— И это великие русские писатели?! Да это же вепсы! — И захохотал, довольный своею шуткой.
Да если бы в этой нашей борьбе с борзописцами демократии речь шла всего лишь навсего об отдельной судьбе каждого из нас, о личном достоинстве и личной чести! Нет, сатанинский план был грандиозен: унизить, оскорбить, оклеветать всю русскую историю, всю родословную народа. Этот поистине крестовый (а скорее антихристовый) поход, как всегда, возглавляли «инженеры человеческих душ»: Синявский («Россия-сука!»), Василий Гроссман («Россия — тысячелетняя раба»), Татьяна Щербина («Да, да, все русские, в скобках советские люди — шизофреники», «Может быть, все русские — сумасшедшие?»), «Россия должна быть уничтожена», «Русские дебильны в национальном отношении» (Ромуальдас Озолас)… «Русский народ — народ с искаженным национальным самосознанием» (Галина Старовойтова).
Им вторили политики, академики, телеведущие, утверждая, что жаждущие крови русские вот-вот начнут еврейские погромы:
«Они назначили погромы на день Святого Георгия в начале мая» («Вашингтон пост», Виталий Гольданский).
«Пятого мая должны произойти погромы»(Владимир Молчанов — с экрана телевизора).
«Звонят читатели: «Извините, погромы будут в Москве и Ленинграде или в Киеве тоже? Подскажите, куда вывезти семью?». «Нельзя ли передать вам личный архив на сохранение?» Стыдно слышать эти робкие вопросы! Стыдно отвечать! И как утешить этих людей, если прокуроры, милиция, горкомы и райкомы… ждут «фактов». Безграмотно и безнравственно полагать, что преступление — это факт погрома. Между тем преступление уже свершилось: «призыв к погрому». (Из передовой статьи «Литературной газеты» от 7.2.1990 года.) Тираж ее тогда достигал пяти миллионов. Представляете, как заражала она страну трихинами страха, ненависти, истерии, сочиняя в своих недрах жалкие сценарии о каких-то звонках, не соображая даже того, что если такие звонки и были, то несчастные люди, звонившие в «Литгазету», обращались туда, как в некий штаб по организации погромов, как в некий информационный центр, где все обо всем должны знать, поскольку вся информация, все сценарии сочиняются в его недрах.
Бессовестные журналисты тех времен — Юрий Соломонов, Ирина Ришина, Юрий Рост, Нина Катерли — не удосуживались даже сочинить, не то что процитировать, поскольку таких цитат в природе нет: где и когда, какие русские писатели, какая «Память» призывала громить несчастных евреев. И никто, никто не привлек этих провокаторов к ответственности за «разжигание межнациональной розни»!
Метастазы клеветы, разливаясь по системам информационного кровообращения, проникали в провинцию, отравляя русофобским зловонием некогда консервативно-целомудренные страницы провинциальных газет. Моя родная калужская молодежная газета тоже не выдержала и забилась в антирусском эпилептическом припадке: «Русский характер исторически выродился. Реанимировать его — значит вновь обрекать страну на отставание». Словом, как лесной пожар, пламя «черного интернационала» бушевало и в столицах, и в провинции, и в главных, и во второстепенных, и даже в каких— то научных изданиях. Помню, выписал из какого-то журнала размышления лингвиста С. Болотова: «Русский мат — едва ли не единственное творение русского духа…»
Впечатление было таково, что весь тот ураган, то цунами, то восстание таившихся до времени темных сил было при помощи направленного взрыва обрушено на Россию.
Время уважительной полемики — вспомним письма Яна Вассермана! — прошло безвозвратно. Борьба пошла не на жизнь, а на смерть.
