Казаки прокричали Гулику «ура».

По никто не видел, что старшина через ловкого шляхтича Романовского в тот же вечер переслал записку в Усть–Лабинскую крепость.

В этой записке он сообщил, что бунтовщики пока не собираются покидать Екатеринодар и что ждут они подхода казаков с низовья. А ещё писал, что по станицам неспокойно и многих куренных атаманов уже прогнали, а на их место выбрали новых, самую что ни на есть сирому.

Сообщал старшина и другую весть, — что среди руководителей восстания замечено несогласие. Малов и ещё какой‑то бывший наймит Кордовского тянут на Волгу, а Дикун и остальные не хотят с Кубани уходить.

«Этим спором, — писал Гулик, — пользоваться надо, ибо где несогласие, там и нерешительность в действиях…»

А споры, действительно, были горячие.

— Вели, Федор, ловить всех старшин и казнить их! — убеждал Дикуна Малов.

Но Дикун упрямо возражал:

— Неможно, Леонтий, говорю, неможно! Недовольства не оберёшься. Старшина старшине тоже рознь.

— Продадут они нас, увидишь, продадут! — горячился Малов. — Кто государя Петра Федоровича продал? Старшины.

— Нет! Мы их, кто нам поперёк дороги станет, с нашей земли сгоним. Выметем так, что и духу ихнего не останется. А других к рукам приберём, — переубеждал Дикун.

— Эх, Федор! — сокрушённо вздохнул Малов. — Не пойму я тебя, чего ты их жалеешь? Под корень всех их вырубить надо, под самый корень!

Дикун улыбнулся.

— Ты вот, Леонтий, на старшин нападаешь, а Мокий Семенович мысль добрую подал, чтоб на Усть–Лабу идти. Верно ведь! Как думаешь? Одолеем?

Малов пожал плечами:

— Смотря как. Ежели всем скопом навалимся, то суздальцам и за стенами не устоять.

— А что, Леонтий, возьми‑ка ты сотни две да и направляйся в сторону Усть–Лабинской, может, разведаешь, что суздальцы замышляют.

— Можно и так, — согласился Леонтий.

Их окликнули. Размахивая руками, бежал Шмалько.

— Романовского с бумажкой перехватили! К Котляревскому в Усть–Лабу направлялся.

— Что?

— Романовского, говорю, поймали!

Все заторопились туда, где тревожно бурлило людское море. С появлением Дикуна и Малова казаки затихли, расступились.

— Ну? — Федор вплотную подошёл к Романовскому.

— Але я… — заикаясь, бормотал хорунжий.

— Сказывай, кто дал тебе бумажку? — Федор вертел густо исписанным листком. — Либо сам писал?

— Не я писал, — заторопился хорунжий. — Як бога кохам — не я! Велено мне было бумагу ту пану Котляревскому передать!

— Кто велел? — Дикун сжал кулаки.

Романовский отшатнулся.

— Пан Гулик повелел мне! Але я не хотел…

— Гулик?

Толпа загудела…

— Найти Гулика! — приказал Шмалько.

Человек десять казаков бросились на поиски старшины. Минут через двадцать один из вернувшихся доложил, что Гулик как в воду канул. Кто-то припомнил, что видел его верхом на коне в то время, как поймали Романовского. Гнаться было бесполезно. Дикун скрипнул зубами от ярости.

— А как с ним? — спросил Шмалько, указывая на дрожащего шляхтича.

— С ним? — Федор подумал. — Как собаке, камень на шею да в Кубань, чтоб другим неповадно было.

Романовского потащили к реке. Он кричал, вырывался. Дикун пошёл в противоположную сторону. Шмалько было направился за ним, но Леонтий остановил его.

— Не ходи, злей будет!

Крик хорунжего внезапно оборвался. Леонтий оглянулся. От кручи возвращались казаки. Романовского меж ними не было.

Леонтий Малов с отрядом черноморцев миновал Васюринскую. Шли осторожно, выставив вперёд и по бокам конные разъезды. Верст за двенадцать до Усть–Лабинской крепости к Малову на взмыленных конях подскакали казаки–дозорные.

— Солдаты на пути, — доложил один из них. — До сотни их там будет, — и крутнул на месте коня.

— Солдаты? Известил‑таки Гулик Котляревского, — разозлился Малов. — Говорил же я Федору, что старшины — как волки, сколько ни корми, все в лес смотрят…

Он подал команду остановиться. Всадники спрыгнули с сёдел. Кони потянулись к сочной траве.

