Тот арестант, физиономия которого насторожила Ставра, подошел к колонке, нехотя взялся за рычаг и начал качать воду.

Буффало влез под струю воды голым, бугрящим­ся мускулами торсом и принялся плескаться, фыркая и гогоча во всю глотку. Но Ставра не убедила демон­страция чудовищной мускулатуры, среди тех, кто спокойно ждал своей очереди у колонки, он отметил не­скольких мужиков, явно не уступивших бы Буффало ни в силе, ни в жестокости, если бы дошло до серьез­ной разборки. Просто им неохота с ним связываться, пока он достаточно осторожен, чтобы случайно не наступить кому-нибудь из них на ногу.

С подчеркнутой вежливостью, соблюдая очеред­ность, арестанты подходили к воде, умывались или мылись столько времени, сколько требовала их чис­топлотность. Никто и не подумал сменить Дренковски, хотя его работа требовала изрядных усилий и с него ручьями лил пот. Теперь Ставр понял, в чем заклю­чался фокус с колонкой: попробовать обломать нович­ка — дело святое, если бы он ошибся и оказал Буффа­ло услугу, у него были бы все шансы сменить Дренковски на его посту. Ставр подумал, что качать воду для всего лагеря его никакой силой не заставили бы, но у Буффало и его приятелей появился бы повод за­дать ему жестокую трепку. А здоровье было сейчас его единственной ценностью, и не стоило им рисковать.

Почти всех своих товарищей по несчастью Ставр увидел в столовой. Арестантов в лагере было немно­го, человек пятьдесят — профессиональных искателей приключений, одетых в разнообразное армейское об­мундирование. У некоторых имелись нашивки и зна­ки отличия каких-то африканских национальных ар­мий. Но все они были белые парни, исколесившие мировое пространство в погоне за свободой и призрач­ной наживой.

После завтрака Ставр занялся обследованием тер­ритории. Он обнаружил шлагбаум, перекрывающий дыру в ржавой сетке. За шлагбаумом начиналась колея, проложенная колесами машин вдоль сухого рус­ла мертвой реки. В пулеметном гнезде, сложенном из мешков с песком и закрытом от солнца маскировоч­ной сеткой, валялся одуревший от безделья охранник. При виде Ставра он проявил признаки оживления.

— Решил размяться? — с сочувствием и даже яв­ным поощрением спросил он. — Ну давай, давай, схо­ди прогуляйся. Только смотри, приятель, не заблудись.

Ставр поднырнул под шлагбаум и оглянулся на ох­ранника, стоя уже по другую сторону. Охранник даже пальцем не шевельнул, чтобы остановить его.

— Не уходи далеко, — посоветовал он. — Искать тебя никто не пойдет.

Ставр кивнул в знак того, что все понял, и пошел по следу колес. Если не оборачиваться назад, на ла­герь, то пейзаж впереди был вполне марсианский: ги­гантская трещина в гранитном панцире планеты, ухо­дящие ввысь скалистые склоны и неглубокое русло мертвой реки. След колес скоро утратил четкость и со­всем исчез.

Зной становился нестерпимым. От бешено ярко­го света перед глазами поплыли круги. Ставр надви­нул панаму на лоб, но жидкая тень от полей мало что изменила, оставалось только жалеть о потерянных за­щитных очках.

Ставр остановился и оглянулся. Ржавая колючая проволока и унылые железобетонные бараки, каза­лось, навсегда исчезли за выступом скалы. Он медлен­но повернул голову и посмотрел вдаль. Прорезанное морщиной мертвой реки дно каньона и однообразные бесплодные склоны, на которых не было ни клочка растительности, уходили в бесконечную головокружительную перспективу. В сознании Ставра вдруг воз­никло отчетливое понимание своего окончательного одиночества и свободы. Он почувствовал возбужде­ние, бешеный прилив силы и двинулся вперед разме­ренным, неутомимым шагом. Он был уверен, что на­зад не повернет.

Сколько он прошагал, Ставр не знал. Незаметно он утратил представление о времени и чувство дис­танции. Сознание по-прежнему пребывало в эйфо­рии действия, но тело начало подавать сигналы тре­воги. Солнце жгло, раскаляя горло, дыхание стало обжигающим. Вены вздулись. Сдавило сердце. С са­моубийственным упорством Ставр шел до тех пор, пока не понял наконец, что здесь не место для жи­вого существа. На что можно рассчитывать, оказав­шись здесь? На силу духа? Да. Но вопрос — насколь­ко ее хватит? На железное здоровье? Тоже да. Но ведь и здоровье не безгранично. Если он хочет выжить, придется укротить свою гордость, свой инстинкт дей­ствия и не вступать в борьбу с тем, что победить не­возможно. Нужно смириться и терпеливо ждать, ког­да обстоятельства изменятся, и быть готовым исполь­зовать свой шанс.

