— Зайди в комнату, чего у порога стал?

— У вас, как всегда, секреты, — улыбнулась Катя. — Как они мне надоели! Впрочем, можете шептаться сколько угодно, а я пойду щи наливать, не задерживайтесь.

Яковлев молча читал мандат.

Старшему оперуполномоченному Московского уголовного розыска Яковлеву Н. А. с пятью милиционерами предлагалось срочно выехать в деревню Елизаровка, разобраться в обстановке и навести там революционный порядок. Мандат предписывал местным властям оказывать всяческое содействие оперативникам.

— Я в газете уже об этой Елизаровке читал. Там какие-то «оборотни» появились.

За обедом мужчины, не скупясь, хвалили наваристые щи. Андрей внезапно замолчал, с интересом рассматривая орден Красного Знамени на армейском френче, который висел на спинке стула возле окна.

— А я и не знал, что вы орденоносец! За Комарова-Петрова получили?

— Нет, орденом наградили в 1921 году за подавление Кронштадтского мятежа. Я тогда был в сводном милицейском полку.

— Здорово! Трудней, чем сейчас было?

— Не скажи. На войне врага видишь, а сейчас он всегда за спиной, и не знаешь, когда ударит… А что делать с Хрыней?

— Начальник просил передать, что им другая группа займется, поскольку он предложил для поездки вас, как самого опытного. В Елизаровке похоже на политический бандитизм.

Обед подходил к концу.

— Под пельмени не мешало бы чарочку пропустить, — хитровато подмигнул Яковлев. Катя удивленно подняла брови. — Я шучу, все равно нам нельзя… Надо ехать.

— Куда?! — насторожилась жена.

— Недалеко. Дня на три, на четыре, может, чуть больше. Да ты не беспокойся.

— Всю жизнь он у меня вот так. Не поймешь, — вздохнула Катя, — когда шутит, когда серьезно. Андрюша, вы уж, пожалуйста, присмотрите за моим героем. Чтобы на рожон не лез.

— Будет сделано, товарищ Катя.

Из Москвы выехали поездом. В полночь вышли на станции. От нее до деревни двенадцать километров. Шли по осенней проселочной дороге. Ночь выдалась теплой, небо вызвездило. Невидимые, сонно шумели у дороги осины. В деревне отыскали избу кузнеца Ивана Самсоновича. Усталые милиционеры, как но команде, уселись подле дома на завалинку. Яковлев постучал в окно. Никто не отозвался. Повременив, он забарабанил сильнее.

— Кого бог послал? — окликнул заспанный женский голос.

— Не пугайтесь, милиция, — ответил Яковлев.

В избе заскрипели половицы, хлопнула дверь, зажгли лампу.

— Заходите.

Милиционеры прошли в горницу. В просторной избе сразу стало тесно.

— Может, у соседей разместимся? — Яковлев вопросительно посмотрел на хозяина.

— Чего там, располагайтесь. Места хватит.

Милиционеры сняли шинели, придвинулись к столу, разложили хлеб, сахар, колбасу.

— Садитесь с нами за компанию.

— Благодарствуем, отужинали. Самовар еще не остыл, я его мигом подогрею, — заторопилась хозяйка. Поставила на стол соленые огурцы, чугунок картошки. — Своя, не купленная, угощайтесь.

Кузнец степенно присел на лавку.

Хозяйка, как только узнала, какое дело привело в Елизаровку милиционеров, запричитала:

— Какой день коровушек в поле не выгоняем. Сами не знаем, за какие грехи послал господь на нас эту кару. Ране были бандиты, а ноне, вишь ли, оборотни какие-то объявились.

— Хозяюшка, господь тут ни при чем, может, кто-нибудь из ваших озорует? — намекнул Яковлев.

Женщина перестала всхлипывать, вытерла лицо передником, пригладила волосы, принесла самовар.

— Кто его знает, может, и злые люди. Отец, что ты молчишь, сидишь как пень.

Кузнец покосился на жену:

— Не бабье это дело, без тебя разберемся.

Заговорил обстоятельно, взвешивая и обдумывая каждое слово.

— Видите ли, уважаемые, я сызмальства ружьишком балуюсь. Пошел намедни на зайцев с собакой на выруба. Поздняя осень, а погода стояла парная, дожди шли, а потом ведро устоялось. Теплынь, что летом. Походили часа полтора, Динка старается, а поднять беляка не может. Сам не пойму, в чем дело…

— Опять про свое, люди за важным делом прибыли, им отдохнуть с дороги нужно, а он им охотничьи байки сказывает, — сердито перебила жена. — Хлебом не корми, только бы по лесу пошататься.

