— Значит, мы будем советско-австрийско-американским предприятием?
— А зачем тебе понт этот? Останетесь, как и были, а я через Штиммеля вложу в вас деньги.
— Много?
— А сколько хочешь.
— В какой валюте?
— А какая тебе нужна?
— Понимаешь, — Сергей встал, подошел к окну. Тихая, почти пустая улица. Машины вдоль бровки тротуара, светятся огоньки маленького бара, одинокий прохожий идет неспешно.
Покой, мир, тишина.
— Понимаешь, Роман, мне же любые деньги не нужны…
— Значит, Сергей Третьяков стал честным, — засмеялся Гольдин, — а не ты ли через дружка из горкома, помощника Гришина, доставал машины и продавал их?
— Я.
— Так что же ты из себя целку строишь?
— А я не строю, Рома. Просто мне держава впервые дала возможность честно заработать, сколько я хочу.
— Видно, немного ты хочешь, Сережа, если киваешь на державу. Конченое твое дело.
— Какое уж есть.
— Ну ладно. — Гольдин встал, открыл бар, достал маленькую бутылочку шампанского. — Кстати, ты нашего шампанского не привез?
— Нет.
— А жаль, любимый напиток, никак не могу привыкнуть к ихнему, уж больно сухое.
— Так оставался бы в Москве.
— В Москве. — Гольдин открыл бутылку, налил шампанского в фужер, выпил залпом, зажмурился. — В Москве за мной уже менты ходить начали. Так-то было в родной столице. Ты в следующий раз привези нашего шампанского, конечно, если мы договоримся.
Последнюю фразу Гольдин произнес со значением, не просто так произнес.
— А о чем мы должны договориться? — Сергей уловил его интонацию.
— О главном, друг Сережа, о главном. Чем будет заниматься наша фирма…
— У нашей, — Третьяков сделал ударение на слове «нашей», — есть уставная деятельность.
— Реставрация антиквариата и поделки под старину? — засмеялся Гольдин. — Да знаешь ли ты, президент с советской стороны, что давно бы вы сгорели с вашей туфтовой мебелью, иконами-подделками да ковкой дерьмовой, если бы умные люди ваш бизнес не направляли.
— Ты что имеешь в виду? — внутренне холодея, спросил Третьяков.
— Ты что, действительно идиот или прикидываешься? Бабки брал, зелень брал и ничего не знаешь?
— Я не брал никакой зелени ни у кого, понял!
— Вот тебе и раз, а этот, ну коммерческий ваш…
— Лузгин?
— Именно. Он сообщал, что все в порядке, все в доле.
— Слушай, о чем ты говоришь, — Третьяков вскочил, надвинулся на Гольдина.
— Ты не дергайся, спокойнее, — Гольдин отодвинулся вместе с креслом, — не надо резких движений. Запомни, что ты да дурачок этот австрийский были просто фрайерами подставными.
— Ты имеешь в виду Мауэра?
— Его.
— Значит, он вам мешал?
— Не об этом речь. — Гольдин встал, подошел ближе к дверям. — Ты будешь заниматься настоящим делом?
— Что ты имеешь в виду?
— Уже год, как через вас идет к нам дефицитное сырье: титан, алюминий, бронза, ну и золото, конечно.
Сергей больше не стал слушать, он шагнул к Гольдину и ударил его.
Роман, зацепив по дороге стул, отлетел к дверям.
И сразу же в номер ворвались четверо крепких, спортивного вида ребят.
Одного Третьяков отправил в нокаут сразу же, второго достал по корпусу, и тот осел по стене, глотая ртом воздух.
Но вдруг словно что-то обрушилось на него, в глазах закрутились огненные колеса, последнее, что он услышал, — голос Гольдина:
— Не здесь, Ефим, не здесь…
Пришел он в себя в машине и понял, что сидит на заднем сиденье у дверей, а левее его кто-то, чье лицо он не мог разобрать.
Голова раскалывалась от боли, все тело ломало.
Третьяков посмотрел на дверь, предохранительная кнопка была поднята.
Машина начала замедлять движение на перекрестке, и тогда Сергей, собрав остатки сил, рубанул сидящего рядом с ним по горлу, всей силой надавил на ручку двери, распахнул ее и вывалился на улицу.
