Португальцы наблюдали за приближающимся мусульманским флотом из-за фальшбортов своих пузатых кораблей, украшенных высокими надстройками и вооруженных мощными пушками. Звуки гонгов и боевых барабанов мусульман постепенно слились в пульсирующий грохот. Перед лицом превосходящих сил противника да Гама быстро принял импровизированное тактическое решение: он отдал приказ не сближаться с вражескими судами и не идти на абордаж. Он будет вести битву на расстоянии. Этот экспромт не просто обозначил начало новой эпохи в военно-морской тактике, — он стал одним из тех поворотных моментов истории, в которых порох сыграл главную роль.

Португальский капитан полностью реализовал свое преимущество. Самые крупные из его кораблей несли по тридцать две пушки немалого размера — орудия гораздо более смертоносные, чем у противника. Орудийная прислуга стояла наготове с заранее отмеренными зарядами зерненого пороха. Сгрудившиеся арабские лодки были легкой мишенью. Васко да Гама развернул свои корабли бортом к приближающемуся неприятелю.

Какофония боевых барабанов вдруг показалась едва ли не шепотом, когда заревели большие пушки. Каменные ядра полетели в легкие суда мусульман, иногда пуская их на дно с одного выстрела. «Промахнуться было невозможно», — комментирует очевидец[24].

Португальские силы одержали решительную победу. Да Гама потребовал, чтобы владельцы местных торговых судов покупали у него cartazes — лицензии на право торговли, — если не хотят той же участи, что постигла только что флот Каликута.

Принудительная торговля стала обычной практикой — монопольные права даровались привилегированным компаниям, которые обеспечивали свои прибыли при помощи пороха. Европейцы с выгодой использовали разногласия внутри торгового сообщества южной Азии, в котором царила чрезвычайно жесткая конкуренция. Местные монархи, враждующие с соседями, заискивали перед захватчиками в надежде получить преимущество. Чтобы оберегать свою доходную монополию, португальцам хватало менее десяти тысяч человек.

В 1509 году султан Египта собрал внушительный флот галер в попытке восстановить права арабских купцов в Индийском океане. Однако португальское оружие вновь доказало свое превосходство в битве у индийского порта Диу. Это была последняя серьезная попытка восточных владык оспорить гегемонию Португалии. Следующий вызов португальцам сделает не восточная держава, а расширяющие свою экспансию голландцы, которые смогут ответить пушке пушкой.

Как и на суше, развитие артиллерии на море было бы невозможно без энтузиастов, способных нести бремя расходов и готовых отказаться от традиционных способов вести войну. Английский король Генрих VIII любил пушки. Он нанял в Европе литейщиков, чтобы наладить орудийное производство в Англии, и военных судостроителей, чтобы они модернизировали его флот.

Вступив на престол в 1509 году, 18-летний Генрих оценил преимущества нового изобретения — простого, но чрезвычайно важного: орудийного порта. Раньше капитаны ставили орудия на открытой верхней палубе и вели огонь поверх парапета — планшира. Орудийный порт — висящий на петлях люк в борту — позволил вести огонь также и с нижних палуб[25]. Теперь корабль мог нести больше пушек большего размера — их можно было разместить на нижних палубах, непосредственно над ватерлинией. На время плавания порты задраивались, законопачивались и не пропускали внутрь море. Во время боя канониры поднимали крышки люков и стреляли прямо из трюма.

Произошло и еще одно конструктивное изменение. Поскольку практика абордажного боя постепенно выходила из употребления, форкастль и ахтеркастль начали постепенно уменьшаться в размерах, пока не исчезли вовсе. Ведь с того момента, как главную роль стала играть пушка, эти башенки превратились в удобную мишень, не предоставляя, в свою очередь, надежной защиты. Однако полубак, передняя часть палубы, по-английски до сих пор называется forecastle — напоминание о старинной конструкции, давно вышедшей из употребления. Военно-морские архитекторы сделали палубу более плоской и освободили ее от всего, что мешало стрельбе из больших орудий. Шире всего корпус этих кораблей был на уровне ватерлинии — так обеспечивалась дополнительная остойчивость.

Генрих взял на вооружение и другую техническую новинку — большие чугунные пушки, которые как раз в это время научились отливать оружейники. Железо было гораздо дешевле и доступнее меди, однако для его обработки требовались более высокие температуры. Достичь их позволила доменная печь, которая тогда же все шире применялась в Европе. Литейщики разработали новый тип орудия — с более толстыми стенками, чем у бронзовых пушек: так компенсировалась большая хрупкость чугуна. Эти пушки были значительно тяжелее, но, когда речь шла о корабельных или береговых орудиях, лишний вес не имел большого значения. Мастера, работавшие с чугуном, избегали богатого орнаментального убранства, свойственного бронзовым пушкам, — их изделия были черного цвета и выглядели строго утилитарными. Англичане начали ставить чугунную артиллерию на корабли в 1534 году. Скоро они разовьют обширную экспортную торговлю этими более дешевыми орудиями.

Развитие британского военно-морского флота при Генрихе VIII беспокоило континентальные державы. Пока испанский король Филипп II отчаянно пытался удержать в своей власти мятежные Нидерланды, на морских путях, по которым текли богатства из его новой американской империи, бесчинствовали английские пираты. Через сорок лет после смерти Генриха Филипп принял экстравагантное решение: вторгнуться в Англию, где теперь правила дочь Генриха, королева Елизавета I. Командовать огромным флотом был назначен герцог Медина Сидония, осторожный вельможа, мало знакомый с морским делом и полный мрачных предчувствий относительно исхода предприятия.

В 1588 году его «Непобедимая армада», одна из самых больших флотилий в истории[26], вошла в Па-де-Кале, чтобы поддержать вторжение. Однако здесь испанцев уже ждали английские корабли — венец почти векового технологического развития. Испанские капитаны, хотя их суда тоже были вооружены пушками, по-прежнему пытались сблизиться с неприятелем на средневековый манер. Но англичане, пушки которых были более совершенными, а корабли — более маневренными, предпочли вести бой на расстоянии, как это сделал Васко да Гама в начале столетия. Дело решил порох, а не таран и не абордаж. Англичане оказались сильнее.

«Опыт учит, что морские баталии в наши дни до абордажа редко доходят, — резюмировала спустя несколько лет Английская комиссия по реформе флота, — но особенно часто решаются большими пушками, кои ломают мачты и реи, а корабли разрушают, опустошают и пускают на дно».

Грохот средневекового китайского изобретения продолжал отдаваться эхом в различных уголках земного шара, по-разному влияя на разные общества. Турки-османы, как и европейцы, видели в огнестрельном оружии средство реализации своих имперских устремлений. Мехмед II, прозванный после взятия Константинополя Завоевателем, был вдохновлен успехом своих чудовищных пушек. В течение второй половины XV столетия он прошел маршем через Балканы, покорив Сербию, Боснию и Албанию и посеяв уныние в христианских королевствах. Европа, разделенная и не имевшая возможности противопоставить что-либо смертоносной коннице турок, опасалась худшего. Мехмед смог решить задачу транспортировки своих гигантских пушек, начав отливать их на поле боя, как он поступил при осаде Константинополя. Во время осады Родоса в 1480 году наемным литейщикам было приказано изготовить шестнадцать орудий, каждое восемнадцати футов длиной и более двух футов в диаметре. Османы славились своими гигантскими бомбардами. Европейский автор XVII столетия изумлялся: «У турок такие огромные пушки, что они могли бы ровнять с землей укрепления одним только своим грохотом». Однако первоначальный успех быстро завел османских артиллеристов в технологический тупик.