— А ближе подойти к солдатам можно? — спросил Малов у дозорных.

Казаки переглянулись. Младший из них пожал плечами, весело глянул на Малова:

— А почему неможно? Коли брюха не жалеешь, атаман, я тебя куда хочешь проведу…

— Пошли! — решил Малов.

Некоторое время он шёл за казаком, пригибаясь к высокой траве. Жарко пекло солнце, пот застилал глаза. Иногда казак останавливался и осторожно, придерживая у лица кустик татарника, выглядывал из травы. Леонтий проделал то же самое. Впереди, совсем недалеко, тянулась цепь курганов. На вершине одного из них вдруг ослепительной искрой сверкнули штыки.

Казак свернул чуть в сторону, наискось к цепи курганов, держа направление на одинокий холм, высившийся чуть левее линии обороны суздальцев.

— Не попадём мы к солдатам? — шёпотом спросил Леонтий. — Может, на холме у них застава?

— Нет никого на холме! — беззаботно ответил казак, отирая папахой распаренное, красное лицо.

— Почему так думаешь?

— А глянь, атаман, на могилу: видишь, на ней камень торчит. На камне — кобчик. Вот и выходит — нет никого на могиле, бо кобчик птица сторожкая…

У подножия кургана, где трава была ниже, казак упал на живот и пополз быстро и ловко. Малов последовал за ним, но сразу отстал. Ползти было неудобно, острые колючки кололи тело, пот застилал глаза.

«Вот чёртовы брюхолазы! — восхищённо подумал Леонтий, глядя на казака. — Прямо как змеюка извивается!»

На вершину кургана он добрался запыхавшийся, обессиленный. Казак лежал возле камня на траве лицом кверху и беззаботно жевал какой‑то стебелёк.

«И не запыхался!» — удивился про себя Малов.

Из‑за камня можно было разглядеть расположение солдат–суздальцев. Они устроили привал по всем правилам и, видимо, ожидали встречи. Одним боком позиция солдат упёрлась в обрывистый берег Кубани, другим примкнула к неглубокой балке.

Малов смотрел на линию бруствера, на киверы солдат, высовывающиеся из травы. Мелькнула мысль: «Нас‑то в два раза больше, а что, если попробовать напасть?»

Осмотрев ещё раз местность, Леонтий решил выманить солдат, а сам тем временем послал Коваля с частью казаков балкой, чтобы они захватили пустующие курганы и ударили с тыла.

— Ползем назад! — бросил он казаку.

Вернувшись к своим, Леонтий позвал Андрея Коваля.

— Бери, Андрей, своих кореновцев и балочкой заходи незаметно солдатам с тыла. Как увидишь, что они ушли с бугров, так и занимай их. И тогда держись, а мы отсюда поднажмём!

Через полчаса казаки вышли из‑за холмов и толпой двинулись на суздальцев. Из‑за бруствера стали стрелять. Казаки остановились, будто в замешательстве, а затем попятились и наконец побежали.

«Ту–ту–т!» — заиграл рожок команду к наступлению. Солдаты, построившись, бросились преследовать казаков.

— Так, так! — — радовался Малов. Пока всё шло. как он думал. — Заманывай их!

Солдаты наступали под барабанную дробь плутонгами. Передние ряды, пройдя несколько десятков шагов, по команде «пли!» производили залп и тут же падали на колено, давая второй шеренге разрядить ружья. Казаки стреляли реже, но их выстрелы больше доходили до цели. На примятой траве уже лежало несколько казаков и солдат.

Бой был в самом разгаре. Казаки уже не отступали. Делая короткие перебежки, переползая в траве, они охватывали солдат с флангов. Тем приходилось трудней, они находились под обстрелом с трёх сторон.

— Давай! Давай, прижимай их! — кричал Леонтий.

Молодой поручик, разгадав казачью хитрость, отдал приказ, и рожок заиграл отход.

Не переставая отстреливаться, солдаты отходили на старые позиции. Казаки преследовали их.

— Хорошо! Хорошо! — торжествовал Леонтий. Он уже увидел залёгших на холмах казаков Андрея.

Солдаты шли, не ожидая удара с тыла. Вдруг, когда до холмов осталось всего шагов сто, из‑за брустверов грянул дружный залп, сразу вырвавший с десяток человек. Среди солдат произошло замешательство. Строй нарушился. Теперь казаки стреляли часто и метко. Поручик растерянно озирался и, вдруг взмахнув руками, выронил шпагу и упал в траву.