“1) Найти непременно секретаря союза пароходных служащих и рабочих (должен быть такой союз!) на пароходах, поддерживающих сообщение с Россией.
2) Узнать от него, откуда и куда ходят пароходы; как часто. Чтобы непременно устроил нам перевозку еженедельно. Сколько это будет стоить? Человека должен найти нам аккуратного... Необходим ли им адрес в России (скажем, в Одессе) для доставки газеты или они могли бы временно держать небольшие количества у какого-нибудь итальянского трактирщика в Одессе? Это для нас крайне важно...
С этим делом надо спешить: как раз через 2-3 недели надеемся выпустить здесь “Пролетарий” и отправить его надо немедленно” [48].
Итак, решено: газета будет выходить в Женеве. С упорством и энергией Ленин берется за работу. “Мы устраиваемся здесь понемногу и устроимся, конечно, не хуже прежнего - сообщает Владимир Ильич матери в Петербург.- Неприятен был только самый момент переезда, как переход от лучшего к худшему. Но это было неизбежно” [49]. Ленин подбирает себе помощников, договаривается о сотрудничестве в газете. Он сообщает Луначарскому: “Мы рассчитываем на Вас для “Пролетария” 1) на итальянские корреспонденции дважды (примерно) в месяц 8-12 тысяч букв. Первую - недели через три. 2) На политические фельетоны от времени до времени” [50].
Пишет и Максиму Горькому: “Если у Вас не лежит душа к небольшим, коротким, периодическим (недельным, двухнедельным) статьям, если лучше чувствуете себя за большой работой,- уж, конечно, я не посоветую прерывать ее. Она больше пользы принесет!
Но если есть охота и к совместной работе в политической газете,- почему бы не продолжить, не ввести в обычай тот жанр, который Вы начали “Заметками о мещанстве” в “Новой Жизни” и начали, по-моему, хорошо?” [51]. Встретившись с Адоратским, Владимир Ильич поручает ему написать для газеты воспоминания о революции 1905 года, боевых дружинах, организации восстания. В первые дни новой эмиграции особенно остро ощущается, что нет нужных для работы литературных материалов, Книжных новинок, газет. Живя в Петербурге и вблизи от него, Ленин имел возможность читать то, что выходило в России. А где взять это здесь? И он пересылает родным списки изданных недавно, но отсутствующих в Женеве книг. Просит, в частности, сестру раздобыть стенографические отчеты III Думы, вносимые в нее запросы, заявления, законопроекты... “Достать это можно,- поясняет он,- только через личные связи. Похлопочи, пожалуйста, чтобы кто-нибудь согласился давать мне это, и высылай все, без пропусков” [52].
Но не только материалы Думы необходимы Владимиру Ильичу. Он поручает сестре покупать тотчас же после выхода и высылать ему все выходящие еще в России профессиональные журналы, все то, что издают меньшевики. И вскоре приходит письмо от сестры. Она пересылает в Женеву статью из петербургской кадетской газеты “Речь” - эта статья может заинтересовать брата. “За последнюю очень, очень большое спасибо: чрезвычайно интересная действительно статейка!” [53] - сразу же откликается он. Сообщает, что из профессиональных журналов получил уже бакинский “Гудок” и петербургское “Текстильное дело”. Просит и впредь “посылать все подобные журналы” [54].
Спустя неделю Владимир Ильич получает протоколы III Думы - те самые, которые запрашивал у сестры. “Чрезвычайно усиленно прошу,- пишет он ей 14 февраля,- высылать и дальше и притом почаще и притом вместе с законопроектами и запросами” [55].
Уже накопился новый длинный перечень литературы, которая необходима в работе и которую можно получить только из России. Владимир Ильич пересылает этот список сестре и поручает ей также “раздобыть программы, анонсы и листки октябристов, правых, казачьей группы и т. д., если есть какая-нибудь думская связь” [56].
