— Значит, вас никто не видел, Орлов? — спросил я.

Он, конечно, понял, почему я спросил об этом.

— Нет, — ответил он.

— Орлов, когда вы вернулись домой? — спросила Миронова.

— Без четверти два.

— Кто это может подтвердить?

— Мать.

— Ваша мать подтвердит, что вы Иисус Христос. В прошлый раз она подтвердила, что вы крепко спали в своей кровати, когда было совершено ограбление квартиры. Помните?

Орлов промолчал.

Рахманин жил у приятеля в мастерской на Красноказарменной улице и звонил мне по утрам, задавая один и тот же вопрос: «Что-нибудь прояснилось?»

Мы встретились на Страстном бульваре. В тени все скамейки были заняты.

— Вы знакомы с Гриндиным Василием Петровичем?

— Теперь им заинтересовались? Мы не здоровались.

— Что не поделили?

— Надю. Этот козел пытался ухаживать за Надей в отсутствие жены. Она аккомпаниатор, часто уезжает на гастроли. Когда я переехал к Наде, он продолжал свои попытки. Со мной он был предельно вежлив, шаркал ножкой, но ни во что меня не ставил, ухаживал за Надей открыто — то шоколадку иностранную преподнесет, то сувенир из-за границы. Однажды я вернулся домой поздно, думал, Надя уже спит, и без шума вошел в квартиру. Надя не спала. Она отбивалась от Гриндина. Я его выгнал и сказал, что переломаю ему ноги, если он близко подойдет к Наде.

Я приехал на Петровку в половине девятого. Мне хотелось поработать в тиши и одиночестве. В десять предстояло совещание у Самарина.

Разложив на столе бумаги, я принялся составлять план своего выступления. Зазвонил телефон.

Женский голос попросил Хмелева. Кому-то из его подруг не терпелось поговорить с ним с утра пораньше.

— Хмелев будет позже. Что ему передать?

— Это товарищ Бокарадзе?

— Бакурадзе, с вашего разрешения.

— Простите. Говорит Татьяна Грач, подруга Нади Комиссаровой. Саша сказал мне, что в случае чего я могу обратиться к вам, в его отсутствие. Мы можем встретиться? Желательно сейчас же.

Убрав со стола документы в сейф, я оставил Хмелеву записку и вышел из кабинета.

Татьяна Грач стояла у входа в Эрмитаж, нетерпеливо оглядываясь по сторонам.

— Здравствуйте. Я — Бакурадзе.

— Здравствуйте. Я вас узнала. Вы же были на похоронах.

Мы прошли в сад.

— Чем вы взволнованы, Татьяна Алексеевна?

— Называйте меня Таней, пожалуйста. Извините, что с утра оторвала вас от дела. Но я всю ночь не спала.

— Что случилось?

— Даже не знаю, с чего начать. Когда я волнуюсь, просто глупею. А вы давно на Петровке работаете? Вы совсем не похожи на Пинкертона.

Татьяна Грач долго говорила о пустяках, лишив меня надежды вернуться на Петровку хотя бы за полчаса до начала совещания.

— Я уже собралась с духом, — наконец сказала Грач. — Я была уверена, что Надя покончила с собой.

— Почему?

— Только не перебивайте меня. Ладно? А то я снова начну волноваться. Я была уверена, что Надя покончила с собой. Позвонил Витя и сказал: «Надя покончила с собой». В театре тоже считали, что Надя покончила с собой. Когда все только и говорят, что человек покончил с собой, невольно поверишь в это. Мне в голову не приходило, что могли пропасть Надины вещи. А вчера, когда я узнала, что пропало Надино кольцо, я спросила Витю: «А колье?» «Какое колье?» — ответил он. Меня током пронзило. Говорю, бриллиантовое колье, а он говорит, что сроду у Нади не было бриллиантов. Я как дура доказываю ему, что было, а он стоит на своем. Повесила трубку и думаю: «Здесь что-то не так». Как же может быть такое, чтобы он не знал о колье? Он мне сказал, что нам, женщинам, мерещатся бриллианты. Я же не сумасшедшая, чтобы такое померещилось. Я собственными глазами видела колье в тот вечер, последний в жизни Нади. Я рассказывала Саше, что мы с Павлом Гердом ушли первыми после Вити. Витя повел себя не лучшим образом из-за того, что Надя купила дубленку. В сезон она стоила бы в два раза дороже. Но Витя вошел в раж и собрался хлопнуть дверью. Вот тогда Надя сказала, что у нее есть что продать и вытащила — я даже не знаю откуда, но, кажется, из-под белья в шкафу, — колье. Я прямо ахнула при его виде. Оно сверкало, как тысяча молний. Но Валя Голубовская схватила Надю за руку и сказала: «Сейчас же убери!» Я попросила Надю показать колье. Валя шикнула на меня. Она такая, с норовом. Надя положила колье в карман платья. Вот. А Витя говорит, что не было никакого колье.

