Ирод без стука распахнул дверь и, войдя в покои Саломии, попросил ее удалиться.

– Мне необходимо поговорить с твоим мужем, – сказал он.

– Он мне больше не муж! – выкрикнула Саломия.

– Оставь нас одних, – повторил Ирод.

Саломия, подхватив на руки дочь, выбежала из спальни.

Иосиф виновато смотрел на Ирода.

– Пустое, – сказал Ирод. – Не обращай на нее внимания. Мы, наследники Антипатра, все такие: сгоряча можем наговорить массу обидных слов, но быстро отходим. Главное, что ты любишь Саломию, а все остальное не имеет значения. – Помешкав, добавил: – Твоя, как, впрочем, и моя беда состоит в том, что ты любишь мою сестру так же пылко, как я люблю Мариамну.

Наступила долгая пауза, во время которой Ирод рассеянно оглядывал спальню Саломии, в которой никогда прежде не был. «Удивительно, – подумал он, – как много могут рассказать о человеке вещи, которые его окружают».

– Зачем я сюда пришел? – спросил Ирод, продолжая рассматривать комнату сестры, обставленную с той роскошью, которая призвана поразить воображение прежде всего посторонних, которым открыт сюда доступ. «У нее явно есть кто-то, кого она тайно принимает, – подумал он. – И этот кто-то не ее муж. В таком случае, кто?» Мысль, внезапно пришедшая на ум и столь же внезапно улетучившаяся, вернула Ирода к действительности. – Вспомнил, – сказал он, усаживаясь на постель сестры. – Я хочу попросить тебя об одной услуге.

– Слушаю тебя, – сказал Иосиф, продолжая оставаться на ногах, как если бы чувствовал себя в спальне Саломии гостем.

– Видишь ли… – Ирод трудно подбирал нужные слова. – Ты знаешь, как дорога мне Мариамна. Она для меня всё и даже сверх того. Она… – Ирод пощелкал пальцами. – Она для меня как солнце, как воздух, как вода… – Произнеся слово «вода», Ирод вспомнил о нелепой гибели Аристовула и поморщился от неуместности сравнения Мариамны с водой. – Я хочу сказать, что Мариамна для меня то же, что жизнь. Завтра я по требованию Антония отправляюсь в Александрию. Скорей всего, назад я больше не вернусь. То есть, я хочу сказать, не вернусь живым.

Брови Иосифа вскинулись, что не осталось незамеченным со стороны Ирода. Иосиф хотел что-то возразить, но Ирод жестом приказал ему молчать.

– Не перебивай меня, – сказал он и повторил: – Да, скорей всего, я не вернусь из Александрии живым. Но смерть не страшит меня. Меня страшит другое: что станется с Мариамной?

– И с Дорис, – осторожно вставил Иосиф.

Ирод нахмурился и грубо произнес:

– Мне наплевать на то, что станется с Дорис. Она меня не интересует. Пусть делает, что хочет: продолжает жить одна или выйдет за кого-нибудь замуж, а если не то и не другое, то лишится, наконец, хоть на время своего немереного аппетита… Нет, аппетита она, пожалуй, не лишится, – поправил себя Ирод. – Эта женщина годится только для одного: жевать, бесконечно жевать, без устали перемалывать любую пищу, какая только попадется ей на глаза… – Помолчав, он продолжил прежним тоном: – Даже мертвый, я не смирюсь с потерей Мариамны. Даже мертвый! – повторил он. – Я и после моей смерти не найду покоя, если буду знать, что Мариамна сойдется с кем-нибудь еще, кроме меня. Ни найду покоя до тех пор, пока Мариамна снова не станет моей на этом или другом свете. Сегодня она отказалась видеть меня. Это ее право. Но и у меня, пока я еще жив, тоже есть право. Право на ее целомудрие. Вот я и хочу попросить тебя, Иосиф: как только тебе станет известно, что меня больше нет в живых, убей Мариамну. Этим ты окажешь мне последнюю услугу: ты снова соединишь меня с моей женой. И когда она вслед за мной сойдет во гроб, я приду к ней и скажу: «Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!»[246] И моя прекрасная возлюбленная выйдет, и мы отправимся с нею к Предвечному, и Предвечный соединит наши руки и благословит на жизнь вечную…

Иосифа удивило, с каким спокойствием Ирод произнес все это, поручив ему в случае его смерти совершить страшное злодеяние. Но что было хуже всего, так это то, что Ирод, судя по его тону, ничуть не сомневался, что Иосиф не посмеет ослушаться его. По телу Иосифа пробежала дрожь. А Ирод, как ни в чем не бывало, поднялся с постели сестры и, прежде чем выйти, буюдничным тоном произнес:

– Вот, собственно, то, что я хотел тебе сказать тебе. Ты выполнишь мою волю?

