Дебаты идут и днем, и вечером. И Владимир Ильич записывает выступления ораторов. Делает заметки о том, что намерен сам сказать. Обменивается записками с делегатами: одному доказывает, что, до тех пор пока во всех странах господствуют империалисты, разговоры о справедливом мире - “это лишь буржуазное надувательство” [57]; другому излагает свои взгляды на вопрос о защите отечества. А в перерывах между заседаниями беседует с делегатами - социалистами разных стран. “Его вопросы были очень точны, -сообщит немецкая работница А. Шуберт.- От меня он хотел узнать, как обстоят дела в Берлине, какое настроение у рабочих и как они ведут борьбу против войны” [58].

Ленин возвращается в Цюрих. И сразу же через находящегося в Христиании Шляпникова сообщает в Россию, что готовится обстоятельное письмо о конференции. Пока же товарищи должны принять обращение “К разоряемым и умерщвляемым народам”, призывающее бороться всеми средствами за скорейшее окончание мировой войны, за немедленное заключение мира без аннексий. Это, подчеркивает Ленин, “шаг вперед”. Товарищам в российском подполье следует также сообщить: “Принята резолюция с критикой пацифизма и резолюция о Международном Социалистическом Бюро с резкой критикой его. В общем, это все же, несмотря на тьму недостатков, шаг к разрыву с социал-патриотами” [59].

Ленин пишет и в Петроград. Его письмо адресовано членам Русского бюро ЦК и Петербургского комитета РСДРП. От имени циммервальдских левых он передает горячий привет питерским рабочим, борющимся против войны. Пусть знают питерцы, что “интернационалистское поведение русских рабочих нашей партии, несмотря на всю бездну лжи, распространяемой Мартовым и др. друзьями Чхеидзе за границей, становится известно в Европе все шире” [60].

Среди многих дел, которыми забиты дни,- рукопись книги, над которой работает Владимир Ильич. Покровский торопит. Просит прислать в начале лета. И Владимир Ильич по многу часов изучает и обобщает огромное количество материала. Делает выписки из книг, диссертаций, статистических сборников, периодических изданий.

Работу над книгой “Империализм, как высшая стадия капитализма” Ленин завершает 2 июля. И тотчас же отправляет рукопись находящемуся во Франции Покровскому. “Что касается до имени автора, - сообщает ему Владимир Ильич,- то я предпочел бы обычный свой псевдоним, конечно. Если неудобно, предлагаю новый: Н. Ленивцын. Хотите, возьмите любой иной” [61].

Покровский должен переслать рукопись в Петроград, в издательство “Парус”. Но туда она не доходит. Владимир Ильич обращается за помощью к родным, в Питер. Просит их навести справки. “Пожалуйста, извести, когда получится,- пишет он Марии Ильиничне.- Я придаю этой экономической работе особенно большое значение и особенно хотел бы поскорее видеть ее в печати в полном виде” [62].

Рукопись найти не удается. Пройдет некоторое время, и Ленин вынужден будет отправить новый экземпляр. Когда с ней познакомится Горький, он напишет Покровскому, что книга превосходна. Но меньшевики, стоящие у руководства издательством “Парус”, не согласятся с критикой Лениным ренегатской позиции Каутского. Они внесут в текст существенные изменения, исказят ряд ленинских формулировок. И Ленин напишет в связи с этим Покровскому: “Вы “сочли возможным” выкинуть критику Каутского из моей брошюры... Грустно! Ей-ей, грустно. Зачем? Не лучше ли попросить издателей: напечатайте, господа милые, прямиком: мы, издательство, удалили критику Каутского. Право, так бы надо сделать...” [63]

А пока мысли и выводы, сделанные в своей книге, Ленин намерен изложить в публичных докладах. Однажды он обращается к С. Гольдштейну - основателю болгарского союза металлистов, эмигрировавшему в Швейцарию:

- Как вы думаете, стоит ли сделать для всех эмигрантов доклад о войне и революции?

- По-моему, очень нужно... На днях в эмигрантской столовой мне один человек сказал: “Хоть бы Ленин выступил у нас с речью, а то задыхаешься от чудовищной гнусности измен во всем Интернационале”.

И Ленин выступает с докладом. Он излагает в нем основные мысли отправленной в Питер рукописи. Излагает так просто, что присутствующий в зале меньшевик восклицает:

- Нельзя так упрощать сложные исторические вопросы! Неужели так просто взять банки в свои руки?

