— Идите сюда! — позвал он. — Тут что-то, чего я не понимаю.

Она подошла, заинтригованная. Хаген стоял перед портретом дамы, жившей, судя по ее платью, в XVI веке. На пояснительной табличке значилось ее имя и титул: “Мария-Луиза д’Аргонь, баронесса де Шателлэ”.

— Вы не замечаете ничего особенного? — спросил американец.

Камилла взглянула на портрет внимательнее. Баронессе, по-видимому, не было еще тридцати. Вряд ли ее можно было назвать красивой, но в ее лице было что-то милое и непосредственное. Может быть, такое выражение лицу придавали глаза. Они невольно привлекали внимание каждого, кто смотрел на портрет. Выразительные, живые, они внимательно смотрели на тебя, словно изучали или что-то спрашивали. В то же время где-то в глубине их прятался смех, а губы в любую минуту были готовы сложиться в веселой улыбке. Камилла поймала себя на том, что невольно улыбается, глядя на портрет. Она еще раз взглянула на табличку.

— Разумеется, портрет работы неизвестного художника, — констатировала она. — Жаль. Он действительно хорош.

— Так вы действительно не заметили ничего особенного? — глядя на нее во все глаза, спросил американец.

— Нет... ничего, — призналась Камилла и еще раз взглянула на портрет. Да, что-то было еще... Ощущение, что она где-то видела это лицо. Но где?

— Я будто где-то ее видела, — размышляла она вслух. — Причем недавно.

— Очень недавно! — подтвердил американец. — Не далее как сегодня утром. Утром, когда смотрелись в зеркало.

— Что?! — не поверила она своим ушам и уже не отрывала глаз от картины. Теперь стало ясно, почему лицо на ней показалось ей таким знакомым. Да, сомнений быть не могло: это был ее портрет.

— Минуточку... — Камилла подошла ближе. — Вот здесь — видите?

— Да, — пригляделся Хаген. — Кажется, здесь какое-то пятнышко.

— А теперь поглядите здесь, — она повернула голову.

— Так это родинка! — воскликнул он. — Так это не просто сходство! Вы — двойники!

— Или, вернее, один и тот же человек, — тихо поправила его Камилла. Она почувствовала легкое головокружение. Все окружающее — замок, галерея, стоящий рядом мужчина — стало каким-то нереальным, словно все происходило во сне.

— Вы побледнели! — встревожился Хаген. — Пойдемте на воздух.

Он бережно обнял ее и повел к выходу. Они вышли на площадку в конце галереи, и Хаген осторожно усадил Камиллу на скамью.

— Мне кажется, сейчас вам не помешает глоток вина, — заявил он. — Я принесу из машины.

Она слабо кивнула и не заметила, как осталась одна. Она оглядела замковый двор. Внезапно весенний день померк, двор изменил очертания. Камилла как наяву увидела людей, одетых в доспехи. Была ночь, горели факелы, и отряд строился по тревоге. Кажется, кто-то готовился напасть на замок. Она почувствовала огромную тревогу — но не за себя, а за того, высокого, который командовал отрядом. Да, ведь это ее муж. Тревога за мужа и еще — за ребенка. Пусть его пока нет, но она его уже чувствует, носит в себе...

Послышались шаги, и на площадке появились Хаген и старый привратник. Оба были заметно взволнованы. Американец нес бутылку, старик — поднос с двумя бокалами.

— Я очень плохо понял месье, — извинился привратник. —Он говорил о каком-то портрете, о том, что вы похожи на кого-то из рода де Шателлэ...

— Извините, что мы вас побеспокоили, — сказала Камилла. — Нам просто что-то показалось, и у меня слегка закружилась голова. Сейчас все пройдет.

— Сейчас я налью вам вина... если месье позволит... скажите же ему, — умоляюще обратился привратник к Камилле, поскольку Хаген упорно пытался открыть бутылку сам. Получив ее наконец в свое распоряжение, старый слуга быстро открыл и разлил вино и поднес бокал Камилле.

— Не сочтите за назойливость, — вновь обратился он к ней, — но какой портрет так привлек ваше внимание?

— Это Мария-Луиза д’Аргонь, — ответила Камилла. — Но не придавайте этому значения. Так, чисто внешнее сходство.

