«Кто не убережет рубля, тот не стоит и копейки», — эти слова, сказанные Великим Петром, князь Платон Алексеевич хорошо запомнил и любил их повторять.
Кроме дочери Наташи у князя Полянского жила его родная сестра девица-вековушка, княжна Ирина Алексеевна, она была моложе брата только на пять лет.
Ирина Алексеевна хоть и считалась старой девой, но не была ворчунья, а умна, добра, снисходительна, не любила сплетен, пересудов и без ума любила свою хорошенькую племянницу Наташу.
Да и нельзя было не любить такую девушку, с незлобливым, чистым сердцем.
Княжна Наташа со всеми была добра, ласкова и снисходительна, особенно добра была она с дворовыми, а также с другими людьми, ниже ее поставленными.
Дворовые просто чуть не боготворили княжну, называли ее не иначе, как «святой».
На князя Платона Алексеевича временами находили вспышки гнева, тогда от его гнева страдал и правый, и виноватый — всем доставалось… В эту пору к князю никто не приступайся, всех он гнал от себя; только одна княжна Наташа умела своею лаской благотворно действовать на отца, умела его успокоить… До того князь Полянский гневный, грозно кричавший на весь дом, вдруг утихал и успокаивался… Нежные ласки дочери так на него действовали…
А как любил, как лелеял князь Платон Алексеевич свою дочь! Он, кажется, и жил только для нее одной.
Тем же платила и княжна-Красавица своему отцу.
V
Княжна Наташа провела Сергея Дмитриевича Серебрякова на свою половину, которая состояла из нескольких роскошно отделанных и не менее роскошно обставленных комнат.
С Наташей жила ее тетка, княжна Ирина Алексеевна, бывшая фрейлина императрицы Анны Ивановны.
— Ну, Сергей Дмитриевич, хоть папа и велел мне вас занимать, но я, право, не умею и не знаю, боюсь, вам со мною будет скучно, — с милой улыбкой проговорила Наташа.
— Что вы говорите, княжна, с вами разве может быть скучно?
— Но я ведь совсем не умею занимать…
— И не надо, княжна.
— Так вы меня занимайте, рассказывайте что-нибудь… Гость будет занимать хозяйку, — княжна весело засмеялась.
— Княжна, мне с вами надо поговорить, — после некоторого молчания тихо промолвил гвардеец Серебряков.
— Что же, говорите, рада вас слушать…
— Я еду в армию, на Дунай.
— Как! Вы едете? — меняясь в лице, быстро переспросила Наташа у молодого гвардейца.
— Да, я получил назначение… и приехал к вам в Москву больше затем, чтобы с вами проститься.
— Разве необходимо вам ехать? Ведь война прекращена.
— Но все же, княжна, мне ехать необходимо… Того требует мой долг… Наши войска еще находятся на Дунае.
— Если необходимо, поезжайте, — тихо проговорила княжна, печально опуская свою чудную головку.
— Княжна, мне не хотелось бы уехать от вас так, чужим, посторонним… Вы, вы, княжна, понимаете, что я говорю.
— Нет, Сергей Дмитриевич, к сожалению, не понимаю!..
— Видите ли, княжна… я… я, право не знаю, как сказать?.. Я… я опасаюсь…
— Чего вы опасаетесь? — поднимая на офицера Серебрякова свои красивые лучистые глаза, спросила у него Наташа.
— Опасаюсь отказа, княжна…
— Вы хотите у меня что-то просить?
— Да, княжна, хочу…
— Что же?
— Взаимности…
— Какой, я не понимаю…
— Я… я вас люблю, княжна, люблю сердечно, горячо, — тихо, с волнением проговорил Серебряков.
— Вот что… Я… я не знала…
— О княжна, я был безмерно счастлив, если бы мог или бы смел рассчитывать хоть на малейшую взаимность…
Наташа задумчиво молчала.
— Вы молчите, княжна, вы не хотите удостоить меня ответом?
— Мой ответ, Сергей Дмитриевич, вам готов… Не стану скрывать, я тоже люблю вас, — твердым голосом и нисколько не смущаясь, проговорила Наташа.
— Возможно ли, княжна, вы… вы меня любите? — не сказал, а воскликнул молодой офицер голосом, полным счастья.
— Да, люблю…
— О, какое счастье! Какое блаженство!..
— Постойте радоваться, Сергей Дмитрич, мы любим друг друга — это правда, но о свадьбе нашей теперь не может быть и речи… папа никогда не согласиться назвать вас своим зятем.
