Пока через открытое окно доносились звуки лагеря — гитарная музыка, удары рукой по волейбольному мячу, — Эрика мысленно перенеслась во времени. Она пристально смотрела на фотоснимки над рабочим столом, вглядываясь в седые волосы и хрупкие кости, которые когда-то были частью живой, дышащей женщины, и вдруг почувствовала острое желание узнать историю Прародительницы.
Именно истории делали людей реальными, наделяли их душой. Эрика помнила день, навсегда определивший ход ее жизни. Ей было двенадцать лет, и вместе с классом она пришла в музей. Дети стояли в отделе антропологии, рассматривая диорамы, а учительница читала лекцию о жизни индейцев. За стеклом была воссоздана индейская деревня. Эрика внезапно преисполнилась благоговейным трепетом при одной лишь мысли, что эти люди давным-давно умерли, но все же вот они — здесь, демонстрируют свой образ жизни людям настоящего! Как же это замечательно, не позволить им умереть и пропасть в забвении, но сделать так, чтобы они жили и их помнили!
«Кто ты? — молча спросила Эрика бледно-желтый череп с аккуратными скулами и трогательно уязвимой челюстью. — Как тебя звали? Кто любил тебя? Кого любила ты?» Когда Эрика была в пещере одна, откапывая хрупкий скелет Прародительницы, так сладко свернувшейся на боку, ее, окруженную лишь тенями и тишиной, потрясло неожиданное чувство. Словно она заботилась о ребенке или вскармливала младенца. Ей захотелось яростно защищать забытые, одинокие кости, прижать их к груди и охранять.
И в тот момент она решила: во что бы то ни стало узнать историю женщины, прежде чем Джаред Блэк найдет законных владельцев пещеры.
Может быть, последняя вчерашняя находка даст ей ответы на вопросы. Странный предмет, размером и формой напоминающий футбольный мяч, состоял из мотка кроличьих шкур, перевязанного сухожилиями животных с нанизанными ракушками. Эрика обнаружила его ниже монеты 1814 года, но выше слоя почвы, из которого она достала осколки гончарных изделий. Поскольку индейцы Лос-Анджелеса не занимались обжигом глины, а покупали горшки у заезжих пуэбло, Эрика перерыла справочники по глиняной посуде Юго-Запада, которая уже была опознана и имела установленную дату изготовления. По присутствию свинца в мураве[2] и песчаной земле она смогла определить, что горшки сделали в Пекосе, большом индейском пуэбло на реке Рио-Гранде, приблизительно в 1400 году. Но все равно еще оставался промежуток в четыреста лет. Требовалось провести дополнительные анализы для установления точного года, когда моток кроличьего меха оставили в пещере.
Эрика была уверена, что внутри что-то лежало. Подношение, оставленное потомком, пришедшим в пещеру попросить о чуде: женщиной, надеявшейся родить ребенка, или воином, желавшим найти жену.
Эрика хотела развязать его, но у нее разболелись глаза. Решив пойти прогуляться и подышать свежим воздухом, она вытащила книгу из-под завала на своем столе и засунула ее под мышку.
Под землей, позади участка Циммермана, находился северный гребень каньона, а за провалившимися дворами, на южном хребте — возвышался особняк продюсера. На участке посреди дубов, карликовых сосен и кустов смородины был разбит лагерь археологов. Ученые и добровольцы, вызвавшиеся им помогать, целый день просеивали, очищали, сортировали, каталогизировали, фотографировали, брали пробы и проводили анализ всего, что поднималось из кратера на месте бассейна Циммермана (в основном это были человеческие кости).
В дневное время лагерь напоминал пчелиный улей. Пока полицейские, спасатели и несметное число муниципальных рабочих разбирались с домовладельцами, зеваками и ведущими теленовостей, землемеры составляли карту местности и сравнивали ее с историческими данными. Ушел под землю еще один двор, из-за чего красивый фонтан, построенный в стиле эпохи Возрождения, раскололся надвое, и теперь его обломок раскачивался над краем провала.
