— Но, но! Пошла, милая, не ленись!

Шла, шла кобыленка, дошла до середины большой лужи, остановилась по своей нужде. Взял черепан кнут, начал обхаживать кобыленку. Сечет кнутом да приговаривает:

— Эх, дурная, где надумала стать! дурней ты нашего царя-дурака!

Вышла кобыленка из лужи, а царь у черепана спрашивает:

— Скажи мне, мужичок, разве царь у вас дурак?

— Дурак не дурак, — отвечает черепан, — а вот у царских больших бояр полны погреба денег лежат, да всё их, бояр, жалует. А у нашего брата, темного мужика, с зубов кожу дерет, за всякую пустяковину подати лупит.

«Ну, — думает царь, — мужичок-то, видно, не прост, попытаю его хорошенько».

Спрашивает у черепана царь:

— Скажи-ка, мужичок, отгадай мне загадку: кому на земле дороже, чтобы баба была толста да грудаста?

— А это, надо быть, поп либо монах: они до баб лакомы.

Опять спрашивает царь:

— А ну, скажи, мужичок, отгадай другую загадку: кому на земле всего дороже, чтобы денег мешок, да на сто верст округ?

— А это, видать, барин али барский сынок: они, баре, до денег да до земли жадные.

Доехали так до городских ворот, остановил черепан кобыленку. Стали все трое с телеги слезать. На прощанье говорит черепану царь:

— Поезжай теперь, мужичок, забирай свои горшки да привози в город — завтра в городе горшки будут дороги. Да гляди не ошибайся — дешево не продавай. Будет у царя пир на весь мир, много знатных гостей съедется. Приходи сам на званый пир да не забудь в подарок царю горшок принести.

Вернулся черепан, навалил на воз горшки, привез в город. Поутру разложил на базаре свой товар, сам сел покупателей ждать. А царь в тот день созвал знатных гостей, и вышел от царя строгий указ всем званым гостям и боярам нести во дворец по горшку в подарок царю. Вот едут знатные гости-бояре к царю на пир, по дороге заворачивают на базар за горшками к черепану. Продавал черепан горшки по пять, потом по десять рублей пустил, дошло до пятидесяти, а уж под конец и по сту рублей за горшок брал. Остался у него один щербатый, худой горшок. Вот скачет на пир к царю самый главный царский министр Аракчей. Припоздал к царскому пиру, заворачивает к черепану:

— Продай, мужичок, горшок!

— Не осуди, милый человек, нет у меня боле горшков, остался один щербатый, да себе надобен.

— Сделай милость, уступи, — говорит Аракчей. — Сколь потребуешь, столько и заплачу. Я — первый царский министр.

Подумал черепан.

— Пожалуй, уступлю тебе горшок. Денег мне от тебя не надобно, только сделай так, как я скажу.

— А что такое сделать?

— А вот я сору-мусору наложу в горшок, — если съешь мой мусор, будет горшок твой, а не съешь, не получишь горшка, не гневайся.

Покрутился министр и так и сяк.

— Ну что ж, — говорит, — отведаю, авось и съем.

Наложил черепан полный горшок сору. Весь сор съел царский министр. Прикрыл полою горшок и скорей на царский двор.

А черепан и сам скоро там, как ни в чем не бывало. Увидел его на пиру царь.

— Что же ты, мужичок, поскупился? Пожалел принести мне в подарок горшок, а был у тебя горшков полный воз.

— Помилуй, царское величество, — говорит черепан, — оставался у меня для тебя один горшок, да отбил его твой первый министр.

— Сколько же ты денег взял за тот горшок? — спрашивает царь.

— Помилуй, царское величество, не взял я и одного гроша.

— Даром, что ли, горшок отдал?

— Не даром отдал. А за что отдал, боюсь сказать твоей милости.

— Не бойся, мужичок, говори чистую правду.

— За то я тот горшок отдал, что твой министр мой сор-мусор съел.

— А можешь ли узнать того министра? — говорит грозно царь.

— Посмотрю, так узнаю.

Приказал царь черепану осмотреть всех своих гостей.

Осмотрелся черепан, показал пальцем на главного министра.

— Вот тот самый мой сор съел!

Подзывает царь министра к себе:

— Ты взял у черепана горшок?

Оробел, затрясся главный министр:

— Так точно, ваше величество, я взял горшок…

— И съел сор?

— Так точно, съел, ваше величество.

— Почему же ты сор съел?

