Изменить стиль страницы

Княжна Полянская едва сдерживала слезы; она долго смотрела вслед уходившему Серебрякову, и, когда он совсем скрылся у ней из глаз, княжна села в поджидавший ее экипаж и поехала домой.

Старый князь Платон Алексеевич ничего не знал и не слыхал о Серебрякове.

Княжна Наталья ничего ему о том не сказала; она не хотела отца тревожить.

Как-то раз князь Полянский, сидя с дочерью за вечерним чаем, обратился к ней с такими словами:

— Скажи, пожалуйста, Натали, ты, вероятно, и до сих пор еще не забыла своего прежнего жениха и осталась верна его памяти?

— Папа, зачем вы это мне говорите? — поднимая на отца свои чудные глаза, тихо промолвила княжна.

— А затем, Наташа, тебе несколько раз предстояла блестящая партия… за тебя сватались хорошие женихи и ты всем им отказывала.

— Я никогда ни за кого не выйду замуж, папа… я уж это сказала.

— Поэтому-то я и спрашиваю тебя и говорю, что ты осталась верна памяти умершего Серебрякова.

— Кто вам, папа, говорил о смерти Сергея Дмитриевича?

— Кто говорил… Многие говорили… Да ты и сама, я думаю, про то не раз слышала…

— Помнится, папа, вы и сами плохо верили в его смерть?

— Да, но столько лет об нем нет ни слуху ни духу…

— Он жив, папа…

— Кто, кто жив?

— Серебряков…

— Что? Что такое? Серебряков жив? Разве ты что слышала про него, знаешь? — с удивлением спросил у дочери князь Платон Алексеевич.

— Не только слышала, я его недавно видела.

— Возможно ли? Где, когда?

— В Кремле, несколько дней тому назад; я с ним говорила.

— Расскажи, пожалуйста, Наташа, как? Как это случилось?

Княжна рассказала отцу про свою встречу в Кремле с Серебряковым.

— Чудеса из чудес! Серебрякова все считают умершим, а он из мертвых воскрес… Что же это он к нам не показывается?

— Зачем же?

— Как зачем? Наташа, ты меня просто удивляешь… ведь я знаю и вижу, что ты его не разлюбила и любишь еще до сего времени… а сама говоришь, зачем он к нам придет?..

— Да, папа… Теперь Сергей Дмитриевич больше к нам не придет…

— Почему, почему? — князь Платон Алексеевич удивлялся все более и более.

— Он давно уже женился, — подавляя в себе вздох, тихо ответила княжна, опуская печально свою красивую голову.

— Вот оно что… женился… как же это?.. Ведь он был твоим женихом… Каков молодчик, а?

Это известие ошеломило старого князя и взволновало его.

— Не вините его, папа…

— Я… я не виню… все же его поступок относительно тебя, Наташа…

— Папа, а вы забыли про свой поступок с Сергеем Дмитриевичем?..

— Наташа, ты меня упрекаешь?

— Простите, папа… эти слова как-то невольно сорвались у меня с языка.

— Ты права, мой поступок с Серебряковым бесчестен… я сознаю это… но мне жаль тебя, моя бедная… жаль твоего сердечка, которое так безжалостно разбито любимым тобою человеком. А, впрочем, я сам более виноват, чем Серебряков. Твое счастие разбито, Наташа, и разбил его я… да, да… никто, а я всему виной, один я…

— Папа… папочка!

— Да, да, я… Не оправдывай меня, милая, дорогая дочь… Повторяю: виновник твоего несчастья один я.

— Папа… что вы говорите?

— Правда, Наташа… раскаиваюсь я, но мое раскаяние слишком поздно. Моя гордость и тщеславие разбили два счастья: твое и Серебрякова. Наташа, милая моя дочь, простишь ли ты старика отца… — дрогнул голос у князя Платона Алексеевича, и на глазах у него выступили слезы.

— Папа, милый папа.

Княжна осыпала поцелуями лицо и руки старика отца.

Теперь княжна Наталья Платоновна повела совершенно замкнутую жизнь и выезжала только со старой теткой в церковь.

По целым дням сидела она в своей комнате за книгами духовного содержания.

Она ездила в монастыри и подолгу беседовала со старцем иноком, известным святостью своей жизни.

