Граф де Саше сосредоточенно молчал, пытаясь осознать сказанное принцессой.

       -- Ваше высочество назвали лишь три возможных для меня пути, -- наконец-то проговорил он. -- Вернуться домой, поступить на службу к Вильгельму Оранскому, стать разбойником... А в чем же заключается четвертая возможность?

       Маргарита поморщилась.

       -- Не думаю, граф, что она придется вам по душе. Будь вы итальянцем, немцем или англичанином, вы смогли бы меня понять, но французский дворянин...

       -- И все же, ваше высочество? -- упрямо повторил Александр.

       -- Юноша, -- произнесла Маргарита и вновь пристально посмотрела на графа де Саше, -- я не требую от вас ответа прямо сейчас, но к завтрашнему утру вы должны принять решение. Вернуться во Францию будет самым разумным с вашей стороны, но если вам это так неприятно, а разбойничать и служить Вильгельму вы не желаете, то вы можете поступить на службу к одному из фламандских городов. Естественно, это должен быть достаточно влиятельный город, а значит большой и богатый, -- любезно пояснила принцесса. -- На ваше несчастье, самым подходящим городом является Гент. В ваших книгах этого не сказано, но последние десять лет Гент самый непримиримый кальвинистский город во всех Нидерландах, самый ярый ненавистник испанцев и даже собственных дворян. Признаться, я не испытываю ни малейшей любви к кальвинистам, слава Богу, я лютеранка, но Гент я не люблю особенно сильно. Не представляю, граф, каким образом, вы -- католик, сможете жить среди кальвинистов. Они даже не закрывают окна своих домов, дабы каждый мог надзирать за соседом и тем самым стоять на страже добродетели и веры, -- в голосе Маргариты послышался сарказм. -- Неудачников они считают проклятыми, а успех в делах почитают за благоволение Господа. Если вы пойдете на службу Генту, вы будете служить пивоварам и ткачам, защищать торговцев, рыбаков и прочее простонародье. Вы всерьез полагаете, что сможете на это пойти? Нет-нет, не говорите ничего сейчас, -- остановила принцесса Александра, когда он попытался ответить. -- Вы дадите ответ завтра, а сейчас идите и подумайте, чего вы хотите. Будете ли вы воевать на собственный страх и риск, вернетесь ли домой или пойдете на службу -- в любом случае, ответ подождет до утра. Но послушайтесь доброго совета -- возвращайтесь во Францию.

    ***

       Александр сидел у камина и смотрел на пламя. Принцесса была права... и в то же время неправа. Сейчас, оставшись один, он нашел слова, которые должен был сказать раньше, но в беседах в ее высочеством слова почему-то исчезали. С Жоржем можно было спорить и даже побеждать, но в беседах с ее высочеством победа всегда оставалась за ней. Даже когда она была неправа.

       Молодой полковник обхватил руками колени и задумался. Принцесса спросила, чего он хочет, хотя скорее стоило спрашивать, чего хочет Жорж. Александр впервые принялся размышлять, действительно ли друг жаждет получить корону Нидерландов. Ну да, Жорж говорил о Нидерландах, мечтал о Нидерландах, бредил Нидерландами, но сейчас полковнику пришло в голову, что вся эта любовь, все это стремление были слишком рассудочны. Жорж любил Нидерланды потому, что ему было с кем о них говорить, но сейчас, когда они могли общаться только с помощью писем, это любовь явно остыла, и друг наверняка нашел новое развлечение -- пишет картину, ставит эксперименты с обскурой или, может, забавляется медициной...

       Александр понял, что даже власть Жоржу была не так уж и нужна. Если бы он и правда хотел получить корону, он мог прибрать к рукам Три Епископства и стать почти королем. Князь-архиепископ вряд ли стал бы протестовать, да и с крестным Жорж всегда смог бы договориться, но вместо реальной короны друг грезил о далекой звезде. Да что Три Епископства! Даже Туренью Жорж правил без всякой охоты, полагая губернаторство досадной обузой. Жоржу нравилось творить, развлекаться, решать загадки... но не править. А это значит, что он может вернуться домой -- к жене и дочери.

