Под уральскими звездами
ДРУГ И СОВЕТЧИК
Трудно писать предисловие к сборнику писателя даже тогда, когда знаешь его не только по произведениям, но и в жизни с ним установились многолетние дружеские отношения. Трудность состоит в том, что хочется сказать очень многое, но все сказать невозможно. А надо сказать хотя бы несколько слов о писателе-труженике, добром человеке, наставнике литературной молодежи, а главное, надо рассказать о творчестве уральского писателя. Сделать это в небольшом предисловии — не легкая задача.
Владислав Ромуальдович родился в Латвии, в Риге. Отец его был столяром. В первую мировую войну, когда немцы наступали на Ригу, семья Гравишкис эвакуировалась в Пермь, а позднее переехала в Омск. Здесь Владислав учился, начал работать и пробовать свои силы в литературе.
В тридцатых годах семья Гравишкис обосновалась в Миассе, и с тех пор старый уральский городок, раскинувшийся рядом со знаменитым Ильменским заповедником, стал для Владислава Ромуальдовича второй родиной.
Я не читал его первой повести «Экзамен», опубликованной в журнале «Сибирские огни» в 1930 году. Но все другие книги, вышедшие потом — и «Есть на Урале завод», и «Машина ПТ-10», и «Большое испытание Сережи Мерсенева», и «Миасская долина», и другие мне хорошо знакомы.
Во всех этих книгах ярко прослеживается важная для Гравишкиса тема — любовь к суровой природе уральского края, привязанность к Миассу, хорошеющему из года в год, к его неповторимо прекрасным окрестностям. Писатель ласково зовет его Собольском. Не так давно вышла книга повестей и рассказов, которая так и называется — «Собольск-13»
Даже тогда, когда природа обходится с людьми сурово, как, например, обошлась она с Сережей Мерсеневым, писатель тем не менее не убивает нашей привязанности к ней, не старается восстановить против нее читателей. Он находит верный ход. Помните в повести «Под уральскими звездами»?
«Силачев прислонился к колонне и вытер проступившие в глазах слезинки серым клетчатым платком. «Знаем, знаем, какая ты добрая мать наша природа. Пальца в рот не клади. Покорять да покорять тебя надо!» — думал он, вглядываясь в окрестности так пристально, как будто, видел все это в первый раз».
Писатель непримирим к тем, кто видит в природе, в ее дарах только источник личного обогащения. Так, в рассказе «Три кило золота» Гравишкис выводит своеобразную фигуру бригадира Костерина.
Костерина терпели, с ним старались ладить, и немногие знали, что за внешней благополучной оболочкой таится до поры душа жадного собственника, готового за деньги утопить ближнего. Изнанку Костерина все увидели лишь в истории с самородком золота, который нашла Раиса Матвеевна. Бригадир присвоил золото, заявил, что нашел его, и документы оформил на себя. Он врал напропалую — ему нужны были деньги. Дай волю, он мог бы из-за них перегрызть глотку всем, кто встал бы на пути.
Гравишкис здесь, как и во всем своем творчестве, не равнодушный летописец: мол, что было, то и отражено, смотрите и оценивайте сами. Писатель страстно отстаивает свою позицию, он гневно, точно и последовательно разоблачает подлеца.
И как-то отчетливее и ярче выписываются рядом с обнаглевшим собственником другие герои рассказа — и Раиса Матвеевна, и рабочий Краюшкин, и инструктор райкома партии Жарков. Всем им противна тяжба, затеянная Костериным. Они предлагают сдать самородок государству, не требуя за это премиальных. Раиса Матвеевна, нашедшая самородок и чуждающаяся материально больше всех в бригаде, говорит директору прииска: «Нет уж, Петр Алексеевич, никаких наградных мне не надо».
Душевную чистоту, кристальную честность таких рабочих людей, как Раиса Матвеевна, автор противопоставил стяжателю Костерину, и вот завершающая емкая деталь рассказа:
«...Краюшкин смотрит на Борзякова, и ему видно, как в зеркалах очков отражается фигура согбенного человека, что есть силы волокущего по земле заляпанный мотоцикл». Так уходит Костерин с собрания, которое окончательно его разоблачило.
Владислав Гравишкис часто возвращается к теме разоблачения людей, для которых власть золота выше всякой другой и выше морали.
Старик Корсаков из повести «Наследник» вроде бы тихий и неприметный, доживающий век в доме сына, механика прииска Пудовый. У него нет активности, какую развил Костерин, но души у них родственные. Пожалуй, старик мог бы стать хищником покрупнее, если бы дали ему волю.
Владислав Гравишкис дает образ Корсакова не навязчиво. Чувствуется поначалу в старике непонятная особинка. А когда она в конце концов проясняется, то перед читателями встает тип закоренелого собственника. И костеринские претензии на чужую премию за самородок кажутся мелкими по сравнению с аппетитом Корсакова. В течение тридцати лет старик скрывал от государства богатое месторождение золота. Даже родному сыну не открылся. А обнаружив, что его тайне пришел конец, что там развернулась добыча золота, «его» золота, взъярился и кричал
«по-гусиному шипя ему (водителю) в лицо и в ожесточении яростно брызгал слюной:
— Нет, ты скажи, кто тебе дозволил?!»
Корсаков жил иллюзиями, мечтал разбогатеть, забыв о времени, в котором жил, не поняв жизни, которую строили его сын и весь народ. Даже внук и тот называет своего деда капиталистом.
Можно легко представить, что было бы, если бы вот такому «тихому» старичку дали возможность развернуться, если бы позволили, как любят выражаться на западе, «проявить частную инициативу».
Мне нравится у Владислава Гравишкиса вот такая активная и последовательная позиция, эта яркая непримиримость к стяжательству. В этом я вижу одну из граней его таланта.
Вспоминаю строчки из письма:
«...И роман у меня будет. Правда, чем больше я в него вгрызаюсь, тем сложнее он у меня становится. Теперь он уже называется не «Наши деньги», а «Власть» — во как! А «Деньги», вернее, стяжательство стало одной из сюжетных линий романа».
Если в одном случае мы видим писателя, как непримиримого обличителя самого низменного, самого хищнического, что осталось в человеке от капитализма — стяжательства, то рядом, как бы в противовес автор, выделяет плеяду людей сильных, устремленных, крепкого морального здоровья. Рисуя таких людей, Владислав Гравишкис утверждает в человеке светлое, стараясь заразить этим светлым своих читателей. Он яростно воюет с пороками, возвеличивает нового человека. Человека с большой буквы. Ему чуждо иное понимание вещей и формул. В этом смысле Владислав Гравишкис — писатель не только для юношества, но и для всех возрастов, в этом открывается еще одна грань в его творчестве.
Люди сильные удаются ему. Взять хотя бы Григория Силачева из повести «Под уральскими звездами». Силачев неожиданно попал в обстоятельства трагические. В лютый уральский мороз, пытаясь найти дорогу в лесу, он провалился в заброшенную старателями шахту. Выбраться из нее трудно даже здоровому человеку, а у Григория Силачева не было руки — потерял ее на фронте, на Курской дуге. Боялся не за себя, за племянника, который остался в ночном лесу один и мог замерзнуть. Но Силачев не сдался. Великих усилий стоило ему освободиться из неожиданного плена. Наконец вылез и
«совсем обессилевший, он с минуту полежал неподвижно, хрипло бормоча: «А ведь выбрался! Вот черт! Все-таки выбрался!»