Все разговоры на улицах, в салонах, лавках, трактирах, банях сводились к одному — войне. Наполеон уже в Витебске, но русские армии наконец соединились, и теперь его ждет жесткий отпор. Чудовище, подмявшее под себя всю Европу, получит тяжелое поражение, поскольку ему придется иметь дело с учениками Суворова, не раз французов бившего. Аустерлиц и Фридланд в разговорах не присутствовали, поскольку даже думать о них считалось неприличным.

Накал антифранцузского настроения был настолько велик, что Доминик Левуазье решил сменить обличие актрисы мадемуазель Катрин. Теперь это была графиня Возьмитинская, прожившая в Париже почти пять лет, с тех самых пор, когда Россия и Франция стали друзьями после заключения Тильзитского мира. Теперь она возвращалась в родовое имение под Самарой. Вполне понятный французский акцент не только графини, но и ее слуг легко объяснялся этим фактом.

Графиня Татьяна Возьмитинская нашла временный приют в доме князя Огнинского, важного чиновника, отвечавшего за снабжение всей губернии. В молодости князь был знаком с графом Возьмитинским Александром Васильевичем, за сына которого и вышла замуж юная баронесса Татьяна Витон. А в восемьсот седьмом ее муж скончался во французском плену от смертельных ран, полученных под Прейсиш-Эйлау. Все было именно так, за исключением некоторых мелочей — настоящая Татьяна Возьмитинская так и жила в имении под Самарой. А все необходимые сведения о ней рассказал муж. Откуда он мог знать, что русский офицер, с которым он познакомился в плену, на самом деле француз Луи Каранелли?

Ужинали поздно, ждали князя, который задержался на совете, проводимом военным министром Барклаем де Толли.

— А скажите, ваше сиятельство, правда ли, что дед Багратиона — армянский царь? — вопрошала мужа княгиня Анна, в девичестве графиня Истомина.

— Нет, ангел мой, род Багратионов идет от грузинских царей.

— Ах, какая разница! Главное, он царских кровей. Говорят, это французское чудовище Наполеон очень боится князя Багратиона.

— Да, Петр Иванович громил его не раз!

— А почему не разгромил до сих пор?

— Видишь ли, ангел мой, у князя очень маленькая армия. Но все равно он не дал разбить себя и привел сюда полки и дивизии.

— Да. Я сегодня ездила по городу. В Смоленске теперь так много офицеров!

— О! Их настолько много, что ни я, ни весь мой департамент не знает, чем кормить этих офицеров. Просто ума не приложу! В армиях Багратиона и Барклая ровно в десять раз больше солдат, чем жителей Смоленска!

Князь Огнинский не заметил, как по нему вдруг скользнул острый взгляд графини, через долю секунды, впрочем, ставший спокойным и равнодушным.

— Но дорогой мой, теперь у князя Багратиона большая армия и он побьет Наполеона! — Анна всегда гордилась своим умением мыслить логически. — А где они будут сражаться? Хорошо бы в Краснинском предместье! Мы могли бы посмотреть с Королевского бастиона. Это, наверное, очень красиво!

— Нет, дорогая моя! Война — это не такое великолепное зрелище, как парад. Кровь и грязь. Сражение будет под Витебском. Обе армии послезавтра с утра выступают навстречу Наполеону. А что это наша гостья так молчалива? Вам не нравится ужин? Может, приказать подать что-нибудь?

— Нет-нет, князь! Все великолепно! После стольких дней в дороге ваш дом — это оазис в пустыне. Просто у меня немного болит голова.

— Графиня! Я знаю, что мы сделаем! После ужина мы отправимся с вами на прогулку по городу, и вы забудете про боль. Мне всегда это помогает. Дорогой, ты поедешь с нами?

— Увы! Я бы рад, но мне нужно еще посидеть с бумагами. Армии нужно снабдить провизией в дорогу.

Доминик только удивлялся, как удачно для него складывается сегодняшний день. Еще въезжая в город через Молоховские ворота, он обратил внимание на пару десятков разбросанных в грязи синих ленточек. Они валялись там, где и должны были быть — сразу за воротами. Офицеры Каранелли, идущие с армией Барклая, уже в городе. Слуги графини Возьмитинской «растеряли» три дюжины невзрачных черных ленточек.

