Ледовской захлопнул дверь, запер замок. В милицейском кабинете они остановились у стола.

— Может, все же звякнем в район? — спросил Ледовской. — Я так и думал, что он ни хрена не скажет.

— Подождем до завтра. Если не будет результата, позвоним. У нас есть свидетель обыска, есть видеозапись, тачка. Есть Мошка, куда он, на хрен, денется? Может, холод вернет ему способность нормально мыслить?

— Сомневаюсь…

— Володя, теперь уже поздно звать на помощь районных. До утра придется торчать тут с ними, а результат будет такой же. С одним лишь изменением — мы тупые деревенские менты, а они орлы, которые знают, что к чему.

— Это так. Плохо, что на его мобильнике никаких звонков Варвару или кому-то из ихней камарильи. Ни одной зацепки нету.

— Подождем, Володя, глядишь, да что-нибудь и придумаем… Значит, так, я хочу извиниться перед женой за то, что обещал, да не встретил ее. Остаешься пока что за главного. Смотри внимательно за машиной Мошки. Василию Ивановичу скажи, чтоб тоже глаз не спускал. Я его предупрежу, но и ты напоминай. Через часик вернусь, продолжим работать.

— Понял. Ты прав, Иван. Как говорится, утро вечера мудренее..

— Вернусь, будет уже почти утро. Ну, пока.

Иван пожал напарнику руку и вышел из кабинета. Прошагал по коридору, остановился у входной двери здания. Там сидел, кутаясь в армейскую пятнистую куртку, сторож Василий Иванович с ружьем между колен. Невысокий, худощавый пенсионер шестидесяти пяти лет от роду. Через ночь работал сторожем в здании местной администрации. Какая-никакая, а прибавка к пенсии.

— Василий Иванович, — строго сказал Иван. — Мы сегодня задержали опасного преступника…

— Это Мошка-то опасный? — бодро отозвался сторож. — Да он шпана глупая, всегда был таким.

— Ты меня совсем не слушаешь, Василий Иванович, — огорчился Иван. — Он — опасный преступник, а его машина — главная улика, поэтому смотри, дорогой, в оба. Если что с ней случится — пойдешь вместе с Мошкой в тюрьму. Я не шучу.

— Нет, погоди, как это? — старик суетливо вскочил со стула. — Я тута здание охраняю, у тебя не служу, потому за твои дела отвечать не обязан.

— А они не мои, Василь Иваныч. Эта машина теперь — государственная собственность, которая важнее для борьбы с преступностью, чем все здание. И если она здесь, на территории, вверенной тебе, отвечаешь за нее головой.

Когда Иван отворил дверь, сторож тяжело вздохнул и выбежал следом. Машина Мошканцева стояла сбоку, от двери ее было хорошо видно. Но, вернувшись в здание, старик передвинул стул так, чтобы через стеклянную дверь постоянно держать машину в поле зрения. Раз такое дело получилось, так что ж… Иван был серьезным человеком и никогда словами не бросался. Уж коли сказал такое, значит, надо смотреть в оба.

Верный «Урал» завелся сразу, несмотря на холодную погоду. Отъезжая, Иван тоже задержал взгляд на «девятке», одиноко стоявшей у здания мэрии. Теперь он уже не был полностью уверен в правоте своего решения, вернее, решение принял Манько, но он согласился с ним. Оно, конечно, машину получить нужно было, хотелось, но дело-то очень серьезное. И вот теперь, оставив все улики на одинокого напарника да старика сторожа, Иван чувствовал смутную тревогу. Справятся ли неопытный сержант и пенсионер с одноствольной «ижевкой», если возникнут какие-то проблемы? Хоть отлучался ненадолго, но все же…

Какие проблемы — он не мог знать, но ведь люди, которые ждали наркотик, наверное, не смирятся с потерей товара на огромную сумму денег. Хотя… что они могут сделать?

Дома его ждала горящая печка в кухне, сковородка с жареной картошкой на дальней конфорке и кусок вареной курицы. Ближе к первой конфорке стояла шестилитровая кастрюля, в которой лениво булькал кипяток, чтобы умыться, если надо, зубы почистить и посуду помыть. Катя сидела во второй комнате, смотрела телевизор. Диван расправила, постельное белье застелила, ночнушку надела, но халат не сняла.

