— Кто командир? — обидевшись, спросили с земли.

— Посмотрите по документам.

И на диспетчерском пункте, узнав фамилию командира» замолчали. Лишь бесстрастный голос время от времени бросал в эфир сообщения, где, на какой высоте, с каким курсом идет самолет.

Командир заходил на посадку уверенно, хотя даже невысоко над землей за стеклами кабины висела сумеречь пропитанных смогом облаков. Самолет вели точные приборы. На выступе одного из них — компаса — покачивался медальончик из плексигласа. На врезанной в светлую оправу фотографии можно было разглядеть портрет военного летчика периода Великой Отечественной войны в звании майора.

Точно и плавно приземлился лайнер.

Когда около аэровокзала из него по трапу спустился среднего роста, симпатичный, с черными усиками, тронутым сединой, чернявый командир, навстречу ему шагнул представитель Аэрофлота.

Здороваясь, командир доложил:

— Рейс выполнен порядком. Командир — Дроботов.

— С прибытием, Василий Иванович. Рад видеть тебя в который уж раз!

КНИГА ТРЕТЬЯ. ТРЕВОЖНЫЙ КОЛОКОЛ

Глава первая

В комнате пахло сыростью. Свесив ноги под стол, Донсков лежал на гостиничной койке в костюме и смотрел в потолок, размалеванный по углам свежими водяными узорами. Извилистая лапка мокрого пятна над окном набухала очередной каплей. Сейчас она сорвется в заранее подставленную пепельницу… Упала, булькнув… Вторая… Десятая…

Вытянув руку, Донсков нащупал телефонный аппарат на тумбочке и поставил его на грудь. Вяло набрав номер, трубку притянул под ухо, попросил прогноз погоды на вторую половину дня. Ему зачитали, и — улетучилась последняя надежда на вылет.

— Кто спрашивал? — В скучающем женском голосе не чувствовалось любопытства, скорее всего вопрос был задан лишь для того, чтобы скоротать время, о чем-нибудь поговорить.

— Сначала отчеканили метеосводку, а теперь интересуетесь, кому она нужна?

— Чеканил робот моим голосом. А прогноз погоды по району, между прочим, никогда секретным не был. Вот так, молодой человек. Лететь-то куда собрались?

— В Нме.

— А-а… минуточку! — Сквозь дробь работающего телетайпа слышно, как в отдалении женщина говорит с кем-то. Потом взрыв смеха. Что-то коротко выдал баритон. Снова смех — заливистый, будто от щекотки. — Молодой человек, вам повезло, прилетел дикий…

У нее отняли трубку.

— Кто желает прокатиться в Нме? — спросил уже мужчина.

— Ваша фамилия Дикий?

— Да не-э, это девчатки дразнят нас так. Я Антон Богунец. А вы, наверное, Донсков? Владимир Максимович?

— Да.

— Вот хорошо. Погремушка готова. Через часик-полтора пришлю за вами. А пока глотайте пивко или обнимайте подушку.

Странный разговор…

Донсков повернулся на живот, как советовал ему баритон, обнял подушку. Плохо прополосканная гостиничная наволочка пахла дегтярным мылом.

Сюда, на Кольский полуостров, Донсков добирался пассажирским лайнером. Через иллюминатор разглядывал полуостров с любопытством мальчишки, впервые попавшего в Заполярье.

Лайнер шел под редкими перьями облаков, над которыми висело солнце, похожее на лимон, отороченный по краям белыми иглами. Взлетел он в Москве в теплом, благоухающем почками сиреневом мае, а через несколько часов окунулся в май снежный, знобкий, еще скованный льдом. В этом мае спутались день и ночь — серые сумерки зависли над взгорьями со скальными выходами, над лощинами с редким березняком и елью, над белыми ягельными проталинами, хотя по московскому времени уже наступила ночь…

В дверь негромко постучали. Донсков сел на койке.

— Войдите!

На пороге стоял сухощавый, дочерна загорелый летчик в потертой кожаной куртке и фуражке с гевеэфовским крабом, в темно-синих армейских бриджах и до блеска начищенных сапогах.

— Здравствуйте. Старший пилот-инспектор управления Воеводин. Иван Иванович, если желаете.