– Выполню, – едва слышно произнес Иосиф, не смея поднять глаза на того, кто представлялся ему грозным правителем, а на деле оказался беззащитным влюбленным, для которого самая мысль о возможности потерять любимую хуже лютой смерти.

В тот же день возвратился из Сирии со своим легионом Костобар. Увидев на Храмовой площади египетских кавалеристов, он приказал солдатам атаковать их и всех до одного уничтожить. Лишь чудо помогло избежать кровопролития. Выбежавшая навстречу Костобару Саломия рассказала ему о внезапной смерти Аристовула и о том, что Антоний вызывает в Александрию Ирода. Лицо ее при этом почему-то не выглядело печальным, а, скорее, светилось непонятной радостью. Костобар поспешил к Ироду и вручил ему письмо от Квинта Дидия, в котором тот благодарил царя Иудеи за оказанную помощь в подавлении восстания гладиаторов. Ирод, прочитав письмо, вернул его Костобару.

– Трудно пришлось? – спросил он, с неудовольствием наблюдая за сестрой, которая ни на шаг не отходила от Костобара.

– Нормально, – ответил тот.

– Поедешь в Идумею, – неожиданно для себя сказал Ирод, еще минуту назад не помышлявший ни о каком новом поручении для бесстрашного великана. – А сейчас отправляйся к Птолемею и скажи ему, что я назначил тебя правителем Идумеи и Газы. Он подготовит все необходимые распоряжения.

– А как же… – начал было Костобар, но Ирод не дал ему договорить:

– Выполняй.

Ночь Ирод провел без сна, приводя в порядок личные бумаги и государственные документы. Солнце еще не взошло, когда он послал за Гирканом. Тот, заспанный, явился, трудно передвигая ноги (с годами у старика появилась боль в коленях, и с болью этой никто из врачей не мог справиться).

– Здесь собрано все, что тебе может пригодиться на первое время, – сказал он, показывая на заваленный документами стол.

– Зачем мне это? – спросил Гиркан, и остатки сна тотчас слетели с него: самая мысль о том, что ему поручается какое-то дело, приводила его в ужас.

– На случай, если тебе придется одному править Иудеей, – сказал Ирод. – Но не пугайся. Тебе помогут первый министр и хранитель печати Птолемей, Иосиф, который отвечает за все дела во дворце, первосвященник Ананил, которого ты знаешь лучше меня, другие верные люди, на которых ты всецело можешь положиться. Они тебя не подведут.

– А как же ты?

– Я отправляюсь к Антонию и, может статься, задержусь у него. Прощай, отец.

– До свидания, сын. Постарайся вернуться поскорей.

С восходом солнца Ирод вскочил на коня и, сопровождаемый Афенионом и его кавалеристами, тронулся в путь.

Потянулись томительные дни ожидания вестей из Египта. Александра без устали молилась, прося у Господа наслать на своего зятя самую долгую и мучительную смерть. Гиркан из-за груза ответственности, свалившейся на него, вконец разболелся и не вставал с постели, жалуясь всем на невыносимые боли в коленях, которые сведут его в могилу. Снова оживились присмиревшие было зилоты, и на домах и крепостных стенах по всей Иудее появились огромные надписи, видные издалека: «Никакой власти, кроме власти Закона, и никакого царя, кроме Бога». Из-за неопределенности, сложившейся в стране, стали пошаливать сикарии, захватывая власть на местах и предавая публичной казни тех, кто не желал уступить им эту власть. Осложнилась ситуация на границе с Аравией: Малх, видя, что его набеги на Иудею остаются безнаказанными, осмелел и, перейдя через Иордан, захватил Иерихон, обложив город данью.

Обострились и без того непростые отношения в семье Ирода. Саломия и ее мать Кипра вконец рассорились с Александрой и ее дочерью Мариамной. Дорис, обыкновенно не вмешивавшаяся во внутрисемейные дела, встала на сторону Александры и ее дочери и громче других стала обвинять Кипру и Саломию в низком происхождении. Непрекращающаяся ругань незаметно переросла в рукоприкладство.