Его руки скользнули под бюстгальтер и стали массировать и растирать ее напрягшиеся соски. Он не обратил внимания на возмущенное восклицание Сары: «Прекратите!» — и его руки двинулись к ее бедрам, а затем коварно скользнули по ним, в то время, как он нежно пробормотал:

— Я чувствую вибрацию вашей кожи! Чего вы боитесь? Того, что, если вы осмелитесь сбросить с себя одежду и подставить ваше прекрасное тело солнечным лучам, я сыграю роль Аполлона и изнасилую вас? Когда вы вышли полежать здесь сегодня утром, зная, что единственным мужчиной, который обнаружит вас, буду я, неужели вы думали, что это остановит меня, если я вознамерюсь применить мое право синьора?

Чувствуя легкое давление его пальцев на свои самые чувствительные места, она повела себя так, как если бы получила шок от удара током, который мгновенно пробудил ее.

— Нет! — резко вскрикнула она, уклонившись от его прикосновений, и повернулась, чтобы бросить на него презрительный взгляд из-под спутанных волос.

Он склонился над ней, и теперь его смуглое непроницаемое лицо было совсем близко от нее.

— Нет… что?

Он явно издевался. Глаза Рикардо задержались на минуту на маленькой жилке, взволнованно бившейся над ключицей, прежде чем он двинулся к ее губам.

Если он коснется ее, она закричит… несмотря на то что, вероятно, никто не услышит ее или не обратит внимания на крики, даже если услышит. Но он не тронул ее и ушел с внезапностью, заставившей ее вздрогнуть.

Теперь, вечером, Сара обнаружила на его лице то же самое напряженное выражение, которое было у него перед тем, как он покинул ее, испуганную, но не с содранным бикини. Оно появилось только на мгновение, а затем исчезло, и его лицо снова ничего не выражало.

— Итак, вам недостает дискотек? Что же вы будете делать, если я отошлю Карло в какую-нибудь отдаленную часть света? Он может оказаться там, где нет даже электричества.

Итак, он снова испытывает ее?

— Не в такое ли место послали вы его на этот раз? Аргентина… у! Но, думаю, я смогу выжить, как выживаю здесь.

— Рад слышать это — и, поскольку вам тоскливо, не имея ничего, кроме солнечных ванн и время от времени игры в теннис, я, безусловно, приму меры, чтобы обеспечить вам какое-либо… подходящее развлечение.

— Спасибо!

Он вознаградил это усилие совершенно хмурым взглядом, и, приободрившись, Сара беспечно продолжала:

— Я начинаю чувствовать себя, как если бы… меня заперли в замке Синей Бороды — что-то вроде этого, не обижайтесь, конечно!

— Синей Бороды!..

— Да! — сказала Сара с готовностью. — Помните, это человек, который убивал своих жен, когда они ему надоедали, а затем прятал их искалеченные тела в маленькой комнате, которую обычно запирал, и…

— Пожалуйста! Достаточно! — гаркнул он, и его взгляд, обращенный на нее, стал еще более хмурым. — Да, мне случалось слышать о знаменитой Синей Бороде, но я должен сказать, что не нахожу сходства между последней женой Синей Бороды и вами! У меня нет потайной комнаты, где я прячу тела всех моих былых возлюбленных, которую вы можете открыть, и более того, — его голос стал слегка зловещим, — если бы я пожелал избавиться от вас, то всегда мог бы произойти несчастный случай: вы могли бы упасть с высокой башенки, прямо на черные скалы, к голодным волкам снизу…

— Вы… вы угрожаете мне?

Сара надеялась, что ее голос не дрожал. Она смотрела на него через стол широко открытыми глазами, пытаясь унять тревожное биение сердца. В конце концов, в его жилах текла кровь жестоких мстительных испанцев и мавров. А что, если он, принимая ее за Дилайт, привез ее сюда, планируя навсегда устранить из жизни своего брата?

В глубокой зелени ее глаз лежал отблеск золота, делавший их почти карими. Загар на щеках в мерцании оранжево-золотого пламени свечей казался еще темнее. А рот… Господи! Марко выругался про себя. Почему всегда при взгляде на ее рот ему хочется захватить его и снова сдавить поцелуем… и затем вспомнить, как много других мужчин целовали те же алые губы и были целованы ими в ответ?