Ставр повернул назад. Но зол он был неимовер­но. Ярость клокотала, как кипяток в котле. Если бы охранник у шлагбаума, перегораживающего вход в ла­герь, позволил себе удовольствие отпустить какое-нибудь замечание по поводу его возвращения, Ставр перегрыз бы ему горло. На свое счастье, охранник хра­пел, развалившись на мешках с песком.

Когда, едва переставляя ноги и думая лишь о том, чтобы дотащиться наконец до душной, вонючей казармы и упасть на койку, Ставр проходил мимо кон­торы начальника лагеря, Хиттнер окликнул его:

— Добрый день, Ставр.

— Добрый день, сэр.

Начальник лагеря стоял, привалившись к косяку двери. На нем была псивая от пыли широкополая фет­ровая шляпа с витым шнуром вокруг тульи и черные очки. Спереди под переваливающимся через брючный ремень животом висела кобура, из которой торчала ру­коятка здоровенного кольта, или смит-и-вессона, или чего-то в таком духе — деревянная рукоятка была от­полирована, как ручка лопаты.

— Иди сюда, — приказал Хиттнер.

Ставр подошел и остановился перед крыльцом. Он чувствовал, как из-за непроницаемых линз круглые злодейские глазки Хиттнера изучают его обожженное лицо. 

— Так, я понял, — усмехнулся он. — Ты, значит, из тех, кто не успокоится, пока сам все дерьмо на зуб не перепробует. Заруби себе на носу, счастливчик: сюда можно только прилететь и, следовательно, отсюда можно только улететь. Ну и конечно, еще можно ока­заться между стенкой и стрелковым взводом. Вчера, когда ты прибыл, ребята уже начали играть в футбол, и мне неохота было тратить время на то, чтобы рас­сказывать тебе про наши порядки. Мы здесь никому не мешаем делать то, что ему хочется, но все послед­ствия, само собой, за свой счет. Ты не хочешь сказать, кто ты, назвать друзей, которым я мог бы сообщить о тебе?

— Нет.

— Ну и черт с тобой. Все равно про тебя все выяс­нят. Ни у кого из моих клиентов нет желания расска­зывать о своих делишках, но в конце концов со всеми разбираются. На всякий случай имей в виду, Ставр, старина Хиттнер может помочь выпутаться из самой вонючей истории.

— Каким образом? — спросил Ставр.

— А вот об этом пока рановато говорить.

«Этот тип совсем не такой придурок и растяпа, как показалось вчера, — подумал Ставр. — Похоже, он из тех, кто очень хорошо знает, с какой стороны бутер­брода намазано масло».

6

Сидевший за рулем «уазика» адъютант Командо­ра, прапорщик Костя, свернул с шоссе на дорогу, в начале которой на столбе висел запрещающий знак «кирпич». С обеих сторон к дороге вплотную стоял за­порошенный снегом лес. «Уазик» въехал в ворота во­инской части. Машина миновала жилой городок, хо­зяйственные постройки, казармы. Дальше дорога шла краем обширного поля — стрельбища или полигона. Вдали темнела стена леса. Въезд в лес был перегоро­жен шлагбаумом. Поблекший, давно не обновлявший­ся транспарант предупреждал: «Въезд только по про­пускам». Но будка КПП пустовала, и шлагбаум был поднят. «Уазик» прошел под шлагбаумом и углубился в лес. Минут через пятнадцать он въехал на террито­рию учебного центра.

Комплекс учебного центра был старой, довоен­ной постройки. Офицерское общежитие было похо-

же на небольшой уютный пансионат: трехэтажное кирпичное здание, два флигеля и полукруглое крыль­цо с четырьмя колоннами, поддерживающими кры­шу над ним. В таком же стиле были построены учеб­ный корпус и спортзал, между которыми уже в бо­лее позднее время был сооружен портивший вид ансамбля переход. За открытыми спортивными площадками в лесу свободно расположились неогоро­женные деревянные дачи. Это было жилье для ком­состава, старших офицеров, преподавателей и их се­мей. Но обитаемой осталась только дача, в которой жил Командор.