— Прости, Катюша, — сказал Иван, целуя жену в губы. — Чего спать не ложишься? Поздно уже…

— Думаю, Ваня. Ты меня не встретил, я не в претензии, но чувствую, что причина слишком уважительная, хочется услышать ее. Пошли, Ваня, покормлю тебя.

О какой причине она говорила, Иван не стал уточнять, потому что и сам досадовал из-за этой причины.

— Нормально добралась? Я беспокоился.

— Первый раз, что ли? Ну, в смысле, когда не была замужем, всегда ходила от переезда сама. Да и кому я нужна?

— Я правда беспокоился, Катюша. И жутко злился на этих уродов! А насчет того, кому нужна… Красивая девушка не должна поздно ночью идти домой одна. Мало ли какие уроды тут могут шастать?

— Ты мне льстишь, Ваня.

— Ничуть. Кстати, я бы рюмку водки, пожалуй, выпил. Огурчики у нас есть?

— Думаешь, надо?

— Холодно там и… на душе паршиво. Кать, пожалуйста, прости меня. Я ждал тебя, но…

Когда такой здоровяк виновато улыбается и разводит руками, разве можно на него обижаться? Катя согласно кивнула и пошла в переднюю комнату. Наполнила тарелку картошкой, положила кусок курицы. Иван в это время достал из холодильника початую бутылку водки, плеснул в чайную чашку на две трети, посмотрел на жену, Катя отрицательно качнула головой. Иван выпил, куснул соленый корнишон, принялся за картошку с курицей. Говорить с полным ртом, конечно, некультурно, но за вторым, совсем уж поздним ужином Иван вкратце рассказал жене, что случилось.

— Два килограмма, — задумчиво сказала Катя. — Это же сколько порций может получиться? Нужно ведь несколько граммов, чтобы смешать с табаком папиросы…

— Ты настоящая жена мента, Катюша. Даже в наркоте разбираешься, сколько нужно на дозу…

— Ромка, было время, дурковал, покуривал, я обыскивала его одежду ночью, когда со смены возвращалась. Иногда находила, выбрасывала в помойное ведро. Ну-у… имею кое-какое представление.

— Не думаю, что это для наших оболтусов. Своя дурь имеется, как ни уничтожай коноплю. Да и хранить такую партию опасно. Мошка — курьер, кому-то должен был передать наркоту. А тот намеревался переправить ее в Краснодар или Ростов…

— Надо было людей из района вызвать. Он не сказал и ничего не скажет, убьют же за это.

— Понимаю, потому и черви гложут… изнутри.

— Доедай и пошли спать. Если что, Володя позвонит. Ну а пока что… попробую успокоить твоих червей.

Иван тяжело вздохнул, посмотрел на жену.

— Катюш, я на часик, не больше. Потом должен вернуться, сегодня оставлять Вовку одного…

— Ладно, хоть час или полчаса побуду рядом с любимым мужем. Вань, мне больше и не надо, — кокетливо улыбнулась Катя.

Ну что тут можно было сказать? Иван быстро доел картошку и курицу, отодвинул тарелку. Пока Катя мыла ее, он почистил зубы над помойным ведром, наскоро умылся, вытерся махровым полотенцем и взглянул на жену.

— А мне надо больше, Катюша, я хочу быть с тобой всегда, днем и ночью, но работа…

— Вань, заткнись, ладно? Я все понимаю, поэтому… У нас мало времени, пошли в постель.

Ледовской сидел на потертом велюровом диванчике в кабинете, вытянув ноги. Поначалу жутко злился на Мошку. Придурок, весь вечер испортил! Мила Терещенко уже собиралась к нему, она приходила после полуночи, чтобы меньше посторонних глаз видели ее, но тут позвонил Иван, сказал, что его нужно ждать у входа в здание мэрии. Пришлось сказать Милке, что позвонит ей позже, случилось происшествие. Как только разберется с ним, так сразу… Он так и не перезвонил ей, а теперь уже поздно, да и не следует сейчас заниматься на службе посторонними делами. Иван был прав, смотреть надо в оба. Полчаса прошло, как Иван уехал, в сон клонило. Поспал бы, раз нету никаких заявлений от граждан, но… Ледовской встал с дивана, энергично махнул руками, несколько раз присел, прогоняя сон, а потом пошел в подвал, стукнул ботинком в железную дверь камеры.

— Слышь, Мошка, я знаю, не спишь. Ты ж не совсем дебил, — сказал он. — Те, кому ты вез наркоту, — и пальцем не шевельнут ради тебя. Загремишь по полной программе. Оно тебе надо?