— Он видел колье?

— Трудно сказать. Он надевал ботинки в прихожей, когда Надя вытащила колье.

— Остальные где в это время находились?

— Валя была в комнате и шикала, Герд мыл руки в ванной, Виталий Аверьянович находился на балконе. Виталий Аверьянович Голованов. Он такой интеллигент! Как только началась склока из-за дубленки, он тут же удалился на балкон.

— Вы кому-нибудь говорили о колье?

— Конечно! Павлу.

— Как он среагировал?

— Сначала заинтересовался, затем отмахнулся. Откуда, говорит, у Нади бриллиантовое колье? Я говорю, наверно, от Скарской. Вы слышали о такой актрисе?

— Слышал.

— Я же говорю, что вы на Пинкертона не похожи. Надя была родственницей Скарской, а у Скарской первый муж был князем. Можете себе представить, какие драгоценности имела Скарская! Надя мне говорила, что Скарская завещала ей часть своих вещей. Но что именно, она не сказала. Наверное, колье.

— Где у вас происходил разговор с Гердом?

— В лифте. На улице мы не говорили.

— Дома у Герда не возвращались к колье?

— Обождите, обождите! Он же спросил меня, в самом ли деле я видела колье. Я еще обиделась на него.

— Значит, ни Герд, ни Голованов колье не видели, но Герд узнал о существовании колье от вас. Колье видели вы и Голубовская. Рахманин в тот вечер мог видеть, а мог и не видеть его. Я правильно понял?

— Правильно. Только, вы уж меня извините, как это Рахманин мог видеть, а мог и не видеть?! Он просто знал, что у Нади есть колье.

— Вы можете описать колье?

— Не только описать, но и нарисовать. У вас есть бумага и карандаш? Я дал ей блокнот и ручку.

Грач рисовала прекрасно.

Колье напоминало морскую звезду. Судя по количеству бриллиантов, оно было чрезвычайно дорогим.

— Бриллиант в центре крупный — карата три, боковые поменьше — карата полтора, остальные мелкие, — сказала Грач. — Учтите, оправа и цепочка из серебра.

— Разве бриллиант оправляют в серебро?

— Оправляли в старину, считая, что золото меняет цвет бриллианта. Из-за серебра я и подумала, что колье из княжеских драгоценностей.

— Я очень вам благодарен. Скажите, Таня, как вы могли забыть о таком колье?

— Я вовсе не забыла. Я молчала и Саше ничего не сказала и следовательнице потому, что никак не связывала смерть Нади ни с колье, ни с кольцом, ни с другими вещами. Вы мне лучше скажите, почему Витя Рахманин отрицает очевидное?

— Разберемся.

— Скорее бы. А то ведь все в отпуск разбегутся.

К счастью, Самарин перенес совещание на четыре часа. Я облегченно вздохнул, когда Хмелев сообщил мне об этом. Было без пяти десять. Я только успел бы достать документы из сейфа. Коротко изложив содержание беседы с Татьяной Грач, я сказал, чтобы он занялся Валентиной Голубовской, и стал накручивать диск телефонного аппарата. Сначала я позвонил Голованову, затем Герду, потом Рахманину и договорился с ними о встречах.

— Я не понял. Голубовская разве вернулась? — сказал Хмелев.

— Нет. Уточни, когда ее группа возвращается. Голубовскую надо встретить. Прежде вырой землю носом, но докопайся, кто когда вернулся домой в ночь на двадцать восьмое августа.

— Понял, — сказал Хмелев, потянув к себе телефонный аппарат.

— Секунду, Саша. Извини. — Я снова набрал номер Голованова. — Виталий Аверьянович, это Сергей Михайлович. Не спросил вас, ничего не надо? Я бы мог купить по дороге.

— Разве что четвертушку черного хлеба, если вас не затруднит. И спасибо вам большое.