В эти первые дни пребывания Владимира Ильича в Женеве разыгрывается еще один акт уже знакомой читателю истории с экспроприированными деньгами. Их трудно было использовать, так как они были в пятисотках. Разменять же деньги в самой России не представлялось возможным: в русских банках лежал перечень всех взятых в Тифлисе купюр. Группа товарищей попыталась сделать это за границей. Причем одновременно в нескольких городах.
Операцию провалил провокатор. Вся европейская печать сообщала об арестах в Париже, Мюнхене, Стокгольме. Докатилась эта волна и до Швейцарии, считавшейся наиболее надежным убежищем для политических эмигрантов. Живущий в Женеве Н. Семашко - русский врач, познавший уже за революционную деятельность российские казематы,- получает письмо. Пишет заподозренная в причастности к тифлисской экспроприации и арестованная в Мюнхене русская революционерка. Она предупреждает товарищей о грозящей им опасности. Но письмо перехватывает полиция. И Семашко тотчас же оказывается в общей с уголовниками тюремной камере.
Ленину сообщают, что российское правительство, найдя благовидный повод для расправы с Семашко, требует его выдачи. Швейцарские власти могут на это пойти. И тогда исход один - виселица. “...Получаю с воли три мандарина, - вспомнит потом Семашко.- Это меня страшно раздосадовало: не нашли ничего лучшего послать! Я очень отощал от тюремных “супов” и “кофе”. Прислали бы хлеба, колбасы! И каково же было мое изумление, когда из разломленного мною мандарина выпала маленькая вощеная бумажка: мандарины в том месте, где они прикрепляются к веточке дерева, имеют корочку, а внутри дупло. Корочку легко отколупнуть, в дупло заложить записочку и затем опять прикрепить корочку на место. Раскручиваю записочку и читаю: Не робей, приехал Ленин и занялся твоим делом” [57]. Владимир Ильич обращается к швейцарским социал-демократам. Но те не склонны помочь русскому большевику. Отворачиваются от Семашко и меньшевики. Занятая ими позиция, их стремление дискредитировать большевиков в странах Европы, не сомневается Ленин, на руку царским властям. И это действительно так.
Аксельрод в письме Плеханову предлагает откреститься от арестованных социал-демократов, выступить в печати с письмом против большевиков. А Ленин предпринимает в эти дни решительные действия. Он обращается за помощью в Международное социалистическое бюро. Пишет в “Бернер Гагвахт”: как представитель в этом бюро русской социал-демократии Владимир Ильич подтверждает, что с февраля 1907 года Семашко непрерывно проживал в Женеве, что в тифлисской экспроприации он участвовать не мог. Для защиты Семашко Ленин приглашает одного из виднейших швейцарских адвокатов - кандидата в президенты республики. И выходит победителем из этой схватки с царскими властями.
“Когда вечером я вышел из тюрьмы, - расскажет Семашко,- то узнал, что идет заседание нашей большевистской партийной группы. Я отправился на заседание, и первые аплодисменты, которыми я был встречен, были аплодисменты Владимира Ильича” [58].
[40] В И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 47, с. 117.
[41] Там же.
[42] Там же, с. 118.
[43] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 153.
[44] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 47, с, 119-120.
[45] Там же, с. 120.
[46] Там же, с. 123.
[47] Там же, с. 121.
[48] Там же, с. 124.
[49] В. И. Ленин Полн. собр. соч., т. 55, с. 244.
[50] В. И. Ленин Полн. собр. соч., т. 47, с. 123.
[51] Там же. с. 133-134.
[52] В.И. Ленин Полн. собр. соч., т.55, с 242.
[53] Там же, с. 245.
[54] Там же, с. 246.
[55] Там же, с. 247.
[56] Там же, с. 248.
[57] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине; т. 2 с. 272
[58] Там же, с. 273.
"Бой абсолютно неизбежен"
В эти первые месяцы второй эмиграции Ленин много думает о задачах партии в новых, адски трудных, по его выражению, условиях. Да, в России свирепствует реакция. Да, вся тяжесть политических репрессий царизма обрушилась на пролетариат. Но Ленин уверен в “необходимости систематической борьбы с политическим упадочничеством, ренегатством, нытьем и проч.” [59]