       Полено в камине треснуло, и граф де Саше вздрогнул. Он может вернуться домой, но что он будет там делать? Он не создан для мирной жизни, он не создан для сельских забот. Даже в Турени он ухитрился найти войну, так чем он займется без своего полка? Обскурой? Ну, может быть, год или даже два он продержится, но что будет потом? Он не может, как Жорж, находить удовольствие в блаженном ничего неделании. Он не может жить просто так... А, впрочем, принцесса опять не права, она рассуждает как женщина. Ну, кто сможет отнять у него полк? Жорж наверняка заключит союз с герцогом Анжуйским, а это значит, что ему вновь придется воевать... в братоубийственной войне... Убивать французов за то, что они выбрали не ту веру, не ту партию или просто оказались не в том месте не в то время... Слышать крики о пощаде на родном языке... и не давать пощады... Опять...

       Довольно! -- Александр ударил кулаком по каменному полу. Ему все равно придется воевать -- во Франции или Нидерландах -- а раз так, то пусть это война будет справедливой. Защищать... ткачей и пивоваров, торговцев и рыбаков, кажется, ее высочество выразилась именно так. Ну, так что ж, разве не тем же самым он занимался в Турени? Охранять переправы и дороги, обозы, город и людей. И слышать шипение за своей спиной. Пусть! По крайней мере, сейчас у него есть выбор, а когда он попал в Турень, этого выбора не было. И его выбор будет честным. И Соланж не будет стыдиться из-за него...

       Полковник прислонился головой к каменной кладке камина и застывшим взглядом уставился на огонь. Языки пламени плясали на поленьях, и Александр увидел среди них юркую саламандру, совсем такую, как на стенах Азе-ле-Ридо. Гибкое тело огненной ящерицы кружилось на поленьях, длинный хвост хлестал ее по бокам, саламандра росла, обдавая жаром, а потом вдруг вцепилась в его руку.

       Александр рванулся, попытался вырваться из хватки обезумевшей ящерицы, но она тянула его за собой, тащила в самое пламя, все крепче сжимая зубы. С узкой морды смотрели ненавидящие глаза короля, боль забирала силы, и Александр понял, что еще немного и упадет в огонь...

       Белая вуаль мелькнула перед глазами, хлестнула огненную тварь и чья-то рука вырвала его из огня...

       -- Ваша милость, проснитесь! -- голос Пьеры был испуганным. -- Нашли где спать!..

       -- Где... саламандра? -- дрожащим голосом спросил граф. -- Она меня укусила...

       -- Это вы обожглись о каминную решетку, -- неуверенно возразил Пьер, рассматривая руку господина. -- Идите-ка в постель, а то здесь и обгореть недолго... Вы же чуть в камин не улеглись, хорошо я вошел, обошлось... Уф... напугали...

    ***

       Когда наутро граф де Саше сказал ее высочеству "Гент", Маргарита едва удержалась, чтобы довольно не кивнуть. Она видела не менее пяти вариантов дальнейшей судьбы упрямого мальчишки, и не один из этих вариантов не грозил Мишелю неприятностями. К тому же от горя еще никто не умирал. В худшем случае Мишель мог сочинить элегию в память о друге и заказать своим итальянцам роскошное надгробье.

       -- Что с вашей рукой? -- спросила Маргарита, лишь бы не выдать свои мысли. Ей предстояло писать в Гент, а принцесса и правда не любила кальвинистов.

       -- Саламандра покусала, -- смущенно ответил Александр, и Маргарита резко вскинула голову.

       -- Что вы хотите этим сказать? -- переспросила принцесса. Молодой человек смутился еще больше, но когда он закончил рассказ о своем сне, ее высочество задумалась, а затем улыбнулась. -- Пожалуй, граф, у вас есть шанс, -- заметила она. -- И, кстати, о Генте. Я не люблю кальвинистов, но и они не слишком любят меня. Вот из-за этого, -- Маргарита подняла руку, чтобы продемонстрировать перстень с саламандрой, держащей в зубах рубин. -- Этот перстень некогда принадлежал моему дяде -- королю Франциску Первому, а его здесь не любят именно потому, что когда то любили... слишком сильно, а он не оправдал этой любви. В ваших книгах об этом ничего не сказано?