Княжна, несмотря на свои еще молодые годы, стала одеваться просто.

Теперь любимый цвет ее платьев стал черный.

Только в большие праздники черный цвет заменяла она белым.

Ни для кого не было тайной, что княжна готовится к монастырской жизни.

Только горячая любовь к отцу останавливала княжну Наталью от этого шага; ей жаль было оставить одного старого отца, который так ее любил.

Как-то раз о своем щелании идти в монастырь она сказала отцу.

Старый князь сильно взволновался, изменился в лице и дрожащим голосом сказал:

— Подожди, Наташа, похорони меня, а потом делай, как знаешь… Монастырь от тебя, милая, не уйдет… Ждать тебе придется недолго, я чувствую, что скоро уйру… А при жизни не покидай меня, не оставляй беспомощного старика.

— Папа, вы приказываете, мой долг повиноваться…

— Не приказываю, а прошу, умоляю… не оставляй меня одного, милая дочка.

— Папа, я… я всегда с вами, всегда; я вас не оставлю, папочка!

— Так я и знал, так и знал, что ты меня не покинешь… Я стар, сестра тоже стара… Хоть и не весело тебе с нами, стариками, возиться, на закате дней моих не лишай меня радости, счастья. Ведь в тебе одной, Наташа, и радость моя, и счастье мое.

— Я всегда останусь с вами, папа, всегда…

— Вот и спасибо!.. Порадовала, спасибо…

После этого разговора княжна Наталья Платоновна не стала больше говорить о своем поступлении в монастырь; она твердо решила не расставаться со старым отцом.

С ранней весны до поздней осени старый князь Полянский с княжнами — дочерью и сестрой — жил в своей огромной саратовской вотчине.

Приезд княжны Натальи Платоновны в усадьбу приносил большую радость крестьянскому люду; живя в усадьбе, княжна посвящала себя делам благотворения: по ее мысли и желанию в усадьбе построена была большая больница и богадельня для престарелых крестьян, а также школа для крестьянских детей, где учила ребятишек сама княжна.

Старый князь хвалил дочь за ее доброе, отзывчивое сердце и нисколько ей не препятствовал облегчать суровую мужицкую жизнь.

А мужики и бабы называли княжну Наталью Платоновну своей «матушкой сердобольной», «княжной-благодетель-ницей»; превозносили до небес ее «ангельский нрав» и «доброту непомерную».

Красавица Татьяна со своим мужем-богатырем, Михайлой Трубой, все еще продолжала находиться на службе в княжеском доме.

Княжна очень любила веселую хохотунью Татьяну; она умела в минуту тоски и грусти развеселить княжну Наталью Платоновну, рассеять ее грусть, прогнать тоску.

Князь Полянский со своей семьей как в Москве, так и в деревне вел совершенно замкнутую жизнь: ни к себе гостей не принимал, ни сам в гости никуда не выезжал, хоть соседи и искали знакомства с ним.

Старый князь был за последнее время особенно внимателен и нежен к своей дочери, ни в чем ей не отказывал и делал все, чего она хотела.

Княжна Ирина Алексеевна сгорбилась и еще более постарела, походила на дряхлую старуху, хоть лет ей было и не особенно много; она так похудела и осунулась.

Злая судьба племянницы, которую княжна так сильно любила, прежде времени состарила княжну Ирину Алексеевну, она стала часто прихварывать и не выходила из своей комнаты, куда подавали ей чай и обед.

А княжна Наталья Платоновна стала много спокойнее прежнего; она смирилась перед своей неумолимой судьбой и покорилась ей.

Ее жизнь всецело теперь была посвящена делам благотворительности и добра; еще жила она для своего старого отца, которого так крепко любила и глубоко уважала.

Мирно и тихо текла жизнь княжны Натальи Платоновны; тайно она готовила себя к монастырской жизни, теперь мир нисколько не прельщал княжну и не сулил ей счастья; ее счастье было разбито навсегда.

XLIII

Встреча с княжною произвела на Серебрякова сильное впечатление.

Его мучило угрызение совести, он считал себя виновным перед княжной Натальей Платоновной.

Серебрякову было жаль княжну; в тяжелом настроении духа вернулся он домой и стал торопиться скорее выехать из Москвы…