Она поддевала его уже несколько дней, ее крошечные подслащенные колючки впивались в его кожу с такой силой, что становилось все трудней не схватить ее за стройные плечи и яростно не встряхнуть.

Она и в самом деле была совсем безрассудной, обыграв его в теннис, игре, которую он считал своей. Она играла, как амазонка, и отбивала самые коварные его удары. Он невольно прорычал ей потом:

— Должен признаться, что удивлен вашей игрой, но я предполагаю, мне следовало бы помнить, что теннис сейчас очень популярен!

Она была тогда в слишком приподнятом настроении, чтобы подтвердить его недоброжелательное замечание, но теперь ему удалось напугать ее, и ему хотелось, чтобы она оставалась в таком состоянии. Маленькая сучка, безусловно, заслужила это! Не только тем, что увлекла его до того, что он привез ее сюда, но и тем, что, несмотря на то, как она реагировала на его поцелуи и прикосновения, она продолжала заявлять о своей преданности его брату. Чуя его наследство, — у девчонки вряд ли были собственные деньги, ведь ее знаменитый отец даже не побеспокоился, чтобы официально признать ее. Он привез ее сюда, чтобы преподать ей урок и заставить Карло наконец понять, на какой женщине он собирается жениться.

Марко, размышляя, смотрел на нее почти с уважением, не беспокоя себя ответом на прямо высказанное обвинение, что он угрожает ей. Пусть съежится от страха! Пусть в этих больших зеленых глазах будет такой же испуг, как в глазах животных, предчувствующих свою гибель. Пусть боится его перемены ради, это, может быть, изменит ее нрав и сделает ее более уступчивой, чтобы угодить ему!

Ненавидя его за это высокомерное молчание и за то, как его глаза, казалось, холодно пронзали ее, Сара вскочила на ноги, нарушив возникшее между ними напряжение своим нетерпеливым криком.

— О… вы! Если вы думаете, что можете испугать меня, то вы ошибаетесь. И если бы я решила высказать то, что я думаю о вас, почему я… я… это, вероятно, заняло бы всю ночь! И мне больше не хочется ужинать, спасибо. На… самом деле мне хотелось бы уехать на рассвете, пожалуйста!

В своем стремлении быстрее оставить комнату и отвратительного Марко Сара почти перевернула стул, не обращая внимания на бесстрастного лакея, который ринулся вперед, чтобы отодвинуть его. Черт бы побрал этого дьявола, который оказался даже хуже, чем его описывала Дилайт. Надо как можно скорее сбежать от него.

— У вас отвратительные манеры! Вернитесь!

Если его стальной голос хотел остановить ее неровный бег по невыносимо большой парадной столовой, он не достиг успеха.

— Пошел к черту! — бросила Сара через плечо, не останавливаясь.

Позволить ему попытаться перебросить ее через широкую каменную стену, которую так невинно увивал цветущий, ароматный виноград, пахнувший тропиками?! Последнее, что она сделает в жизни, так это увлечет его за собой, тесно прижавшись к нему во время их долгого рокового падения в море.

В гневе она промчалась по ступенькам к дверям с пышной резьбой, едва услышав его приказание на резком испано-итальянском диалекте, с которым он обратился к слугам. Она остановилась в удивлении от того, что двое слуг, обычно открывавших перед ней двери, едва она подходила к ним, вместо этого встали перед дверьми, загородив ей проход, — и тогда, еще до того, как он снова заговорил своим резким голосом, до нее дошел смысл его приказа.

— Вы только еще больше усложните свое положение, если попытаетесь продолжить свое безумное бегство! Возвращайтесь к столу и садитесь.

Сара стояла, глядя на двери с мерцающими золотыми ручками, до которых всегда дотрагивались лишь руки в перчатках. Она не хотела возвращаться — он не может заставить ее!

— А… а если я не хочу? Если я откажусь, вы прикажете вашим вассалам принести меня обратно к моему стулу? Говорю вам, я хочу уйти. Покинуть это место и избавиться от вашего присутствия! Как вы смеете обращаться со мной, как… как с обитательницей мавританского гарема, которой не разрешено пользоваться правом на свободу?