— Никакой шахты не будет, Михаил! В этом второе отличие моего проекта от тяжеловесного проекта Парсонса.
— Так что же будет? — с оживлением спросил Брусков. — Предположим, твоя машина зароется в землю. Ну а дальше? Что она там будет делать?
— Она остановится на той глубине, где будет необходимая для моих целей температура. Там она выложит термоэлементы…
— Термоэлементы?
— Ну, да. Ведь не стану же я прибегать к такому примитивному способу превращения тепловой энергии в механическую, какой предлагал Парсонс, — к образованию водяного пара. Парообразование будет поглощать уйму тепла, а отдавать в виде полезной механической работы будет сравнительно ничтожную часть. Парообразование слишком дорогой процесс. Во-первых, сама вода, чтобы превратиться в пар, требует огромного количества тепла. Затем, водяной пар, прежде чем дойти до надземной паровой машины, потеряет огромную часть полученной теплоты. Наконец, учти потери на конденсацию, потери в самой машине и так далее. В общем, не более пяти — десяти процентов тепла можно будет полезно использовать для работы.
Вода будет поглощать огромное количество тепла, а поступление его из недр не сможет достаточно быстро компенсировать израсходованное тепло вследствие низкой теплопроводности окружающих горных пород… Нет, с водой проблема останется неразрешимой, или просто игра не будет стоить свеч. Совсем другое дело — термоэлементы. Здесь теплота непосредственно переходит в электрическую энергию. А электроэнергию без потерь легко можно будет передать на поверхность земли…
— Позволь, позволь, — перебил Брусков, — это все правильно в теории. Но разве термоэлементы уже достигли такого совершенства, что используют полностью поглощаемую теплоту? Я не очень-то в курсе того, как развивается электротехника…
— Нет, конечно, до стопроцентного использования теплоты еще далеко, но в пределах тридцати пяти — сорока процентов это уже достигнуто. Ты же все-таки слышал, как за последние пять-шесть лет термо- и электротехника гигантски шагнула вперед. Если исходить из неисчерпаемости дарового источника тепла, непрерывности его действия, то этот процент вполне достаточен для эксплуатации установки с минимальной себестоимостью получаемой энергии.
Брусков взъерошил свою пышную шевелюру и наморщился от усилия.
— Ну, хорошо… Пусть так… Но я все-таки не понимаю, как твоя машина будет все выполнять на глубине десяти или больше километров? Откуда она будет получать необходимую для всей этой работы энергию? Как она потом выберется наружу? Кто и как будет ею управлять?
— Подожди, подожди, — рассмеялся Мареев. — Давай по порядку. Во-первых, как будет работать машина? Как автономный бур, несущий в себе собственный двигатель. Мой снаряд будет иметь собственные моторы, приводящие во вращение самый бур. Источник энергии? Надземная электростанция, питающая мою машину электроэнергией по проводам, тянущимся, как пуповина, вслед за машиной. Как управлять ею? Управление сосредоточено в самой машине. Управлять ею будут люди, находящиеся внутри нее…
— Люди?! Кто же пойдет на это? — взволнованно спросил Брусков.
— Я и ты.
Брусков вскочил как ужаленный.
— Что?! Ты с ума сошел! Подвергать себя такому риску?!
