— Черт с тобою! — сказал дед, бросив котел. — На тебе и клад твой! Экая мерзостная рожа! — и уже ударился было бежать, да огляделся и стал, увидевши, что все было по-прежнему. — Это только пугает нечистая сила!
Принялся снова за котел — нет, тяжел! Что делать? Тут же не оставить! Вот, собравши все силы, ухватился он за него руками.
— Ну, разом, разом! еще, еще! — и вытащил! — Ух! Теперь понюхать табаку!
Достал рожок; прежде, однако ж, чем стал насыпать, осмотрелся хорошенько, нет ли кого: кажись, что нет; но вот чудится ему, что пень дерева пыхтит и дуется, показываются уши, наливаются красные глаза; ноздри раздулись, нос поморщился и вот так и собирается чихнуть. «Нет, не понюхаю табаку, — подумал дед, спрятавши рожок, — опять заплюет сатана очи». Схватил скорее котел и давай бежать, сколько доставало духу; только слышит, что сзади что-то так и чешет прутьями по ногам… «Ай! ай, ай!» — покрикивал только дед, ударив во всю мочь; и как добежал до попова огорода, тогда только перевел немного дух.
«Куда это зашел дед?» — думали мы, дожидаясь часа три. Уже с хутора давно пришла мать и принесла горшок горячих галушек. Нет да и нет деда! Стали опять вечерять сами. После вечера вымыла мать горшок и искала глазами, куда бы вылить помои, потому что вокруг все были гряды; как видит, идет, прямо к ней навстречу кухва. На небе было-таки темненько. Верно, кто-нибудь из хлопцев, шаля, спрятался сзади и подталкивает ее.
— Вот кстати, сюда вылить помои! — сказала и вылила горячие помои.
— Ай! — закричало басом.
Глядь — дед. Ну, кто его знает! Ей-богу, думали, что бочка лезет. Признаюсь, хоть оно и грешно немного, а, право, смешно показалось, когда седая голова деда вся была окунута в помои и обвешана корками с арбузов и дыней.
— Вишь, чертова баба! — сказал дед, утирая голову полою, — как опарила! как будто свинью перед рождеством! Ну, хлопцы, будет вам теперь на бублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка, посмотрите сюда, что я вам принес! — сказал дед и открыл котел.
Что ж бы, вы думали, такое там было? ну, по малой мере, подумавши, хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг… стыдно сказать, что такое. Плюнул дед, кинул котел и руки после того вымыл.
И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту.
— И не думайте! — говорил он часто нам, — все, что ни скажет враг господа Христа, все солжет, собачий сын! У него правды и на копейку нет!
И, бывало, чуть только услышит старик, что в ином месте неспокойно:
— А ну-те, ребята, давайте крестить! — закричит к нам. — Так его! так его! хорошенько! — и начнет класть кресты. А то проклятое место, где не вытанцывалось, загородил плетнем, велел кидать все, что ни есть непотребного, весь бурьян и сор, который выгребал из баштана.
Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец… черт знает что такое!
«ВЕЧЕРА НА ХУТОРЕ БЛИЗ ДИКАНЬКИ»
Н. В. Гоголя
В августе 1831 года в типографию министерства просвещения в Петербурге зашел молодой, щеголевато одетый человек. Спросив заведующего типографией, фактора, он прошел к наборщикам и с удивлением заметил, что при его появлении они весело фыркали и улыбались. Несколько удивленный таким приемом, молодой человек попросил фактора объяснить причину их смеха. «После некоторых ловких уклонений» фактор сказал, что «штучки», присланные автором из Павловска, «до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву». «Штучки», о которых говорил фактор, были повести, вошедшие в первую книгу «Вечеров на хуторе близ Диканьки», а молодым человеком — сам автор, Николай Васильевич Гоголь. Обо всем этом — посещении типографии, приеме, оказанном ему наборщиками, и беседе с фактором — Гоголь тогда же сообщил в письме своему другу, Александру Сергеевичу Пушкину. И, заканчивая свой рассказ, писал, что он «из этого заключил, что стал писателем» совершенно во вкусе простого народа.
