Каларипьяту напоминает самбо, но техника борьбы без оружия, пожалуй, более высокая.
ТАМ, ГДЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ ТРИ МОРЯ
Мы едем на самую южную точку Индии — мыс Коморин. Ранним утром к университетскому общежитию подают три автобуса. На боковой стенке автобусов надпись «Государственный транспорт Кералы». Над надписью изображение герба штата: вписанный в овал слон с поднятым хоботом и две кокосовые пальмы. Участники Конгресса историков занимают свои места. Экскурсия организована для нас руководством Конгресса и правительством штата. Косые лучи поднимающегося солнца освещают город. Прохладно. Автобусы один за другим пересекают Тривандрам и выезжают на юго-восточную дорогу. По этой дороге до южной точки Индии — 45 миль. Раньше мыс Коморин и прилегающий к нему район, населенный тамилами, входил в состав княжества Траванкур-Кочин. Теперь это часть национального штата Мадрас. Дорога узкой лентой бежит мимо рисовых полей, небольших деревень, извилистых речек, зеркальных озер, зарослей кокосовых пальм. На горизонте виднеются синие горы и холмы. Иногда они подступают к самой дороге, но затем снова убегают к горизонту.
Наша первая остановка — в Падманабхапураме. Сейчас это небольшое поселение, в центре которого расположен бывший дворец правителей и махараджей Кералы. А раньше, до 1333 года, Падманабхапурам был столицей Траванкура. Вплотную к селению с востока притиснулись горы. Дворец и дворцовые пристройки обнесены каменной изгородью. Перед ними — небольшой храм. Здания дворца — вытянутые и приземистые, их двухскатные крыши покрыты черепицей. Небольшая центральная часть здания под двухъярусной крышей имеет три этажа. Дворец выстроен в национальном архитектурном стиле старой Кералы. Сейчас здесь помещается богатый исторический и археологический музей. В просторных сумрачных залах прохладно. Залы соединяются узкими переходами и галереями. Вдоль стен стоят скульптурные изображения богов, фрагменты украшений старинных храмов, каменные плиты с древними письменами. Стены одного из центральных залов покрыты фресковой росписью. Расписан буквально каждый дюйм. Перед глазами посетителей предстает в довольно полной форме история религии индусов.
Из мебели во дворце сохранилось немногое. В спальне с высоким потолком стоит кровать махараджи. Она сделана из ценных пород лекарственных деревьев.
Лабиринт комнат и переходов ведет во внутренний двор. Здесь был когда-то поросший лотосом пруд. Теперь вода спущена, и обнажилась каменная кладка стен. Сквозь покрытые зеленым мхом плиты пробивается трава. И только на самом дне в небольшой луже стоячей воды переплелись толстые стебли лотоса. Терпкий запах сырости и гнили стоит над заброшенным водоемом.
…И снова наши автобусы поднимают дорожную пыль. Она серым облаком садится на изумрудную зелень рисовых полей, покрывает листья бегущих по обочине деревьев. Но вот впереди показался купол храма. Это Сучиндрам. Машины сворачивают на узкий проселок. Мы проезжаем мимо одноэтажных домиков с красными черепичными крышами, мимо крытых пальмовыми листьями хижин. Узкая улица, идущая к храму, заполнена живописной толпой. Храм в Сучиндраме — один из древних и почитаемых. Сюда все время стекаются паломники. Наши автобусы окружают нищие. Здесь старики, дети, женщины, мужчины. Вся эта разношерстная толпа кормится подаяниями паломников. Но вот что-то отвлекло их внимание, они бегут от автобусов к храму. Из храма выходит вереница людей, на головах у них медные подносы с рисом. Это — храмовые слуги. Нищие бросаются к ним. Начинается раздача «святой» пищи. Каждый нищий получает горсточку риса. Рис съедается тут же. У входа в храм стоят несколько жрецов. Они полуобнажены, на жирных, лоснящихся шеях висят сандаловые четки. Лбы украшены кастовыми знаками. То здесь, то там среди толпы паломников и нищих мелькают оранжевые косынки ученых-пандитов. В храм чужеземцев не пускают. Даже индийцы в европейских костюмах не могут туда войти. Часть делегатов Конгресса снимает рубашки и, оставшись в одних дхоти, идет в храм на поклонение.