— Прошу меня извинить, если я оставлю вас на одну минуту, — значительно сказал привратник и, взглянув на Камиллу, скрылся в галерее. Камилла глотнула бордо, и ей стало лучше, голова перестала кружиться.

— Из-за меня поднялся целый переполох, — извиняющимся тоном сказала она Хагену. Американец покачал головой, собираясь что-то сказать, но тут из галереи вернулся привратник, чрезвычайно взволнованный. Он буквально впился глазами в Камиллу.

— Это поразительное, немыслимое сходство! — наконец произнес он. — Никогда в жизни такого не видел. А вы, мадам, никогда не слышали о баронессе де Шателлэ?

— Нет, — твердо ответила Камилла. — А что, она знаменита?

— Ее имя внесено в хроники Лиона. В свое время она была очень известна, — ответил слуга. — Это была храбрая женщина. Ее история очень трагична. Во времена войн с гугенотами один из их отрядов напал на замок. В бою погиб муж баронессы, Шарль де Шателлэ. И тогда она взяла на себя командование отрядом и отбила нападение. Она действовала так успешно, что даже захватила в плен предводителя нападавших, Франсуа де Серизи.

— Вот это женщина! — с загоревшимися глазами воскликнула Камилла.

— Что он говорит? Скажите, я же плохо понимаю, — взмолился Хаген. Действительно, она совсем забыла об американце. Она пересказала ему то, что услышала от привратника и приготовилась слушать дальше.

— В то время ожесточение достигло такого накала, — продолжил рассказ слуга, — что захваченным противникам обычно рубили головы или вешали. Тем более такого поступка ждали от баронессы, потерявшей мужа. Однако она не спешила с казнью. Пленник жил вот в этой башне. А потом... Никто не знает, как это произошло, но баронесса полюбила своего пленника. Видимо, вначале ей удавалось скрывать свое чувство, но затем она забыла осторожность. Хроники рассказывают, что они подолгу беседовали, гуляли в окрестностях замка. Слух об этом дошел до брата Шарля де Шателлэ Доменика. Он пригласил Марию-Луизу к себе. Она не хотела ехать, чуя недоброе, но все же поехала. В замке Доменика ее схватили и отдали папским легатам. Ее обвинили в колдовстве и поругании веры и приговорили к смерти. Однако она была беременна...

— Да, я знаю: мальчик! — внезапно воскликнула Камилла. — Это был мальчик!

— Да, мадам, — подтвердил привратник и вдруг спохватился: — но откуда вы это знаете?

— Я чувствовала... я знала... — растерялась Камилла. — Но продолжайте, прошу вас!

— Собственно, рассказать осталось немного, — вздохнув, сказал привратник. — Баронессу поместили в тюрьму Лиона, где она ждала двух событий: рождения ребенка и казни. Узнав, что она схвачена, Франсуа де Серизи бросился на выручку. Неизвестно, как ему это удалось, но только он совершил невозможное: он проник в тюрьму, в строго охраняемую камеру баронессы. Но поздно: он проник туда, чтобы узнать, что баронесса благополучно родила сына (несомненно, это был сын барона де Шателлэ) и, удостоверившись, что мальчик жив и не желая отдавать себя в руки палача, бросилась на кинжал. Узнав об этом, гугенот потерял осторожность, был обнаружен стражей и, тоже, как и баронесса, не желая сдаваться, бросился с крепостной башни. И знаете, что самое обидное в этой истории? Оба они погибли как раз накануне вступления Генриха IV в Париж и прекращения войн, когда все обвинения с гугенотов и их союзников были сняты. Подожди они еще несколько дней...

— Они не могли ждать, — твердо проговорила Камилла.

— Вспомнит ли кто-нибудь обо мне? — услышала она голос Роберта Хагена. Американец, брошенный на самой середине рассказа, хотел знать дальнейшее. Она рассказала услышанное от привратника.

— Какая потрясающая история! — воскликнул Роберт. — А вы еще спрашивали, почему я интересуюсь Европой. Когда слышишь или читаешь такие истории, чувствуешь, что прикасаешься к чему-то подлинному, к самой сердцевине жизни.

— Прошу мадам и месье меня простить, — прервал их разговор привратник, — но я хотел бы спросить мадам: не было ли в ее семье каких-то сведений о связях с родом де Шателлэ?