— Не смел нарушить царский указ, ваше величество.

— Ах, ты этакой-растакой, — затопал ногами, закричал на министра царь. — Гоните его с моего царского двора!

Подхватили слуги царского министра под бока, вытолкали за ворота. А черепан походил вокруг царского стола, везде ему тем сором пахнет, — плюнул и пошел домой в свою деревеньку обжигать горшки.

Дурь-матушка

У старика со старухой было трое сыновей: двое работнички-молодцы, прилежные пахари, а третий ни в колоду, ни в пень — вышел Иванушка-дурачок. Умные семью кормят-поят, а Иванушке чего ни попадет в руки — все промеж пальцев посеет. Сидел себе на печи да мух ловил.

Напекла раз старуха ржаных пирогов и говорит дураку:

— Ну-ка, Ванюша, ступай, снеси в поле братьям.

Взял Иван пироги, пошел в поле.

Только вышел дурак за околицу, глядь-поглядь, а за ним его тень бежит.

«Эка, — думает Иван, — какой парень тощий, видно, изголодался бедняга. Дам-ка ему пирожка!»

Бросил Иван на дорогу пирожок, а тень не отстает, все за ним бежит.

— Ах ты, — говорит Иван, — утробушка ненасытная! На, бери все мои пироги!

Разбросал Иван все пироги по дороге. Пришел в поле с пустыми руками.

— Ты, дурак, чего? — спрашивают братья.

— А принес вам обедать, — говорит Иван.

— Где ж обед? Подавай сюда.

— Ах, братцы, — отвечает Иван, — такое у меня дело вышло: шел я к вам дорогой, и привязался ко мне чужой человек, поел ваши пироги.

— Каков-таков человек? — спрашивают братья.

— А вот он, и сейчас тут!

Рассердились, побили Ивана братья, а ему, дураку, и кулак в благодарность: стоит да почесывается.

Так-то раз вышло: послали братья Ивана в город на базар, закупить кой-чего по хозяйству. Всего закупил Иван: стол новый, дубовый, ложек кленовых, чашей липовых расписных, глиняных горшков, калачей, мяса и соли, навалил полный воз всякой всячины. Едет помаленьку домой, а кобыленка у Ивана лядащая, — не столько везет, сколько хвостом мух отгоняет.

«Ну, — думает Иван, — у моей кобыленки четыре ноги и у стола четыре, авось и сам добежит!»

Снял Иван с воза стол, поставил на дорогу, ударил кнутом по столешне:

— Н-но, не отставай, догоняй нас!

Едет дальше, а над дорогой вороны вьются, покаркивают:

— Калач, калач, калач!

«Эх, — думает Иван, — вишь, разлетались сердешные, калачика просят. Видно, не евши давно».

Вынул дурак калачи, мясо достал, побросал все на дорогу воронам.

— Кушайте, сестрицы, на доброе здоровье!

Едет дальше, по подлесью, а кругом пни торчат обгорелые.

«Эка, — думает Иван, — какие ребята-молодцы стоят, и все без шапок, озябнут так-то!»

Достал дурак с воза все новые горшки и расписные чашки, понадевал на горелые пни, на каждый пень по горшку да по чашке.

— Ну, — говорит, — теперь есть в чем ребятам гулять!

Доехал так Иван до реки, остановил лошадь поить, а кобыленка пугливая — боится, не идет к воде.

«Видно, вода в реке несоленая, оттого нейдет кобыленка, — думает Иван, — надо посолить воду маленько».

Снял дурак с воза куль с солью, высыпал соль в реку, посвистывает кобыленке:

— Фью, фью, матушка, пей — и свежа водица, и солона, и прохладна!

Остались на возу у Ивана одни ложки в лыковом кошеле. Поехал Иван дальше, а ложки в кошеле побрякивают: бряк да бряк! Послышалось Ивану, будто про него говорят ложки:

— Дурак да дурак!

Рассердился Иван, выкинул ложки из кошеля, стал лаптями топтать:

— Вот вам за дурака, негодные!

Воротился Иван домой, въехал во двор с пустым возом.

— Ну, братики, накупил я всего, как вы приказывали.

— Спасибо, Ваня. А где ж твои покупки?

— Стол у меня позади бежит, нас догоняет, — говорит Иван, — калачи и мясо голодные вороны-сестрицы кушают на дороге, горшки я ребятам в лесу заместо шапок отдал, а солью в реке воду солил, чтобы пила лошаденка.