Перед храмом высится странное сооружение, поставленное на огромные деревянные колеса диаметром в полтора человеческих роста. Это — священная колесница, в которую впрягаются сотни людей в дни индусских праздников. В далекие времена исступленные фанатики бросались под колеса и гибли. Такая смерть считалась «святой» и вызывала зависть в сердцах менее решительных приверженцев индуизма. Теперь настала другая пора, и под колеса уже никто не бросается. Но колесница еще служит главным украшением религиозных торжеств. Ее нижняя часть покрыта резным орнаментом, на фоне которого красуются раскрашенные изображения богов. Тонкие деревянные колонны колесницы венчает трехъярусная, сделанная из жердей крыша. Высота колесницы — не меньше трехэтажного дома. Наш автобус в сравнении с ней казался красивой заводной игрушкой.
Неподалеку от Сучиндрама, в небольшом городке, мы остановились на обед. Этот городишко был похож на десятки таких же в штате. Одноэтажные дома, узкие пыльные улицы, тесные лавчонки, торгующие всякой снедью, фруктами и мелочью. По улицам бродят коровы, медленно тянутся крестьянские повозки, запряженные быками. В тени кокосовых пальм сидят на корточках мирно разговаривающие обыватели. Бронзовые босые ребятишки играют на камнях мостовой. На берегу мелкой мутной речки женщины стирают белье. На главной улице города дома чуть повыше, чем везде. Здесь разместились добротные приземистые особняки местных богачей, кинотеатр с обшарпанными стенами и яркой рекламой, несколько захудалых магазинчиков, торгующих индийскими тканями и европейскими залежалыми товарами, местная почта, конторы ростовщиков и, наконец, двухэтажное здание городского отеля. Правда, слово «отель» мало подходит к этому заведению. Это скорее заурядная деревенская гостиница или харчевня.
В отеле для нас заказан обед. Мы поднимаемся по узкой лестнице наверх. Довольно большая, но неопрятная комната уставлена длинными столами. Сюда же выходят некрашеные, потемневшие от времени двери дешевых номеров. Постояльцев в гостинице много. Сейчас декабрь — сезон для туристов и паломников. «Но в летние месяцы, — жалуется хозяин, — отель почти не приносит дохода».
Около столов, густо засиженных мухами, суетятся слуги. Их трое. Пожилой мужчина с тонкими, как жерди, ногами, в домотканой рубахе и с белой чалмой на голове, и два босоногих мальчугана, лет по тринадцать-четырнадцать. Они раскладывают листья бананов и моют в видавшем виды ведре медные стаканы. Банановые листья и медные стаканы — основная сервировка брахманского вегетарианского стола. Вскоре на листьях появляются белые горки отварного риса. Рядом ставятся в медных мисках проперченное кислое молоко и острые овощные соусы. Мы можем приступать к обеду. Ни ложек, ни вилок не полагается. Правда, есть руками я привыкла и даже нахожу, что это не так уж неудобно. Но здесь, мне кажется, не мешало иметь хотя бы ложку. Однако моих индийских коллег это не смущает. Они льют кислое молоко и соусы в рис, размешивают все руками и таким же способом отправляют пищу в рот. Я очень хочу есть и тоже следую их примеру. От острых подливок в горле разгорается настоящее пламя. Я заливаю его мутной теплой водой из неотмытого медного стакана. Напротив меня за столом сидит советник посольства ГДР в Индии Крюгер. На его лице замешательство. «Я никогда не ел руками», — тихо сообщает он мне. Но выхода нет, и Крюгер несмело двумя пальцами берет горстку риса. Я подозреваю, что он так и не поел как следует и остался голодным.
От городка, где мы обедали, до цели нашего путешествия осталось проехать совсем немного. Дует свежий ветер, чувствуется близость океана. Дорога круто сворачивает в сторону, и мы въезжаем в небольшой поселок. Это и есть мыс Коморин. Внизу перед поселком тянется прибрежная полоса, и под яркими лучами солнца голубеет беспредельная океанская ширь. Белые дома под красными черепичными крышами уступами лепятся друг к другу. Во всем облике поселка есть что-то напоминающее испанскую или португальскую деревню. Сходство усугубляется высоким католическим собором, построенным в готическом стиле. Его ослепительно белая громада господствует над домами и песчаным побережьем, поросшим кокосовыми пальмами. С востока улицы поселка вплотную примыкают к рыбацкой деревне.