От Сенной площади поехали вниз к Днепровским воротам. Несмотря на то, что солнце уже село и первые сумерки опустились на город, по улицам гуляло много народу. Графиня Возьмитинская попросила остановить карету возле Соборной лестницы, где на ступеньках, как обычно, собирали милостыню нищие. Слуга графини, спрыгнув с запяток, взял у госпожи монету. Ловко уворачиваясь от тянущихся рук попрошаек, он поднялся на первую лестничную площадку, где с безучастным видом сидел чернявый босой мужик в грязной рваной рубахе. Вложив подаяние прямо в руку, слуга вернулся к карете, не обращая ни малейшего внимания на остальных нищих.

Федьке, завсегдатаю этого места, чужак, который пришел после обеда и нагло уселся на лестнице, не спросив ничьего разрешения, не понравился сразу. Ему вообще не нравились чужаки, отбирающие долю законной добычи, но этот не понравился особенно. Когда Федька посоветовал подобру-поздорову убраться подальше, чернявый ничего не ответил, только резанул по лицу жестким взглядом, таким, что нехорошо как-то стало на душе. И решил он пока не связываться, подождать более удобного момента. Но теперь, когда воистину графская милостыня ускользнула из рук, терпеть больше не стало никакой возможности.

Крикнув товарищам, Федька начал подступать к чужаку, вознамерившись отобрать графскую монету. Тот спокойно поднялся и пошел вниз на шестерых нищих, злобно глядящих на него.

Драки между попрошайками — вещь обычная, никто и не обратил внимания на короткую яростную схватку на ступенях Соборной лестницы, напоминающую грызню уличных собак на заднем дворе трактира за выброшенную кость. Потому никто и не заметил, как легко, отточенными движениями чернявый раскидал нищих. Отбив о жесткие мраморные ступени бока и спины, до самой ночи попрошайки будут издавать самые искренние стоны, вымаливая подаяние.

Спустившись по освободившейся лестнице, чернявый остановился на секунду, затем бросил пятиалтынный на ступени к ногам Федьки. Записку, которую вложил в его руку слуга графини Возьмитинской, естественно, оставил себе. Торопливым шагом он пошел вслед за каретой к Днепровским воротам. Выйдя из крепости, перешел мост и углубился в неширокие улочки Петербургского предместья.

— Откуда сведения?

— От князя Огнинского, лично сообщил.

— Вот как? На тебя работают русские князья?

Наполеон снова устремил взгляд на карту.

— Когда не знают этого.

Каранелли чувствовал себя превосходно. Легкость, с которой удалось достать ценнейшую достоверную информацию, привела в отличное расположение духа.

— Значит, обе русские армии идут мне навстречу через Рудню.

— Да, ваше величество. И мы дадим генеральное сражение. Под Рудней можно найти отличную позицию. Много болот, как на аустерлицком поле. Если удачно расположить войска, то русские лишатся маневра и наш перевес в артиллерии, пехоте и кавалерии принесет нам победу.

— Это так. Но только, если русские хотят генерального сражения.

— А зачем они идут сюда двумя армиями сразу?

— Трудно сказать. Я ждал, что битва будет у Витебска, но Барклай ушел ночью. Возможно, хочет ударить по нашим передовым полкам и снова уйти, когда я соберу все силы в кулак. Нет, мы сделаем по-другому. Подойди сюда!

Луи обошел стол, встал рядом. Маленькая указка из красного дерева, инкрустированная рубинами, заскользила по карте.

— Вот здесь, в деревне Россасно, мы переправимся через Днепр. Разминемся с русскими, пройдем по разным берегам. Барклай с Багратионом через Рудню на Витебск, а мы через Красный на Смоленск. Ты понял мой замысел?

— Прекрасный план! Мы окажемся в тылу у русских армий.

— Да. И тогда уже никаких арьергардных боев. Русским станет некуда отступать.

— Ну, если они не начнут наступать на Париж.

Император засмеялся.

— Не начнут. С кем же тогда царь Александр останется? Решено. Мюрат, Ней, Даву. Следом за ними иду я. А здесь оставим небольшое прикрытие, чтобы Барклаю было с кем повоевать. Где Доминик?