Не только археологи жили на месте раскопок. Здесь были ученые из Института сейсмографии, следившие за показаниями чувствительных приборов, которые они установили по всему периметру горы и района Эмералд-Хиллс Эстейтс; охранники в униформе, нанятые домовладельцами для защиты домов от мародеров. Строители, вызванные для укрепления утеса, кратера бассейна и стен пещеры, — парни в касках, заигрывающие с длинноногими студентками из Калифорнийского университета. Большинство строителей были индейцы, нанятые в соответствии с новым законом, принятие которого отчасти инициировал Джаред Блэк, утверждавший, что ведение наблюдения за строительством вблизи индейских могильных холмов не только создавало рабочие места для индейцев, но и повышало их культурный уровень.
Тут были и другие индейцы, протестовавшие за полицейскими кордонами, требуя прекращения раскопок, хотя никто не знал, какому племени принадлежала пещера и скелет. Некоторые из митингующих, напротив, надеялись на появление необходимых доказательств и желали, чтобы раскопки продолжались. Джаред Блэк часто беседовал с демонстрантами и посредничал между конфликтующими группами коренных американцев. Произошла одна драка, возмутителей спокойствия заковали в наручники и увели. Эмоции раскалялись. С момента принятия Акта о защите и репатриации могил коренных американцев в 1990 году, по всей стране из музеев вывозили скелеты для перезахоронения. Смитсоновский Музей американской истории уже вернул две тысячи скелетов, за ними должны были последовать еще четырнадцать тысяч. Но проблема с Женщиной Эмералд-Хиллс состояла в том, что до сих пор не удалось определить ее потомков и некоторые племена переживали, что члены конкурирующего племени могут заполучить кости и, возможно, наложить проклятье на ее потомков.
Идя через шумный лагерь, Эрика разглядывала огромный «виннебаго» Джареда Блэка, припаркованный поодаль от скромных палаток и трейлеров. Внутри было темно. Она видела, как он уехал утром, вылетев со стоянки на такой скорости, словно на заднем сиденье его «порше» полыхал пожар. Вероятно, до сих пор не вернулся.
Джаред Блэк не сидел без дела. Хотя он входил в Комиссию штата по наследию коренных американцев, но продолжал вести частную юридическую практику в престижной фирме в Сан-Франциско. Сейчас его подчиненные занимались поисками официальных документов и исторических справок, имевших отношение к пещере, просматривая записи францисканских миссий, городские, окружные и государственные архивы, пытаясь выяснить, была ли эта земля вообще когда-нибудь в собственности индейцев, или найти упоминание о конкретном племени, проживавшем в этом районе.
Однажды Эрика побывала внутри рекреационного автомобиля[3], когда Джаред организовал для нее и Сэма встречу с местным племенем. «Виннебаго» был укомплектован современной электроникой, развлекательным центром, широкой кроватью, холодильником «Саб-Зиро», посудомоечной машиной, микроволновой печью и автономным ледогенератором. На полу лежали ковры, в стеклянных шкафах стояли хрустальные фужеры и бокалы. Там было больше дорогих удобств, чем во всех квартирах, где довелось жить Эрике, вместе взятых. Джаред Блэк, юрист и активист движения в защиту прав индейцев, по ее мнению, был вульгарным хвастуном, наслаждавшимся вспышками фотоаппаратов и светом телевизионных софитов. У Джареда работал секретарь, любезно предоставленный взаймы местной адвокатской конторой. Он появлялся каждое утро и затем уходил с набитым портфелем. Люди целый день напролет входили и выходили из рекреационного автомобиля Джареда — поверенные, политики, представители племен. Его профессиональная жизнь была у всех на виду.
С другой стороны, Джаред Блэк как человек оставался для нее загадкой.
В конце дня, когда работы прекращались и все разъезжались по домам, а Эрика вместе с членами своей команды откладывала инструменты в сторону и шла в палатку-кафе или к себе, Джаред Блэк тоже закрывал свой офис на колесах, там загорался свет, визитеры больше не приходили, дверь оставалась закрытой. Он никогда не ужинал в компании. И потом, около восьми, уходил, неся в руке небольшую спортивную сумку, и возвращался двумя часами позже с мокрыми волосами. Эрика предполагала, что он ездит на тренировки, возможно, поплавать в бассейне или поиграть в гандбол, но это происходило не два-три раза в неделю, а каждый вечер без перерывов.