— Ну что ты в военном деле понимаешь, для сыска все важно, так ведь? — спросил кузнец у Яковлева.

— Все верно, а дальше-то что было?

— Возле старых хуторов заметил дымок. Думал, деревенские костер жгут. Близко подошел. Вижу — двое, заметили меня — и в кусты. Один вроде на сына барышника похож, на Соловки по этапу был сослан. Другой постарше, с бородой, по обличию не здешний. Может, насчет барышникова сына показалось мне, вблизи не рассматривал, мало ли людей в лесу ныне шастает. Повернул к деревне… Неподалеку ельничек по болотнике растет. Там завсегда рябчики вспархивают. Зарядил ружье бекасинником. Поманил пищиком — слышу, рябок отзывается, свистит, а не подлетает, затаился на дереве. Птица неказистая, однако ловкая, вытянется вдоль сучка, прижмется, и не сыщешь глазами. Тут Динка издаля забамкала, слетел рябец. Не пойму, на кого лает. То ли на человека, то ли на зверя; был у нее порок: брехала в лесу на людей. Завизжала и смолкла, ночью домой не пришла. На другой день нашел ее мёртвую, горло перерезано — похоже, ножом. Могли и те двое… Вернулся в деревню, жены дома нет. Собрался обедать, слышу, пастух кричит: «Беда, беда! Оборотень на выселках объявился, телушку тетки Натальи сожрал». Вышел к нему, говорю: «Чего зря людей пугаешь?» А он: «Ей-богу, правда. Сам видел — ростом с телушку, полосатый, клыки что сабли, сам длиннущий, а глаза — с блюдце, не меньше…» После того в округе коровы пропадать стали. Вот и весь мой сказ. Да вы у пастуха сами спросите…

— Может, медведь-шатун в лесу появился или волки?

— Сейчас не зима, — возразил кузнец, — медведь в лесу корм себе найдет, шатун по зиме случается. Кабы корова одна пропала…

Подъехал председатель волисполкома.

— С благополучным прибытием! — приветствовал он Яковлева. — Давно поджидаем, можно сказать, вся волость на осадном положении. Такие-то вот дела… Дров нужно завезти в школу, так в лес калачом никого не заманишь…

— Нечего ждать, самим надо было действовать! — прервал Яковлев. — Распустили слухи на всю губернию.

— Чего-чего, а этого хватает, — согласился председатель.

Яковлев послал милиционеров в соседние деревни опросить хозяев, у которых пропала скотина. А сам с Андреем решил осмотреть местность. В лес на разведку выехали на телеге. Затемно — на рассвете легче горячий след отыскать. Кузнец правил, а Яковлев с Андреем сидели на сене в задке. Вороной жеребчик шагал ходко, поскрипывала монотонно телега. Яковлев попросил кузнеца проехать к оврагу: там, по рассказам очевидцев, скрывался «оборотень». На всякий случай положил наган в карман венгерки, зарядил карабин.

— Кабы пороша, тогда другое дело: на снегу любой след видно. Сказывали соседи, опять позавчера корова пропала у лесника, — сообщил кузнец. — Жалко, Динка погибла, страсть как чутьистая была, она бы нам пригодилась.

На дороге безлюдно, ни пешехода, ни подводы не встретишь. «И верно, осадное положение», — вспомнил Яковлев председателя волисполкома.

Чуть забрезжил рассвет. Андрей с любопытством разглядывал светлеющие поля, еще темные стога сена, озимые. Он вырос в городе, и многое ему было в новинку.

— Рожь почему не убрали? — спросил он, указывая на белеющую полоску у берез.

— То не рожь, — охотно пояснил кузнец. Овсы. Весна холодная была, сеяли поздно. Самое время убирать, одначе мужики в поле боятся выходить…

Погода испортилась, внезапно подул северный ветер. В воздухе замельтешили снежинки. Припудрило одежду, убелило поля.

— Здеся, — кузнец показал кнутом на размашистые черемухи.

Андрей и Яковлев, как по команде, соскочили с подводы.

Берега оврага густо поросли ольхой, орешником, от деревьев, хотя они и сбросили лист, стоял полумрак, пахло груздями и прелыми листьями, слышно было, как на дне журчал ручей.