– Ничего не было. Сюда вошла Саломия и стала оскорблять меня.

– Оскорблять невинную овечку! А ты хотела бы, чтобы моя сестра поудобнее устроила вам наше с тобой супружеское ложе?

– Ирод, лучше убей меня, чем так мучить.

– Это все твоя мать, – прохрипел Ирод. – Она ненавидит меня и хочет разлучить нас.

Выбежав во второй раз из спальни жены, Ирод помчался к себе в кабинет и вызвал Коринфа. Начальник телохранителей тут же явился.

– Немедленно разыскать моего шурина Иосифа и казнить его, – распорядился Ирод. – Тещу Александру заточить в подвал и ничего ей не давать ей, кроме хлеба и воды, чтобы она не натворила новых глупостей. Выполняй!

Покончив таким образом с мужем Саломии, не удосужившись даже добросить его, Ирод испытал угрызения совести за свою горячность. С Мариамной после казни Иосифа он не смел видеться. Чтобы отвлечься от мучивших его мыслей, он снарядил войско и отправился с ним под Иерихон с намерением раз и навсегда вышвырнуть оттуда Малха. Он находился уже в пути, когда пришло известие о начавшейся войне между Октавием и Антонием. Ирод послал Антонию письмо с просьбой указать время и место, куда он должен прибыть со своими легионами для войны с Октавием. Антоний ответил, что благодарит его за верность в дружбе, но нужды в помощи не испытывает и сам готов проучить зарвавшегося мальчишку. Его не смущало, что Октавий давно уже не мальчишка, но зрелый муж и опытный государственный деятель, заставивший служить интересам Рима всю Европу. То обстоятельство, что в отношения между бывшими товарищами по триумвирату вмешались причины личного свойства, сделали начавшуюся войну еще более жестокой: Ирод по собственному опыту знал, какими безрассудными и неуправляемыми делаются мужчины, когда оскорбляются их личные интересы.

С минимальными для себя потерями Ирод выбил Малха из Иерихона и оттеснил его за Иордан. Преследовать противника дальше он не стал, заключив с Малхом мирный договор. По условиям этого договора он снял с себя титул правителя Аравии, но наложил на нее огромную контрибуцию; Малх, в свою очередь, обязался никогда больше не нападать на Иудею. Затем Ирод приступил к наведению порядка в собственной стране, беспощадно расправляясь с зилотами и сикариями, представлявшими, по его мнению, главную опасность для установления порядка в Иудее.

Иначе развивались дела на средиземноморском театре военных действий. Собственно, войну между Антонием и Октавием спровоцировала Клеопатра. Она была в курсе всей переписки между триумвирами. Октавий не простил ему его дружеское по форме и язвительное по духу письмо относительно множества женщин, с которыми тот путается, смея при этом упрекать его в супружеской неверности, и разразился грубым ответом, в котором обвинил бывшего товарища в измене не жене, но Риму. Антоний ответил, что Октавий окончательно выжил из ума, если считает, что Рим одна из его бесчисленных пассий, с которыми можно миловаться в постели, а для него, Антония, Рим не женщина, но мать, к которой он относится с высочайшим почтением и сыновней любовью. Октавий, в свою очередь, обвинил Антония в оскорблении отечества и выступил в сенате с требованием лишить Антония гражданства. Тем самым, заявил он, весь мир увидит, что это не Антоний упорно не хочет возвратиться в Рим, а Рим не желает видеть того, кто добровольно сменил тогу триумвира на собачий ошейник и валяется в ногах у спесивой египетской царицы, найдя свое высшее счастье и доблесть в вылизывании ее пяток.

Клеопатра, прочитав речь Октавия в сенате, которую сам Октавий приказал размножить и предать ей самую широкую огласку, поинтересовалась у Антония, когда он начнет лизать ей пятки. Антоний вспылил: «Ты смеешь оскорблять меня?» «Не я, мой друг, – ответила ему Клеопатра, – не я, а ты позволяешь мальчишке оскорблять тебя». Антоний действительно считал себя оскорбленным сверх меры. «Что, по-твоему, я должен ответить ему на этот раз?» – спросил он. Клеопатра сказала: «Время обмена письмами закончилось. Настало время поступков. Ты должен возвратиться в Рим. Но не так, как возвращается домой побитая собака, а как победитель». «Ты предлагаешь мне начать войну с Римом из-за Октавия?» – спросил Антоний. «Войну за Рим против Октавия», – ответила царица.