— Проходите, Иван Иванович. — Донсков подошел к гостю, пожал жесткую руку. — Мебели здесь не ахти — вы на стуле, я на койке.

— Мы попутчики. Я тоже в Нме. Хотя полетим со спасателем, у него летный минимум пятьдесят на пятьсот, но подождать придется. Погодная дурь густа очень. Не возражаете, если вместе подождем?

— Нас с вами, кажется, знакомили в управлении?

— На бегу. Заглядывал в кабинет начальника политотдела, когда он вас уговаривал. Убедил?

— По тону догадываюсь, что согласился я зря?

— Время покажет. У Горюнова трудно работать замполитом.

— Все летчики нашей части учились где-нибудь, я тоже заочно три года в политической академии. Но это было давно. Уже и забыл. А в личном деле пометка осталась. Отказаться не мог, начальник политотдела сказал: «Надо!»

— Очень надо. Ваш предшественник от Горюнова сбежал, а вернее, его забаллотировали.

— Как? Разве замполиты в Аэрофлоте выбираются? Что-то впервые об этом слышу.

— Назначаются, Владимир Максимович, назначаются, да только… Обо всем узнаете на месте… Не против, если из своей сумы я достану фляжку хорошего домашнего кваса? Давайте стакан… — И Воеводин из полевой армейской сумки вы тащил алюминиевую флягу.

Налив стакан и передав его Донскову, он с видимым удовольствием прихлебнул прямо из фляжки холодный, пенистый квас.

— Знаете, что такое ОСА?

Начальник политотдела информировал Донскова. Отдельная спасательная авиаэскадрилья базируется в юго-восточной части полуострова, ближе к Баренцеву морю. Она выполняет и обычные работы авиации специального назначения: связь, почта, санитарные полеты, агитационные, перевозит грузы и людей на рудники. Но главное — она спасательная. Ее вертолеты — легкие и тяжелые — в шторм зависают над морем, в тумане пробиваются к отдельным саамским велсам, с гололед — к оленьим стадам; облака и ливень для них редко бывают преградой, шквальный ветер и метели не закрывают путь. Они по первому зову идут туда, где человеку необходима помощь, надежная рука друга.

— Разные там были люди, — посасывая пахучую «Приму», окутанный табачным дымом, рассказывал Воеводин. — Но постепенно удирали слабые духом, неумехи. Остались лихие до разумного, владеющие вертолетом, как владел шпагой Д'Артаньян. Не преувеличиваю, Владимир Максимович… И те, кто остались в ОСА, знают себе цену. Правда, встречается и самовлюбленность. С такими особенно туго нам, инспекторам по безопасности полетов.

— Ну, у вас-то рука железная, не нянькаетесь с нарушителями. И незаменимых людей нет.

— Я тоже так думал… было дело, сняли с летной работы сразу двоих. А тут тревожный дуплет: в море сейнер обледенел, в тундре олени из-под корки льда корм добыть не могут. Пилотов не хватило. Тех, которые могли в такую погоду летать. Самых опытных из управления подключили. Инспекторов. Я полетел…

— Ну и как?

— А так: обледенел и упал с тюками сухого ягеля на шестидесятом километре от аэродрома. А ведь не один полет сделать надо было… Отколол я лед с антенн и посоветовал своему начальству по рации тех двоих попросить, хоть на колени встать, а убедить подключиться к выполнению задания.

— Согласились вернуться?

— Пятьдесят два полета за трое суток сделали, почти без отдыха и без единой вынужденной посадки. Опыт, Владимир Максимович. А вы говорите, незаменимых нет. Все зависит от ситуации.

— Так это горюновцев «дикими» зовут?

— Приклеили ярлык те, кто завидует их славе и заработкам. От одного из моих инспекторов пошло… Есть в ОСА командир звена Батурин Николай Петрович. Интересная личность. На таких, как он, опирайтесь…

Затрещал телефон. Воеводин взял трубку.

Слушая разговор, Донсков понял: разрешили вылет. Заглянул в окно — погодка оставляла желать лучшего.

— По коням, Иван Иванович?

— Да, поторопимся!

Вертолет, повернутый носом на юго-восток, шел низко над землей, оставляя за собой редкие поселки, энергетические узлы воспетых ЛЭП-500, рудники с нитками одноколейных дорог.