Когда-то он писал: «Бывали праведники, которые особенно остро ощущали зло и грех, разлитые в мире, и в своем сознании не отделяли себя от этой порчи; в глубокой скорби они несли в себе чувство ответственности за общую греховность, как за свою личную, властно принуждаемые к этому своеобразным строением своей личности».

Теперь он сам стал таким праведником.

Все начало марта, день за днем, Флоренского вызывают к следователю, дают бумагу и заставляют повторять версию Гидулянова — от своего имени. Даже язык, стиль речи, не говоря уже о мыслях, выдают чужое авторство. А потом следователи Шупейко и Рогожин пишут сверху: «Протокол допроса», не утруждая себя даже тем, чтобы соблюсти формальности, расписать собственноручные показания в виде вопросов и ответов.

И все же живой голос прорывается сквозь эту галиматью, Флоренский время от времени непроизвольно высказывает сокровенное. Бумага и перо обязывают — и мысль побеждает ложную ситуацию. И тогда мы слышим конструктивные идеи, полезные не только для того общества, которое было глухо к ним, но и для нас сейчас, спустя полвека.

В основу народного образования, — пишет, например, Флоренский, — должны лечь принципы децентрализации, дезунификации: средние и высшие школы должны быть разбросаны по возможности вне больших городов, причем должно быть создано много различных типов… Особое внимание должно быть обращено на создание литературы для широких масс — учебников, справочников, техпропаганды и прочей литературы, которая поручалась бы самым первоклассным силам страны.

В отношении промышленности должен быть проведен лозунг качества как борьба против дешевки и низкого качества продукции, связанных с чрезмерностями конвейерной системы; в частности, мерою в этом случае могло бы служить создание заводов не слишком большого размера… В области сельского хозяйства борьба за качество должна выразиться в значительном усилении работ по селекции…

А в конце показаний Флоренский, уступая своему чистосердечию, по существу, перечеркивает смысл их, открывает правду: «Тактические мероприятия национал-фашистским центром были весьма не разработаны и составляли самое слабое место. Объясняется это участием деятелей науки, которые никогда не были политиками и не принимали участия в деятельности ни подпольной, ни надпольной». Начертив навязанную ему схему организации, он тут же добавляет, что она «фактически не реализовывалась» и что о «фактическом привлечении» указанных в ней лиц ему «ничего не известно»!

Фальсифицированная «Схема структуры национал-фашистского центра», составленная П. А. Флоренским под диктовку следователя

И дальше уж совсем удивительное признание: «Я, Флоренский Павел Александрович, по складу своих политических воззрений — романтик Средневековья примерно XIV века».

Такой вот странный фашист и враг советской власти!

Неутомимо обрабатывая подследственного в стенах Лубянки, Органы не оставляли без внимания и его дом, вовсю шуровали и там — в поисках крамолы. Уставшая от этих визитов жена Флоренского Анна Михайловна в конце концов спросила:

— Вы что ищете, рукописи? — и распахнула дверцы шкафа, в котором стояли аккуратные ряды папок с научными работами мужа.

Тут гости спасовали — понять что-нибудь в этих ученых дебрях было им явно не под силу. «При обыске изъято ничего не было, — записали они в протоколе, — так как книги „Столп и утверждение истины“ и других книг по мистике, а также порнографии не оказалось».

Но квартира ученого, сам антураж ее прямо-таки потряс сотрудников ОГПУ, — в записи проглядывает и удивление, и зависть: «Флоренский занимает большой дом в пять-шесть больших комнат, имеет кабинет, в котором сосредоточена его громадная библиотека, находящаяся в шкафах размером вплоть до потолка (как в кабинете, так и в соседней комнате). Кроме этого, у него имеется ряд коллекций по старинной монете, металлу и другим ископаемым».

Красочное описание библиотеки вызвало мгновенную реакцию начальства: последовал приказ, и ее увезли, то есть попросту украли. А в доме учинили настоящий разбой. На этот раз сотрудники ОГПУ явились в отсутствие хозяев, вырезали замок из входной двери, взломав комнату сына Флоренского, забрали часть его вещей, прихватили даже посуду на кухне, потом произвели опись вещей в двух опечатанных комнатах с целью их конфискации, запретив управдому показывать эту опись хозяйке. И возглавил группу захвата сам следователь — товарищ Шупейко.

Неужели же не нашлось никого в Москве, кто бы вступился за Флоренского? Нашелся один мужественный человек — главный редактор «Технической энциклопедии», старый революционер Людвиг Карлович Мартенс. В деле имеется его письмо видному чекисту Миронову[96]:

…Во время процесса вредителей я обращался к Вам с просьбой обратить внимание на профессора П. А. Флоренского, арестованного органами ОГПУ еще в феврале с.г. Профессор Флоренский является одним из крупнейших советских ученых, судьба которого имеет очень большое значение для советской науки вообще и для целого ряда наших научных учреждений. Будучи уверен, что его арест является плодом недоразумения, еще раз обращаюсь к Вам с просьбой лично познакомиться с делом. С коммунистическим приветом.

Обращение это было оставлено без внимания.

30 июня начальник Секретно-политического отдела Радзивиловский утверждает обвинительное заключение — целый «труд» на тридцати страницах.

ОГПУ Московской области раскрыта и ликвидирована контрреволюционная национал-фашистская организация, именовавшая себя «Партией Возрождения России». Организацию возглавлял руководящий центр в составе профессоров Флоренского, Гидулянова и академиков Чаплыгина и Лузина. Она возникла фактически из уцелевших от разгрома остатков ликвидированной ОГПУ в 1930 г. монархической организации «Всенародный Союз борьбы за возрождение России»… Была установлена связь и с белогвардейской эмиграцией, и устроено конфиденциальное свидание с Гитлером…

Дело было представлено на рассмотрение Особой тройки ОГПУ Московской области. Через месяц Флоренский осужден тройкой по статье 58, пп. 10, 11 (антисоветская пропаганда и участие в контрреволюционной организации) на десять лет исправительно-трудовых лагерей. О том, что это был за суд, рассказывает в своем письме тот же Гидулянов:

Перед свиданием с прокурором Шупейко натаскивал меня в том, как я должен держать себя и что я должен сказать, причем советовал мне не церемониться с прокуратурой, так как моя судьба зависит не от прокурора, но от ОГПУ, ибо в тройке — два члена от ОГПУ и один от прокуратуры.

При таких условиях для меня явилось полной и ошеломляющей неожиданностью сообщение приговора о высылке этапом в Казахстан сроком на десять лет… Тут только я понял, в какую пропасть меня под флагом разоружения завели моя доверчивость, неопытность «в сих делах» и отсутствие гражданского мужества.

Делая постановление о моей высылке, руководители ОГПУ не могли не знать, что все мои показания — липа. Они отлично понимали, что все показания — «литературные произведения» и инсценировка, и притом неумная, так как при проверке все рухнет, как карточный домик…

Рухнуло — но только через четверть века. При реабилитации в 1958 году в постановлении суда было сказано: «В деле не имеется материалов, которые послужили бы основанием к аресту Флоренского (и других лиц, проходивших по делу). Свидетели не допрашивались, лица, принимавшие участие в расследовании данного дела, осуждены за фальсификацию. Флоренский (и другие лица) осуждены были несправедливо, при отсутствии доказательства их вины».