Тетива была спущена. Превосходство в силах было на стороне Антония. Помимо собственных легионов и легионов Лепида, формально остававшегося третьим товарищем Антония и Октавия по триумвирату и продолжавшего исполнять обязанности правителя африканских провинций, Антоний получал в свое распоряжение сильную армию Египта и армии вассалов из Киликии, Каппадокии, Ливии и Фракии. Собственно, весь Восток выразил готовность поддержать Антония в его войне с Октавием. В результате под его командованием собралась огромная армия численностью девятнадцать легионов и двадцати тысяч конницы, не говоря уже об огромном флоте Клеопатры, позволявшем господствовать на всем пространстве Средиземного моря. Сил у него было достаточно, чтобы покончить с любым противником, и потому Антоний отказался от услуг части своих друзей. Так, он отказался от предложения Ирода предоставить в его распоряжение свою армию, и на то у него были веские основания. Во-первых, Ирод, нейтрализовав взбунтовавшуюся Сирию и поставив под контроль Аравию, обеспечивал ему надежный тыл, что немаловажно при ведении той масштабной войны, какая вспыхнула между триумвирами. Во-вторых, он рассчитывал, что, разгромив Октавия, перекроит карту провинций и сделает Ирода царем всего Ближнего Востока вплоть до беспокойной Армении. Было еще и в-третьих, и в-четвертых, что обязан учитывать при ведении войны любой полководец, но о чем до поры до времени никто не должен был знать даже из числа ближайших его друзей, к каковым, несомненно, принадлежал и Ирод.

Октавий, в отличие от Антония, не заручился союзом ни с одной из подвластных Риму европейских территорий. Скорее наоборот: властители этих территорий желали поражения Октавия, чтобы выйти из подчинения Риму. В этой ситуации триумвир, ввязываясь в войну с Антонием, мог рассчитывать лишь на собственные силы и свой флот, который состоял в основном из торговых судов. С такими силами самонадеянный триумвир не выдержал бы и первого серьезного сражения с Антонием. Дело оставалось за малым: за погодой. Но и погода стала союзницей Антония, а не Октавия.

Лето было на исходе. Изнуряющая жара спала. На море установился полный штиль, что облегчало работу гребцов. Антоний со своей огромной разношерстной армией перебрался в Грецию и соединил ее в мощный кулак в районе Акция[252], откуда было рукой подать до Италии. Октавий, стремясь воспрепятствовать высадке Антония в Италию, сосредоточил все свои силы и маломощный флот в Брундизии. Антоний собрал военный совет, в котором приняла участие и Клеопатра. Антоний настаивал на скорейшей высадке армии на материк и, пользуясь превосходством своих сил, нанести поражение Октавию на суше, после чего беспрепятственно вступить в Рим. Клеопатра настаивала на сражении на море, что исключило бы возможность бегства Октавия с поля боя и усиления его армии в ходе отступления за счет вступления в нее мирных граждан и ветеранов, отслуживших свои сроки службы. Мнение царицы было признано обоснованным, и Антоний с Клеопатрой, поделив между собой флот, стали готовиться к морскому сражению.

Их замысел, однако, разгадал Агриппа[253]. В то время, когда Антоний и Клеопатра разводили свои корабли, чтобы взять флот Октавия в клещи и разгромить его, римляне нанесли упреждающий удар. Ранним утром, когда солнце только-только поднялось над горизонтом, они на своих небольших судах вошли в Амбракский залив и атаковали противника. В тесной акватории громоздким египетским пятипалубным пентерам с веслами от двух с половиной до почти шестиметровой длины негде было развернуться. С кораблей римлян на корабли Антония обрушились тучи стрел. Пентеры Клиопатры стали сшибаться друг с другом бортами, ломая при этом весла и калеча гребцов. Тогда воины Антония укрылись в деревянных башнях, возведенных на палубах кораблей, и под их защитой стали отвечать своими тучами стрел. Римляне не растерялись и стали поджигать вражеские суда.