Народный характер первой книги Гоголя, ее подлинную близость к жизни, ее юмор высоко оценил и Пушкин: «Сейчас прочел «Вечера близ Диканьки». Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился».
«Вечера на хуторе близ Диканьки» сразу же привлекли всеобщее внимание. В них молодой писатель с горячей любовью рассказал о жизни народа, о веселых и мужественных украинских парубках, красивых и гордых дивчатах, передал поэтически-пленительные песни и предания украинского народа.
К работе над повестями «Вечеров на хуторе» Гоголь приступил в начале 1829 года, вскоре по своем приезде в Петербург. Окончив Нежинскую гимназию высших наук, он приехал в столицу, мечтая «сделать жизнь свою нужною для блага государства». Им владела пылкая мечта — принести пользу человечеству, поступить на службу, которая могла бы дать «просторный круг действий». Но Петербург неласково встретил молодого провинциала. Гоголь в течение долгого времени не мог найти службы и вынужден был вести бедственное существование. Наконец он получил место в одном из столичных департаментов; его обязанности напоминали безотрадные занятия Акакия Акакиевича Башмачкина, описанные впоследствии им в повести «Шинель». Знакомство с Пушкиным и его друзьями помогло Гоголю найти свою дорогу — обратиться к занятиям литературой, написать «Вечера на хуторе близ Диканьки».
Во время работы над «Вечерами» Гоголь познакомился с Пушкиным. Лето 1831 года Гоголь провел в Павловске, по соседству с Пушкиным, жившим в это время в Царском Селе (ныне г. Пушкин). Общение с Пушкиным во многом помогло начинающему писателю завершить свое чудесное, свежее и благоуханное произведение о жизни народа.
В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Гоголь обращает свои взоры к милой его сердцу солнечной Украине. В жизни ее народа, в ее песнях и сказках видит он подлинную поэзию и воссоздает ее в своих повестях. Интерес к народной жизни, возникший под влиянием патриотического подъема в Отечественную войну 1812 года, подсказал Гоголю путь к «Вечерам на хуторе близ Диканьки».
Приступая к работе над этой книгой, Гоголь сообщал матери в письме: «Здесь так занимает всех всё малороссийское…» В том же письме он просил ее сделать для него «величайшее из одолжений» — прислать ему украинские комедии своего отца, записи старинных обычаев, сказок и песен. «…Вы много знаете обычаи и нравы малороссиян наших, потому, я знаю, вы не откажетесь сообщать мне их в нашей переписке. Это мне очень, очень нужно».
Гоголь даже указывает матери тех людей, которые могут такие сведения сообщить. Это свидетельствует о давнем интересе Гоголя к жизни крестьянина и к украинской старине. В частности, он запрашивает «название точное и верное платья, носимого до времен гетманских. Вы помните, раз мы видели в нашей церкви одну девку, одетую таким образом. Об этом можно будет расспросить старожилов; я думаю, Анна Матвеевна или Агафья Матвеевна много знают кое-чего из давних годов.
Еще обстоятельное описание свадьбы, не упуская наималейших подробностей: об этом можно расспросить Демьяна (кажется, так его зовут, прозвание не вспомню), которого мы видели учредителем свадьб и который знал, по-видимому, все возможные поверья и обычаи. Еще несколько слов о колядках, о Иване Купале, о русалках. Если есть, кроме того, какие-либо духи или домовые, то о них подробнее с их названиями и делами; множество носится между простым народом поверий, страшных сказаний, преданий, разных анекдотов, и проч. и проч. и проч. Все это будет для меня чрезвычайно занимательно. На этот случай, и чтобы вам не было тягостно, велидушная моя маменька, советую иметь корреспондентов в разных местах нашего повета».