выберем счетчиков, как, я помню, в далекие прошлые годы, и сосчитаем.

И вот добавили в список еще четырех человек, вышли считать, подняли руки и оказалось: главного врача поддержали, а секретаря забаллотировали. Выбрали Васю Урсуленко.

Все разошлись с удовлетворением.

Дневник. 4 апреля. Пятница, конец дня

Сегодня месячный и квартальный отчеты.

Директорская деятельность достаточно эффективна. За март удалось снизить смертность.

Надежды, силы... Сколько раз уже бывало? Вспоминается 75-й, 80-й, прошлый год, три первых месяца. Тоже снижалась смертность, тоже казалось - бога за бороду схватил! А потом снова спад: то инфекция, то воздух.

Думаю, что болезнь глубже. Расхлябанность, безответственность... и ума мало.

Геннадий был на всесоюзном совещании. Привез цифры: во всех центрах Союза застой с сердечной хирургией.

Мы по крайней мере по количеству операций все время растем и впереди всех.

Дневник. 13 апреля. Воскресенье, 10.30.

Отвратительная погода, мрачное настроение. Первая неделя была очень теплая, и начали распускаться почки на каштанах. А сегодня идет мокрый снег, облепил листочки, такие жалкие.

В понедельник две операции. Одна очень сложная: митральный протез и пластика гигантского левого предсердия. Пожилая слабая женщина. Прошла с трудом.

Во вторник с большим опозданием самолета улетел в Москву на сессию Академии медицинских наук. Заседание в среду, доклад министра о перестройке "в свете решений". Науку повернуть к производству, то бишь к больным. Приветствую и давно уже повернул.

Только ничего наши ученые не перестроят. Отсидятся в обороне, поскольку организационных реформ не видно. Если без конкуренции производство идет тихо, то наука вообще не может двигаться. Дело не изменится от того, что теперь планы стали называть программами. Нужна работа по контрактам, свободная циркуляция способных людей по стране, не ограниченная прописками и квартирами. Дать права директорам или, еще лучше, коллективам распоряжаться деньгами и штатами. Да и самих директоров назначать не по удобству для властей, а выбирать по научному потенциалу я организационным способностям. Впрочем, не буду распространяться, все уже говорилось множество раз.

В четверг в 8 утра был у Бураковского на обходе и конференции. Володя все такой же толстый, вальяжный, институтом правит хорошо. Только коньяк из холодильника исчез.

- Я его теперь в другом месте держу...

Понравился мне обход. Реанимация у них мала, в тем не менее делают до семи АИКов в день. За прошлый год они почти нас догнали: 930 операций против наших 1002, а нынче могут и перегнать, если так будут дальше идти. Больные сложнее, чем у нас. Поэтому из института ушел "с комплексом"...

Дневник. 1 мая. Четверг, утро

Снова началась дачная жизнь. В воскресенье к вечеру переехали, сегодня первый день, чтобы оглядеться. Все дни - не до природы. Делал сложные операции. Был месячный отчет, хорошие результаты.

А за стенами бушуют страсти: на Чернобыльской атомной электростанции - авария, горит реактор. Радиация в Киеве возросла в несколько раз, и нет уверенности, что это уже предел. Такая страшная вещь - эта радиация. Чудный день, тишина, солнце, цветы, птицы, а в воздухе, в воде, на зеленых овощах - частицы йода, цезия, стронция. Кое-кто из знакомых уехал на праздники, подальше от греха.

Информация, как всегда, скудна и противоречива. Тяжело пострадавших, видимо, немного, но для эвакуированных тысяч людей - большое бедствие. И страх на всю жизнь.

Дневник. 17 мая. Суббота, день

Две недели не писал дневник. Дела. В праздники и выходные редактировал "Раздумья о здоровье". Издательство "Физкультура и спорт" обещает тираж полмиллиона.

Киев живет под радиацией и слухами о чернобыльской аварии. Об этом только и говорят; сколько миллирентген в воздухе, в квартире, на траве, на земле? "Закрыли?" - "Нет?" Говорят, взрыв? Эвакуация Киева?

Нельзя сказать, что настоящая паника, вульгарных беглецов мало, но, кто мог, детей вывезли. Около вокзала и касс Аэрофлота толпы стояли.

Виновата безобразная информация. Сначала вообще молчали, потом стали говорить, но не всегда что следует.

Народ ропщет. Чего смотрело начальство? Почему не отменили первомайскую демонстрацию?

Я все сосчитал, какие дозы можно получить за день, за месяц, за год. Получилось, что если три часа в день сидеть на улице, а остальное время дома, то суммарная доза достигнет пяти рентген в год. Это то, что разрешается рентгенологу на работе, и меньше, чем получает больной при просвечивании желудка. Но ни один из них еще не умер от лучевой болезни и калек не народил. К тому же в литературе не сообщалось об учащении уродств и онкологических болезней после Хиросимы.

Примерно так я каждый день убеждаю на конференции своих сотрудников, дома - свою жену и всех вообще, с кем приходится говорить. К сожалению, такого простого и понятного расчета по телевизору не представили. Поэтому миллирентгены кажутся ужасными, думают, что нужно сейчас же бежать или лечиться.

Моя Лида тоже дрожит, окна заклеила, чистоту блюдет, совсем замучила строгостями. Жаждет переехать в Киев, там радиация вдвое меньше, от Чернобыля дальше на 50 километров.

- Можешь переезжать одна, мы с Чари останемся.

И то сказать: мне здесь хорошо, радиация ничтожная, да каким я покажусь перед своим народом? "Сбежал, испугался", - этого я перенести не могу.