Изменить стиль страницы

Но исходно-негативная оценка новых, фактически впервые приоткрывшихся сфер возможной самореализации не ограничивается сегодня у более образованных и квалифицированных слоев общества только экономикой. Не менее отрицательно относятся специалисты и к профессиональным политикам, опять-таки в большой мере примыкая здесь к остальным группам населения. Для большинства политиков, по данным июльского опроса 1995-го, характерны стремление к власти любыми средствами, включая грязные (мнение 39 %), неуважение к рядовым гражданам (34 %), пренебрежение к законам (31 %), корыстолюбие и непрофессионализм (по 26 %). Причем специалисты чаще других групп выделяют среди этих качеств именно корыстолюбие.

Низкую в целом оценку предпринимательских и особенно политических кругов со стороны большинства групп российского населения разделяют и представители «элиты» — например, влиятельные работники массмедиа, во многом формирующие общественное мнение, стандарты суждений и оценок (экспертный опрос 148 высокостатусных журналистов, проведенный ВЦИОМ по заказу Фонда Эберта в апреле — мае 1995-го). Лишь у 5 % опрошенных политики вызывают хоть какое-то уважение, для 93 % — они его практически не заслуживают (близки к ним в глазах экспертов представители органов правопорядка и армейский генералитет). Оценка бизнесменов (в целом также отрицательная) все же выше и приближается к оценке директората госпредприятий: соответственно 35 % и 37 % считают две эти группы так или иначе достойными уважения, 52 % и 57 % — не заслуживающими. Наибольшим уважением абсолютного большинства экспертов (мнение соответственно 68 % и 62 % опрошенных) пользуются сегодня православные священники и такие «звезды» публичной сферы, как актеры и художники.

В целом оценки своего положения, диагностика ситуации и виды на будущее (равно как и стоящие за ними стандарты) у большинства представителей образованного слоя и квалифицированных специалистов весьма близки к оценкам наименее обеспеченной части российского населения, переживающей серьезную фрустрацию и низко оценивающей свои инициативные возможности. Показательны здесь оценки своего положения в обществе и их динамика за последнее время. Вот как оценили свое нынешнее положение наиболее квалифицированные группы современного российского общества, когда респондентам предложили поместить себя на одной из 10 ступеней социальной лестницы в прошлом (два года назад), в настоящем и в будущем (через пять лет), — данные в процентах к соответствующей группе:

Слово — письмо — литература _003.jpg

Как видим, оценка своего нынешнего положения специалистами и квалифицированными рабочими устойчива и невысока. Однако при более пессимистической, в сравнении с другими, самооценке настоящего у рабочих соотношение оценок прошлого и видов на будущее у них (как и у руководителей) в 1995-м гораздо спокойнее, чем в 1994-м, тогда как среди специалистов разрыв между более светлыми оценками прошлого и более мрачными прогнозами на будущее стал за год еще резче.

Иначе смотрит на себя, на общество, на собственные силы, положение и перспективы лишь сравнительно небольшая часть слоя специалистов. Она составляет примерно до одной пятой данной группы и включает прежде всего более молодых людей в крупных городах и столице, чаще представляющих «новые» для российских условий профессии (коммерция, финансы, новая независимая журналистика, особенно — в электронных СМИ, компьютерное обслуживание и т. п.). Они так или иначе вписываются (по крайней мере, стремятся вписаться) в нынешнюю экономическую и социальную реальность, имеют высокий уровень жизненных притязаний, ценят успех и добиваются признания своих усилий, сумели улучшить за последние годы свое положение и без рессантимента и фрустрации оценивают достижения других.

«Интеллигенции» (специалистам с высшим образованием без руководящих функций, особенно находящимся в фазе профессиональной зрелости, на возрастном пике карьеры между 40 и 55 годами) по большинству приведенных оценок последовательно противостоят две социальные группы.

