Неожиданно он почувствовал головокружение. К его ужасу, у него подкосились ноги. Сердце частило, стало трудно дышать. Это все еще адреналин, успокаивал он себя. Не прошли бесследно и те четыре порции текилы, после которых ему пришлось сначала драться за свою жизнь, а потом убегать в таком темпе по пляжу. Однако с адреналином они старые друзья, и прежде головокружений у него не случалось. Точно так же при его роде занятий ему не единожды приходилось вступать в бой после того, как из соображений конспирации он пил с вышедшим на контакт человеком, добиваясь его доверия. И ни в одном из этих случаев такое сочетание напряжения сил с алкоголем не приводило к головокружению. Да, бывало, что слегка подташнивало, но чтобы голова кружилась — никогда. Как бы там ни было, сейчас голова у него определенно кружилась, да и подташнивало тоже, так что следовало признать: хотя рана в плече и оказалась поверхностной, потеря крови, должно быть, была более значительной, чем он думал. Если не остановить кровотечение, то он рискует потерять сознание. А то и хуже.
Получивший фельдшерскую санитарную подготовку Бьюкенен знал, что для остановки кровотечения лучше всего применить давящую повязку. Но у него не было с собой аптечки первой помощи. Оставался способ, который одно время рекомендовали, но впоследствии от него отказались — наложение жгута. Недостаток жгута состоял в том, что он останавливал приток крови не только к ране, но и ко всей конечности, в данном случае к правой руке Бьюкенена. Если наложить его слишком туго или не ослаблять через определенные промежутки времени, то возникает опасность такого повреждения тканей, которое может привести к гангрене.
Но ничего другого ему не оставалось. На мост влетели спецмашины с включенными сиренами и мигалками. Остановившись у береговой кромки пролива, отделявшего песчаную косу от материка, Бьюкенен настороженно вглядывался в темноту позади себя. Он не увидел и не услышал ничего, указывающего на то, что его преследуют. Но еще увидит и услышит, и притом очень скоро. Он быстро вынул из кармана брюк свой пояс, который отобрал у него второй близнец и которым Бьюкенен вновь завладел, убив того в перестрелке. Пояс был сплетен из тонких полосок кожи, так что нужды в специально проделанных дырочках не было. Язычок пряжки можно было продеть между полосками в любом месте пояса. Бьюкенен наложил пояс на свое распухшее правое плечо выше раны и крепко затянул за свободный конец, действуя левой рукой, а дрожащими пальцами правой, которую он, превозмогая боль и покрывшись от усилия испариной, все-таки согнул в локте, протолкнул язычок пряжки между сплетениями. У него дрожали ноги и потемнело в глазах. Он испугался, что потеряет сознание. Но в следующий момент зрение вернулось к норме, и он огромным усилием заставил ноги двигаться. Даже не видя, он уже ощутил, что кровотечение значительно уменьшилось. Голова кружилась не так сильно. Зато теперь он с тревогой почувствовал в правой руке покалывание и холод.
Подумав, что его синие брезентовые палубные туфли могут в воде соскочить у него с ног, он снял их, связал шнурками и крепко привязал к запястью правой руки. Потом он вынул список своих вымышленных имен, который забрал у убитого второго близнеца. Порвав лист на мелкие кусочки, он вошел в темную воду пролива, и эта удивительно теплая вода поднялась ему сначала до колен, потом до бедер, потом до живота. Когда пенистые верхушки волн стали разбиваться о его грудь, он оттолкнулся от песчаного дна и поплыл вперед. Довольно сильное течение подхватило его. Небольшими порциями он постепенно выпустил в воду все клочки бумаги. Даше если кому-нибудь удалось бы собрать все кусочки — что само по себе невозможно, — то вода уже успела бы смыть чернила.
Полагаясь на силу своих мускулистых ног, он принял такое положение на правом боку, чтобы его раненая правая рука отдыхала, а левой делал боковые гребки, помогая ногам. Привязанные к правому запястью туфли создавали сопротивление и тянули его назад. Он сильнее заработал ногами.
Ширина устья пролива была ярдов сто. Бьюкенен плыл, загребая левой рукой и толкаясь ногами. Пояс, перехватывавший его правое плечо, намок и растянулся, жгут ослаб и не так крепко стягивал руку над раной. Правая рука уже не была такой холодной, и онемение прошло. Напротив, она стала теплой и ощущала тягу течения. От растворенной в воде соли рану жгло.