— Я считаю, — спокойно улыбаясь, ответил Мареев, — что риску будет не больше, чем при переходе улицы Первого мая у площади Дзержинского… Когда ты глубже ознакомишься с моими вычислениями, расчетами и чертежами ты сам убедишься в этом. Наконец, завтра я передаю все это дело институту… В моем проекте еще много нужно доработать, развить. Только с помощью коллектива можно будет воплотить мою идею в жизнь. Один я, даже с твоей помощью, чтобы справиться с делом, должен был бы потратить полжизни. Институт даст вполне объективную оценку моей идее и, если она заслуживает реализации, выпустит ее к таком виде, что риск будет сведен до минимума. Дальше — нет ничего удивительного, что первым водителем машины буду я, ее автор. Наоборот, было бы странным, если бы я упустил эту честь, предоставив ее кому-нибудь другому. Ну, а ты… я уверен, что ты будешь со мной… Впрочем, это, конечно, не обязательно, и если не хочешь…
— Нет, нет! — заторопился Брусков с красными пятнами на лице. — Разумеется, я не отпущу тебя одного или с кем-нибудь другим… Мы будем вместе… Хотя впереди еще немало времени…
Весной 1948 года, в вечерние апрельские сумерки, на экране огромного здания центральной правительственной газеты «Известия ЦИК СССР» появилась краткая световая информация:
«Институты ВЭИ и Машиностроительный закончили разработку проекта научного сотрудника Института газификации товарища Мареева о глубоком использовании подземного тепла. Специально сконструированная бурильная машина углубится в недра земли под личным управлением изобретателя. На глубине десяти километров будут уложены гигантские термоэлементы для превращения огромной теплоты, двойственной этой глубине, в электроэнергию. Изобретению товарища Мареева придают первостепенное государственное значение. Постановлением Совнаркома СССР организован специальный комитет для руководства работой по реализации изобретения. Постройка машины поручена указанным институтам при участии лучших заводов СССР. Срок исполнения — десять месяцев».
Вечерние газеты и радиопередачи сообщали подробности проекта под самыми восторженными заголовками: «Новая победа над природой!», «Мы завоевываем недоступные недра Земли!», «Неисчерпаемые потоки подземной энергии на службу коммунистическому строю!», «Никита Мареев и Михаил Брусков спускаются в снаряде на глубину десять километров!»
Корреспонденты иностранных газет давно не имели такой беспокойной ночи. Они осаждали институты, атаковали их сотрудников и охотились всю ночь за Мареевым и Брусковым. Радиотелеграф и радиотелефон не справлялись с потоком телеграмм, переговоров, фотопередач.
В театрах, кино, в концертах зрители возбужденно обсуждали эту новость. Антракты затягивались, потому что никто не хотел уйти из фойе и буфетов, пока не узнает всех подробностей и не выслушает все «за» и «против» о проекте. Всюду вспыхивали споры, принимавшие часто ожесточенный характер.
На другой день пресса капиталистических стран забилась в истерике: «Советский Союз вооружается новой неистощимой энергией!», «Коммунисты дурачат человечество!», «Новое оружие в руках коммунистов!». Некоторые оголтелые органы империалистов требовали немедленной превентивной войны: потом будет поздно; материальная мощь коммунистических стран благодаря использованию нового источника энергии возрастет неимоверно; они будут непобедимы; угроза странам истинной цивилизации становится неотвратимой. Мы бьем тревогу, тревогу, тревогу!
Некоторые не хотели верить и считали весь шум за блеф коммунистов с целью пропаганды. Но их не слушали.
Все интересовались личностями Мареева и Брускова, их портретами, их биографиями, вкусами, манерами. Специалисты жаждали технических подробностей.
Мировые авторитеты науки и техники были вовлечены газетами и журналами в яростную дискуссию. Профессор Коль-ридж из Мильвоки доказывал на страницах «Geological News», что никакой металл не выдержит двойного воздействия высокой естественной температуры и температуры, возникающей от трения машины о твердые породы, которые встретятся на пути. Оба эти фактора создадут такую высокую температуру, при которой самый тугоплавкий металл начнет деформироваться.
В следующей же книжке журнала «La science» профессор Клод Мерон, вечный антагонист мистера Кольриджа, не преминул выступить и по этому вопросу с возражениями. Тонко высмеяв отсталость мильвокского ученого и его незнакомство с огромными достижениями социалистической металлургии, которая обладает, по словам месье Мерона, секретами производства самых жароупорных металлов, он точно, логично и ясно, как дважды два — четыре, доказывал, что вопрос не в этом, а в том, как перенесут люди, отправляющиеся в этой машине, высокую температуру, с которой они встретятся на глубине десять — двенадцать километров.