С одной стороны, это «руководители», уже имеющие и не потерявшие за переходные годы реформ ресурс власти: 23 % их — собственники своих предприятий, 21 % (поданным на июль 1995-го — 25 %) — располагают возможностями дополнительной работы, приносящей более или менее регулярный доход.

С другой — учащаяся (но уже примерно на четверть своего состава работающая либо подрабатывающая одновременно с учебой) молодежь. Она обладает не только возрастным ресурсом энергии, но и известным уровнем унаследованного благополучия, образованности, запасом относительной свободы от социализационных установок и идеологических стереотипов советской эпохи.

Вместе с тем нынешняя расстановка наиболее активных сил в поле социальной и профессиональной мобильности в общем не обещает радужных перспектив. 44 % руководителей опасаются потерять работу в нынешних условиях (столько же, правда, считают эту опасность маловероятной). Не исключено, что при дальнейшем ухудшении экономической ситуации и перспектив инициатива этой группы сосредоточится на защите собственных позиций и привилегий. От трети до половины учащейся молодежи (в ответах на разные вопросы) разделяют негативные или двойственные стереотипы отношения к инициативе, успеху, преуспеянию, характерные для предыдущих фаз развития нашего общества, и, соответственно, невысоко оценивают собственные возможности, склонны к подопечному существованию и рессантименту в отношении других (чем эта молодежь старше и чем дальше она от столицы и крупных городов, открывающих перспективы выбора и продвижения, тем сильнее такие прежние клише выражены).

Три эти группы (специалисты, руководители, учащаяся молодежь) владеют принципиально разными ресурсами и в случае серьезного напряжения или столкновения их интересов способны до известной степени осложнить ситуацию и ухудшить жизненные шансы друг друга.

Власть, например, в силах — по традиционной советской модели — заблокировать каналы мобильности и отсрочить социальную и профессиональную реализацию более молодых и подготовленных групп.

Интеллигенция образовательной сферы и массмедиа может попытаться лишить новые образцы политического действия, типы экономической мотивации и т. д. их смысловой оправданности, их этического компонента (что — по традиционной интеллигентской модели — нередко делает и сейчас, обличая «дух корысти и чистогана» и стращая «разгулом мафии»).

Все это, в свою очередь, способно (до какой-то степени) воздействовать на молодежь, объективно работая на понижение уровня ее цивилизованности, огрубление представлений о человеке и обществе, отчасти и помимо субъективных намерений — даже подталкивая ее к криминализации.

Тем самым проблема смыслового обеспечения и структурной институционализации новых профессиональных установок и самооценок — а значит, и проблема перевода динамических, инновационных импульсов в структуру общества, в сеть взаимосвязанных каналов и механизмов мобильности, стратификации и, наконец, репродукции социальной системы — в большой мере остается открытой, сохраняя свою напряженность на нынешний день и на ближайшую перспективу.

1995

Новая русская мечта и ее герои[*]

Памяти Виктории Чаликовой

Объявленная в заголовке тема — фокус нескольких проблем. Обозначу их в самом общем виде, выделив три, в наибольшей степени занимающие автора профессионально как социолога здешнего общества и сегодняшних в нем процессов.

1. Проблема общественного перелома, в том числе — разложения рутинного жизненного уклада, эрозии задающих его структурных рамок (подсистем общества, его институтов) и культуры (образцов поведения, норм и ценностей, которые их санкционируют). На «низовом», массовом уровне это проблема нынешнего повседневного существования в некоем новом пространстве, пока еще не слишком определенном в целом, не размеченном ни устойчивыми структурами социума, ни признанными символическими рубрикаторами культуры. Нужно ли говорить, что эту фазу неопределенности переживают сегодня в России, кроме, может быть, самых молодых людей, практически все? Специально обсуждаться здесь этот процесс, предмет общесоциологического интереса, по ограниченности места и условиям жанра не будет.

вернуться

*

Статья была опубликована в: Русские утопии. СПб., 1995. С. 281–304.