— Почему же? Я… я хоть и не богат, но имею положение…
— Этого недостаточно.
— Что же еще нужно, княжна? — меняясь в лице, упавшим голосом спросил бедняга Серебряков.
— Разве вам незнакомы предрассудки моего отца?.. Чтобы быть моим мужем, надо быть титулованным… Графом, князем или иметь старинный барский род…
— Вот что… я… я не знал.
— Как это ни печально, но я должна была вам сказать, предупредить вас.
— Княжна Наталья Платоновна, я безмерно счастлив тем, что вы меня любите. Я молод, буду служить, поеду на Дунай, отличусь там… Благодаря мужеству и храбрости, которые у меня есть, я заставлю о себе говорить, получу награду и тогда… и тогда, наверное, князь Платон Алексеевич не пойдет против нашего счастья, — уже голосом совершенно спокойным проговорил Серебряков.
— Я буду вас ждать… Даю слово, что с другим под венец я не пойду, в том вот вам моя рука-порука, — проговорив эти слова, княжна-красавица протянула счастливому Серебрякову свою маленькую, как бы изваянную из мрамора, ручку, которую он стал страстно целовать. Влюбленные не заметили, как вошла старая княжна Ирина Алексеевна.
— Что это значит? — строго спросила она, увидя офицера, с таким жаром целовавшего руку у ее племянницы.
— Ах, тетя, милая, рекомендую: это мой жених, — счастливым голосом ответила ей Наташа, показывая на Серебрякова.
— Сергей Дмитрич твой жених? Что ты говоришь, Натали?
— Да, да, тетя, он мой жених… я дала ему слово…
— Возможно ли?… И мой брат, князь Платон Алексеевич, дал на то свое согласие?
— Нет, тетя… С папой мы еще про то ничего не говорили.
— Натали, что с тобой? Я тебя не узнаю… Как же ты решилась на такое дело без согласия отца? Я просто ушам своим не верю!.. Всему вы виной, милостивый государь… Это ваше влияние! — строго проговорила Ирина Алексеевна, обращаясь к Серебрякову.
— Тетя, выслушай меня…
— Нечего мне слушать, я пойду к брату и все ему расскажу…
— Тетя, да выслушай же меня, — со слезами проговорила Наташа.
— Ну, хорошо… Я готова тебя выслушать. Только, Наташа, успокойся, пожалуйста. Ты знаешь, я не могу видеть твоих слез.
Теперь в голосе старой княжны слышался не гнев, а просьба.
Она так любила свою хорошенькую племянницу, что ни в чем не могла ей отказать. Когда княжна Наташа была еще маленькой, стоит ей бывало только заплакать, как все ее желания, капризы моментально исполнялись теткой.
— Тетя, милая, я не стану от вас скрывать, Сергей Дмитриевич объяснился со мною. Мы, тетя, любим друг друга, и дали слово принадлежать друг другу. Просить папу о нашей свадьбе теперь нечего, он ни за что не согласится, мы решили выждать время. Мой милый жених едет на Дунай, он храбрый, отважный и скоро дослужится до большого чина, тогда он приедет к нам, прославленный своим геройством и верной службой, и тогда…
— Наташа, ты и твой жених, какие еще вы дети, право!.. Мечтатели… На вас нельзя сердиться. Милые, вы далеко загадываете. Мечтайте, мечтайте и будьте счастливы, — снисходительно проговорила княжна Ирина Алексеевна.
— Я твердо уверена, тетя, что наши мечты сбудутся и Сергей Дмитриевич приедет полковником.
— Вот как, даже уверена… Это мило… Но ты забыла, милая крошка, что твой папа никогда не согласится на этот неравный брак. Вы не обижайтесь, пожалуйста, молодой человек, на мои слова.
— Тетя, и вы! — с упреком воскликнула княжна Наташа, слова тетки ее обидели.
— Да, да, Наташа, я говорю правду. Если бы даже и осуществились ваши мечты, то я и тогда назову этот брак неравным.
— Что вы говорите?
— Что чувствую, мой друг. Хотите сердитесь на меня, хотите нет, ваша воля.
— Тетя, по крайней мере вы ничего не скажете папе?..
— Ни рассказчицей, а тем более сплетницей я никогда не была, — сухо проговорив эти слова, княжна Ирина Алексеевна села к столу на кресло, вынула из ридикюля свое вязанье и принялась за работу.