Вспоминаю, какую бурю чувств вызвало в моей душе, казалось бы, незначительное событие. В один из осенних дней 90-го года я шел к метро мимо забора из металлических прутьев, окружавшего наш «элитарный» литфондовский детский сад. У забора стоял мальчик лет пяти, крепко схватившийся ручонками за металлические прутья. Лицо его было серьезным и сосредоточенным. Сжимая прутья и чуть-чуть раскачиваясь, он бормотал что-то, и когда я приблизился к нему, то услышал нечто, от чего у меня дрожь прошла по спине. Мальчик медленно, чуть ли не по слогам с неподвижным лицом повторял одни и те же слова:
— А я — русский… А я — русский…
Входивший тогда в моду писатель Вячеслав Пьецух, словно выродившийся наследник маркиза де Кюстина, упрощал до идиотизма в «Литературной газете» все русофобские формулировки своего пращура в статье, названной в подражание маркизу «Открытие России»:
Талдычат про великую Россию… И что, собственно, в ней великого: нашествие Наполеона одолели, однако не одержав ни одной победы; в Великую Отечественную войну немцы разгромили Красную Армию в две недели: за полтора тысячелетия мы так и не удосужились создать систему национального воспитания; патриотизм — обман зрения… опиум для народа; наши пословицы — ведь тоже чистый срам; Россия — страна, не приспособленная для человеческого жилья, как мертвая Антарктида.
И всю эту зловонную смесь ненависти, невежества и высокомерия приходилось слышать, читать, переживать, терпеть… Именно так. грубо и нагло готовилась августовская провокация 1991 года. Но все-таки, как внезапно и неожиданно для себя проговаривались русофобы! И хотели бы промолчать, но очень уж не терпелось сказать самое главное, и вылезало оно из всех маскировочных оберток, как шило, которое в мешке не утаишь. Помню, в «Литературной газете» № 2 за 1992 год было опубликовано письмо некоего читателя И. Хорола, восхваляющее Горбачева:
Прочитал очень интересное интервью А. Н. Яковлева. Конечно, автор прав. Горбачев — великая фигура. Он просто не мог учесть, а тем более изменить биологию своего народа.
Далее автор сравнивает Горбачева с Дж. Неру, Б. Расселом, А. Эйнштейном, А. Сахаровым и многими «другими великими людьми XX века».
Так вот в чем таилась голубая мечта русофобов: «изменить биологию своего народа». Какой грандиозный, какой фантастический, какой соблазнительный замысел! Ведь до сих пор это не удалось ни Троцкому, ни гитлеровским расистским столпам науки, ни нашим отечественным специалистам по евгенике… «Изменить биологию народа» под силу разве что Творцу, создавшему всех нас, черных, белых, желтых, с одной лишь ему ведомой целью…
Поистине богоборческую задачу поставила «Литературная газета» в этом письме перед Горбачевым и горько сожалела, что не смог он ее выполнить, силенок не хватило справиться с русским менталитетом, с нашим «извечным рабством», с нашей генетической тягой к авторитаризму… Какая уж тут демократия, если для нее, оказывается, надо «изменить биологию народа»!
Я не зря упомянул Троцкого и двадцатые годы. Именно тогда вершился план привить русскому человеку и «американскую деловитость», и стопроцентный атеизм, и беспощадность в классовой борьбе… Так что попытка «изменить биологию» уже была. Ради нее российская история чудовищно извращалась, следуя геббельсовской логике о том, что ложь, чтобы ей поверили, должна быть великой. Недавно вышла в свет книга историка Г. Костырченко «В плену у Красного фараона». Автор отнюдь не патриот, как историк он скорее антисталинист, но в большинстве случаев с успехом удерживается на объективной точке исследования после тщательнейшего изучения президентского архива. Вот что пишет он о так называемой кампании по выселению советских евреев в Сибирь, якобы задуманной Сталиным:
Л. А. Шатуновская — непосредственная участница описываемых событий… приводит распространенные тогда слухи, что в Сибири уже строились бараки, а также готовились товарные вагоны для ссыльных. Отсутствие фактов, подтверждающих эту версию, в комментарии компенсируется публицистическим пафосом, полунамеками, противоречивыми туманными рассуждениями.
Негласный информатор госбезопасности И. В. Нежный, известный театральный деятель тех лет, по словам Костырченко,
…в последующие годы вплоть до своей смерти в начале 70-х годов продолжал широко делиться своей версией о планах Сталина в отношении евреев в начале 1953 года. Может быть, поэтому предположение о готовившемся Сталиным переселении евреев в Сибирь переросло со временем для многих в реальное и вполне доказанное намерение.