Вахмистр, старший патрульной машины, увидел, как из черного «форда» вывалился на асфальт человек. Вахмистр еле успел свернуть, чтобы патрульный «мерседес» не наехал на упавшего.
«Форд» затормозил, из него выскочил человек с автоматом «Штеер-МП 49».
Видимо, он не привык обращаться с австрийским автоматом, и эти несколько секунд заминки дали полицейским возможность выскочить из машины и достать пистолеты.
Лежащий на асфальте человек медленно пополз в сторону. Первая автоматная очередь ушла в асфальт рядом с ним.
Вахмистр Шольц трижды выстрелил, и человек с автоматом рухнул.
Падая, он продолжал жать на спуск, и пули полоснули по витрине магазина.
Посыпались стекла.
Дико закричал кто-то.
«Форд» рванул на красный свет, ударил бортом синюю «вольво», и она закрутилась, как детский волчок.
— Вызови «скорую» и подкрепление, — скомандовал вахмистр напарнику.
Патрульная машина, взвыв сиреной, рванулась в погоню.
Капитан Эрик Крюгер прибыл на место происшествия за несколько минут до машины «скорой помощи».
— Вот этот убит, — шуцман показал на труп, лежащий на проезжей части, — второй, выбросившийся из машины, чуть задет пулей и, видимо, сильно пострадал при падении. Ранен прохожий.
— Кто это? — спросил Крюгер.
Шуцман протянул капитану советский паспорт.
— Русский?
— Да.
— Любопытно.
В машине Крюгера раздался зуммер радиотелефона. Капитан взял трубку.
— Машина «форд» с мюнхенскими номерами обнаружена на углу Рюдегерштрассе и Тиллес. Преступники скрылись.
Кафтанов достал пачку «Мальборо», протянул Корнееву.
— Кури.
— Совесть не позволяет.
— Это как же?
— А так же, каждая сигарета в рубль двадцать обходится.
— Пусть тебя совесть не мучает, племянник два блока привез из Канады.
— Вот и толкните их за пятьсот рублей.
— Интересная мысль, но ты кури спокойно.
— Разве что.
Они закурили, помолчали немного.
— Чего я тебя позвал, Корнеев. Ты за время следствия немного профессионализм утратил, так я решил помочь.
— Спасибо, конечно, это вроде как всей моей группе подарок.
— Точно. Вот первая, совершенно сумасшедшая версия. Телекс из Сочи. В горотдел ночью пришел человек, представился как офицер венской криминальной полиции Крюгер и рассказал, что видел в Сочи некоего Лебре, наемного убийцу, разыскиваемого Интерполом. Дежурный опер Чугунов все проверил, ни в одной гостинице Лебре не останавливался. Крюгер предупредил, что он может быть под другой фамилией. Правда, Чугунов по рассказу Крюгера составил словесный портрет. Местные ребята выяснили, что в гостинице он не останавливался действительно. Стюардесса одного из рейсов на Москву показала, что похожий человек действительно летел в их машине. Если это Лебре, то он прибыл в Москву утром в день убийства Мауэра.
Корнеев слушал не перебивая. Он еще никак не мог привыкнуть к новым понятиям, вошедшим в повседневную работу сыщика: наемный убийца из-за бугра, совместное предприятие, инофирма.
— Ты меня слушаешь, Корнеев? — спросил Кафтанов.
— Так точно, только врубиться никак не могу в это чудовищное переплетение.
— Что делать. Строим Общеевропейский дом, а в каждом доме свои порядки, это тебе не карманников в ГУМе ловить.
— Лучше уж карманников.
— Пиши рапорт, рассмотрим.
— Да я уж лучше подожду.
— Слушай дальше. Мы разослали словесный портрет на КПП. Воздух, железная дорога, вода. Пока ответа нет. А вот пистолет объявился.
— Где?
— В тайге, под Иркутском. Группа московских «бойцов» пыталась у старателя золотишко отнять. Вот тебе протокол допроса. Изучай. Что с машиной?
— Пока глухо, но одна зацепка есть.
— Ты с оружием ходишь?
— А зачем оно мне?
— Запомни, Игорь, время благостных блатняков, уважавших ментов, кончилось. Это безвозвратно. Ушла патриархальность, и на смену ей пришли крутые, безжалостные люди. Так что помни об этом. Пошли завтра Логунова в Иркутск.