- А вы организуйте борьбу пролетариата за овладение политической властью,- спокойно отвечает Ленин,- тогда захват банков произойдет легче и проще, чем кажется.

- “Упрощенчеством” борьба за власть не кончится,- не сдается меньшевик.- Посмотрите, как германский пролетариат, не кончив борьбу, вынужден отложить до конца войны привлечение к ответственности своей буржуазии.

- Когда буржуазия укрепит свое пошатнувшееся во время войны положение,- говорит Ленин,- уже будет поздно. А думать, как Каутский, что “война сама себя изживает”,- вреднейший обман, прямая измена марксизму и революции...

Осенью и зимой Ленин много внимания уделяет теоретической работе. Старается использовать все время, пока открыта библиотека. В девять утра уже сидит за книгами. С двенадцати до часу в библиотеке перерыв. В это время он обедает. Затем сидит там до шести. “Дома было работать не очень удобно,- рассказывает Крупская.- Хотя комната у нас была светлая, но выходила во двор, где стояла невыносимая вонь, ибо во двор выходила колбасная фабрика. Только поздно ночью открывали мы окно. По четвергам после обеда, когда библиотека закрывалась, мы уходили на гору, на Цюрихберг. Идя из библиотеки, Ильич обычно покупал две голубые плитки шоколада с калеными орехами по 15 сантимов, после обеда мы забирали этот шоколад и книги и шли на гору. Было у нас там излюбленное место в самой чаще, где не бывало публики, и там, лежа на траве, Ильич усердно читал” [64].

По его собственным словам, ему по-прежнему “заботливо пишут” родные. Часто идут и к ним письма от Владимира Ильича. Идут в Петроград на Широкую улицу к сестрам. Идут в дом № 45 на Невском проспекте, в правление пароходного общества “По Волге”, где служит М. Елизаров. “Если можно, посылайте раз в неделю прочитанные русские газеты, а то я не имею никаких...” [65] - просит его Ленин 20 сентября. “Если не затруднит,- с той же просьбой обращается он к сестре Марии,- посылай раза 3-4 в месяц прочитанную тобой русскую газету, крепко завязывая бечевкой (а то пропадает). Я сижу без русских газет” [66].

В один из осенних дней Ленин пишет из Цюриха на служебный адрес Елизарова: “Весть о том, что Анюта в больнице, меня очень обеспокоила. В чем дело? Не та ли эта болезнь ее, из-за которой ей пришлось уже, как она писала, побывать в больнице и оперироваться? Надеюсь, что, во всяком случае, она и Вы обратитесь только к самым лучшим хирургам, ибо с посредственными докторами в таких случаях иметь дело никогда не следует. Буду с нетерпением ждать вестей почаще, хотя бы кратких” [67].

Но не о болезни сестры пишет на самом деле Ленин, Речь идет об ее аресте.

Только в конце ноября Владимир Ильич получает из Петрограда открытку о предстоящем освобождении сестры из тюрьмы. “Ужасно рад вести про Анюту,- пишет он Марии Ильиничне.- Очень большой привет ей...” [68] Ленин уже знает: сестру ссылают в Астраханскую губернию, и просит передать, чтобы она была осторожнее, не заболела в непривычно жарком климате.

Между тем материальное положение Ульяновых становится все тяжелее. Они экономят на всем. Ленин усиленно ищет заработка. Обращается с этой целью в Россию к издателю Гранату, к Горькому, к родным. “Засяду писать что бы то ни было, ибо дороговизна дьявольская, жить стало чертовски трудно” [69], - сообщает Владимир Ильич Елизарову. Это подтверждает и сестра Мария Ильинична: “Ильичу нужен был заработок, дороговизна в связи с империалистической войной нарастала с каждым днем, и как ни умел он ограничиваться лишь самым необходимым минимумом в своих потребностях, но одно время невозможность найти литературную работу и “пристроить” свои книги сказалась особенно остро” [70].

А стандартная сумка почтальона уже с трудом вмещает корреспонденцию, идущую на Шпигельгассе, Для почты даже приспосабливают ящик, в котором сапожник обычно хранит обувь заказчиков. Пишут отовсюду. Несмотря на трудность военного времени, с каждым днем все шире становятся у Ленина связи с Россией.