— Простите, а вы не мистер Фуллер? — вспомнила Женевьева слова домоправительницы.

— Совершенно верно, — подтвердил незнакомец и с достоинством, нисколько не паясничая, поклонился. — Ричард Фуллер, к вашим услугам.

— Тогда вы занимаете восточную комнату, — обрадованно сообщила Женевьева. — Я, правда, не знаю, где это, но можно попробовать определить. Или, если хотите, я сбегаю за домоправительницей.

— Нет-нет, не надо, — предупреждающе поднял ладонь Фуллер. — Мы сами решим эту маленькую загадку. Итак, восточная. Где тут восток? Время сейчас послеполуденное, значит, солнце склоняется к западу... так... Значит, восток там. — И он направился в боковой коридор. Женевьева невольно последовала за ним. Коридор заканчивался площадкой, с которой вели две лестницы: одна, всего в несколько ступенек, вверх, другая подлиннее, — вниз.

— Помнится, утром я никуда не поднимался, — задумчиво сказал Фуллер. — Значит, моя — вот. — С этими словами он поднялся по ступенькам и толкнул дверь. — Вижу свой любимый мешок! — воскликнул он. — Ура, мы нашли вход в пещеру, и все сокровища принадлежат нам по праву. По этому поводу стоит выпить. Не составите ли мне компанию?

— Видите ли, мистер Фуллер, — откровенно сказала Женевьева, — я ведь только начала здесь работать, и мне не хотелось бы начинать с замечаний. Я бы с удовольствием с вами побеседовала, но сейчас мне надо вернуться к моим статуям — на них накопилось слишком много пыли.

— О да, пыльная Терпсихора^[1] — это ужасно! — в тон ей продолжил Фуллер. — Или вы предпочитаете Евтерпу^[2]?

— Увы — я застряла на Мельпомене^[3], — призналась Женевьева.

— А вы, я вижу, действительно в них разбираетесь, — воскликнул удивленный Фуллер. — Я-то просто пошутил, извините. Ну что же, возвращаю вас к вашим богиням. А я предпочитаю вечно живого Диониса^[4], да еще, пожалуй, Аполлона^[5]. — И, приветливо кивнув Женевьеве, он скрылся за дверью.

Женевьева вернулась к своим тряпкам. Она бы с удовольствием составила компанию Ричарду Фуллеру — хотя, конечно, не для того, чтобы выпить. С того момента, когда она услышала сказанные графом слова о том, что гостящий в замке Фуллер — известный писатель, она хотела с ним познакомиться. Восторженным поклонником Фуллера являлся ее одноклассник Анри, считавший американского писателя новым Борхесом. Одна из книг Фуллера как раз лежала в чемодане Женевьевы — она собиралась ее почитать. Какое совпадение! Какое знакомство! Правильно все-таки она решила не идти в гувернеры в Экс-ле-Бен, а пойти работать в замок. Там работа, конечно, более престижная, но здесь, кажется, будет интереснее.

От этих размышлений ее отвлекла Эмилия. Осмотрев сделанное Женевьевой, старая дама, кажется, осталась довольной, хотя ничем этого не выдала.

— На сегодня хватит, — приказала она. — Пойдем, поможешь накрыть на стол — сейчас время обеда для нас. Потом у тебя будет свободное время, а через час — обед для графа и его гостей.

Вслед за Эмилией Женевьева спустилась по боковой лестнице во флигель, в уютную чистенькую кухню. Здесь уже хлопотали, накрывая на стол, повар Франсуа — полный весельчак, и Катрин — такая же, как и Женевьева, горничная. Она была года на два старше Женевьевы и держалась довольно холодно. Вскоре подошли еще двое — Жерар, шофер, и Гастон, старый слуга графа. Гастон сразу сел на место, которое, видимо, было его постоянным. Жерар же — молодой парень того типа, который часто встречаешь на дискотеках и в барах — взялся помогать Женевьеве, выказывая ей значительное внимание.

— Доменик, как всегда, заставляет себя ждать, — сердито проговорила Эмилия. — Это, в конце концов, неуважение к нам.

— Зато он уважает мою стряпню — уплетает за обе щеки, даром что худой, — заступился за отсутствующего Франсуа.

— Катрин! — обратилась Эмилия к горничной. — Может, ты сходишь, позовешь его?

— Видите, мадам, я режу зелень, — тряхнув головой, возразила та. — Может, Женевьева сходит? Заодно посмотрит парк и познакомится с нашим отшельником.

— Да, конечно, — сразу согласилась Женевьева. — Только объясните, где мне его искать?