Может, соль продезинфицирует ее, подумал он. Но тут же по запаху понял, что воду покрывает пленка масла и бензина от многочисленных моторных лодок и катеров, бороздивших пролив, и ему стало ясно, что такая вода скорее загрязнит, чем продезинфицирует рану.
Бьюкенен понял и еще одну вещь: ослабление жгута означало, что кровотечение возобновится. Он поплыл еще быстрее, так как знал, что среди многочисленных здешних рифов часто видели барракуд. Кроме того, он слышал сообщения о том, что иногда акулы заплывают в пролив, а оттуда попадают в лагуну между островом и берегом. Он не имел представления ни о величине тех акул, ни о том, относились ли они к типу акул, которые нападают на плывущих людей, но если в воде есть хищники, то кровь может привлечь их со значительного расстояния.
Толчок ногами. Одна нога прикоснулась к чему-то. Может, кусок дерева. Или пучок морских водорослей. Но это может быть и…
Он рванулся вперед сильнее, и нога опять коснулась чего-то, что находилось позади него.
Он проплыл четверть всего пути через пролив, достаточно далеко, чтобы почувствовать себя маленькой песчинкой, затерявшейся в темноте ночи. Вдруг он услышал доносившееся слева жужжание мотора и с тревогой посмотрел в ту сторону. Жужжание превратилось в рев. Он увидел огни быстро приближавшегося моторного катера. Катер вышел из лагуны, промчался под мостом и сейчас торопился выйти из пролива в океан. Полицейский катер? Бьюкенен напрягал все силы, чтобы убраться с его дороги. Работая ногами, он снова почувствовал, что позади что-то есть. Он слабел от продолжающейся потери крови. Он смотрел не отрываясь на приближающееся судно, на его освещенный огнями силуэт. Судно не принадлежало полиции. Это была прогулочная яхта. Там за иллюминаторами он увидел несколько мужчин и женщин, которые что-то пили и смеялись.
Но судно все равно представляло собой опасность, оно быстро приближалось к нему. Плывя по середине пролива, ощущая через воду вибрацию от работающих двигателей яхты, которая была уже так близко, что через несколько секунд он будет или замечен кем-нибудь из находящихся на борту, или протаранен, Бьюкенен набрал полные легкие воздуха и нырнул, стараясь уйти как можно глубже, заставив грести даже раненую руку, чтобы погрузиться быстрее, чтобы оказаться как можно дальше от проходящего над ним корпуса и вращающихся винтов.
Грохот мощных двигателей яхты ударил по барабанным перепонкам Бьюкенена. Он погружался все глубже и глубже, чувствуя, как привязанные к правому запястью туфли затрудняют и без того неловкие движения его покалеченной руки. Он слышал, как этот грохот прокатывается над ним.
Как только грохот уменьшился, Бьюкенен круто рванулся вверх, опять почувствовал головокружение и отчаянную необходимость вдохнуть. Внизу что-то задело его по ногам. Скорее, подгонял он себя. Уменьшающееся давление воды на уши показало ему, что он почти у поверхности. Его легкие жгло, как огнем. Вот сейчас, еще через секунду его лицо вынырнет на ночной воздух. Он сможет открыть рот и…
Вдруг его голова ударилась обо что-то большое и твердое. Удар был таким неожиданным, таким болезненным и таким ошеломляющим, что Бьюкенен рефлекторно вдохнул воду, закашлялся, стал захлебываться. Возможно, он на какое-то мгновение потерял сознание. Он этого не знал. Он знал лишь, что вдохнул еще воды, что изо всех сил рвался к поверхности. Задев несколько раз предмет, о который ударился, он наконец вынырнул и жадно наполнил легкие воздухом, одновременно борясь с позывами рвоты.
Что это было?
Голова его раскалывалась, боль усиливалась и сжимала ее, словно тисками. Почти обезумев от этой боли и пытаясь сориентироваться, он обнаружил, что смотрит вслед удаляющейся корме ярко освещенной яхты. Яхту по пятам преследовала длинная, низкая, зловещая тень. Должно быть, об этот предмет и ударился головой Бьюкенен. Но он не понимал, что бы это могло быть?