— Ну нет, — не согласилась Эмилия. — Сначала мы будем ждать Доменика, потом заблудится Женевьева, и будем ждать ее... Пусть Доменик ест один, когда ему захочется. Ему не впервые так делать.

— По-моему, ему так даже больше нравится, — вступил в разговор Жерар. — Наше общество его утомляет.

— Ну да, — поддержала его Катрин. — С нами ведь и поговорить толком не о чем.

Они с Жераром еще некоторое время перемывали косточки отсутствующему Доменику. Наконец обед был готов, и все уселись за стол.

— Я после обеда у графа собираюсь съездить в Экс, — шепнул Женевьеве шофер. — Надо отвезти на почту какие-то письма мистера Лоуренса. Заодно загляну в бистро. Не хотите составить мне компанию?

— Я уехала из Экс-ле-Бен неделю назад, — достаточно громко ответила Женевьева, — и соскучиться еще не успела. Так что вряд ли я смогу составить вам компанию.

Жерар пожал плечами и больше ничего не сказал, однако Женевьева по опыту знала, что последуют и другие предложения.

После обеда мужчины быстро разошлись, а женщины остались убрать посуду.

— Сейчас у нас всех начинается свободное время, — объяснила Женевьеве Эмилия. — Час с лишним до того, как граф с гостями сядут за стол. Там нам придется помочь Гастону подать на стол, потом убрать все — и до утра свободны. Сходи погуляй, осмотри парк.

Женевьева так и намеревалась сделать. Но вначале она решила переодеться. Как-никак через час с небольшим ей предстоит встретиться с графом и его гостями. Конечно, она там будет не на первых ролях — даже, можно сказать, на последних — но все равно очень хочется выглядеть получше.

Вернувшись в свою комнату, она разобрала чемодан, развесила платья на плечики. Пожалуй, сегодня вечером она оденет вот эту белую юбку и черную блузку. Ей вообще идут эти цвета и совсем не идет синий, она это знает. Вот теперь можно идти гулять.

Выйдя из флигеля, Женевьева обогнула его и оказалась у начала лестницы, круто спускавшейся вниз. Под ней, уступами спускаясь к невидимой отсюда речке, лежал парк замка Виньи. С детских лет, с двух недолгих посещений она сохранила в душе образ этого парка как некоего земного рая. Она помнила усыпанные красным песком дорожки, фонтаны, пруды. Теперь на целых два месяца все это в ее распоряжении — ходи хоть каждый день, можно проводить здесь все свободное время. Впрочем, в замке, похоже, будет и еще кое-что интересное...

Женевьева спустилась сразу на два яруса и, сойдя с лестницы, пошла направо. Густые платаны сомкнули свои ветви над ее головой. Впереди послышался плеск воды. Склон, вдоль которого она шла, стал круче — настоящая скала. Она нависала над площадкой, образуя небольшой грот. Из невидимого отверстия в скале низвергался водопад. Прозрачная горная вода пенилась в каменной чаше, стекая по гранитным ступенькам вниз, на следующий ярус. Каменный мостик вел через поток. Еще один поворот — и новая неожиданность: на перекрестке тропинок она увидела статую. На черном базальтовом троне сидела Белая Королева. А может, не королева, а волшебница. Своими совершенно зрячими глазами она глядела на пришедшую в ее владения. Трон окружали невероятные сказочные существа, которые Женевьева не смогла бы описать. Долго она стояла перед статуей, ходила вокруг нее, поражаясь тому, что с другой стороны видит все новые и новые детали. Уже совершенно очарованная, словно находясь во власти какого-то колдовства, она пошла дальше.

Лестница привела ее на новый ярус. Здесь было царство цветов. Скромные фиалки, словно трава, обрамляли клумбы нежных ирисов, анемоны соседствовали с сальвией. Но над всем царили розы. Каких только роз здесь не было! Красные всех оттенков, от нежно-розового до густо-багряного, белые, желтые... А запах! У каждого цветка он был свой, особый. Чтобы понять это, Женевьеве пришлось склоняться над каждым цветком, а к ним еще нужно было пробраться мимо других роз. Мудрено ли, что край ее юбки зацепился за шипы. Повернувшись, чтобы освободиться, Женевьева зацепилась за другой куст, и новые шипы впились в ее подол. Вот незадача! Склонившись, она стала освобождать ткань. Видимо, она слишком сильно наклонилась: раздался треск, и она почувствовала, что ее больше ничего не держит. Увы: куст, зацепивший ее юбку с другой стороны был сломан. Пострадал и подол, на котором образовались две дырочки. Женевьева не знала, чему больше огорчаться: сломанной розе или порванной юбке. Решив, что от поломанного цветка все равно больше толку не будет, она осторожно отломила его и поднесла к лицу: этот аромат она еще не знала.