Отныне Цезарь манипулировал своими товарищами по триумвирату как хотел. При этом он не препятствовал маниакальной страсти Красса становиться все богаче и богаче, предоставив в его полное распоряжение Сирию, а прямодушного Помпея, чуждого каких бы то ни было политических интриг, превратил в свою главную ударную силу, который наводил панический ужас на сенаторов одной-единственной фразой: «Перестаньте приводить статьи законов тому, у кого за поясом меч». Оба сполна получили то, к чему стремились. Красс, воюя с парфянами, потерпел поражение в битве при Каррах в излучине Евфрата в северо-восточной Месопотамии и был схвачен в плен. Парфяне, вволю поиздевавшись над знатным пленником, спросили его: «Ты пришел сюда за нашим золотом? Ну так получи его столько, сколько в тебя влезет», – и влили ему в рот расплавленный драгоценный металл. Помпей, потерпев поражение от Цезаря в битве при Фарсале на северо-востоке Греции, бежал в Египет, где ему даже не дали сойти на берег: его давний соратник Септимий, выполняя приказ управляющего делами при дворе юного Птолемея XIV евнуха Потина, вонзил в спину Помпея меч.

Но прежде, чем прославленный полководец нашел смерть от руки своего соратника и бывшего военного трибуна, Помпей пополнил список своих побед воинскими подвигами в Азии, сразившись здесь с царем Понта Митридатом IV Евпатором и его армянским союзником и зятем Тиграном I. Рассказывали, что, получив предписание народного собрания возглавить войска, находившиеся в Малой Азии, Помпей, находившийся не у дел в своей резиденции под Римом, нахмурив брови, сказал: «Увы, что за бесконечная борьба! Насколько лучше было бы остаться одним из незаметных людей – ведь теперь я никогда не избавлюсь от войн, никогда не спасусь от зависти, не смогу мирно жить в деревне с женой!» Впрочем, Помпей лукавил: он не представлял себе своей жизни вне армии, и когда узнал, что командовавший до него войсками в Малой Азии Лукулл[31] смещен, даже обрадовался, что на его место назначен именно он, а не кто другой.

В Азии Помпею пришлось сражаться не только с хорошо обученными воинами-мужчинами, но и с воинственными амазонками. Преследуя противника от Евфрата до Аракса, он вынудил Митридата бежать в Боспорское царство[32], а сам, отобрав у Тиграна Сирию и ограничив его власть одной лишь Арменией, повернул на юг и вступил в Дамаск.

В это же время в Иудее развернулась борьба за власть между правнуками Маттафии Гирканом и Аристовулом. Собственно, вражда эта была предсказуема, как предсказуемо было и то, что в борьбе за власть двух всегда найдутся третьи, которые обязательно захотят извлечь из их борьбы личную для себя выгоду. Предсказуемой эта вражда стала уже после самопровозглашения внука Маттафии, тоже Аристовула, себя царем. Евреи во второй раз наступили на одни и те же грабли, и грабли эти теперь не просто больно ушибли им лоб, а раскроили череп.

А как все славно начиналось! Евреи, выйдя из Египта и заселив землю Ханаанскую, в течение четырехсот лет не знали над собой никакой власти, кроме власти Предвечного. Да и Предвечный, Бог евреев, будто нарочно не явил им своего лица, дабы они не стали делать его изображений и поклоняться им, а носили Его в сердце своем. Этот четырехсотлетний период вошел в историю как Время Судей. Судьи не имели никакой реальной власти ни над людьми, ни над землей, которую они заселили, ни права передачи своих полномочий наследникам. Единственная их прерогатива – личным примером служить Предвечному, следовать всем Его законам и предписаниям, а в тревожные времена становиться во главе войска и первыми идти на врага. Незабываемое то было время, о котором в древних книгах сказано: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, чтó ему казалось справедливым».

А потом евреям захотелось быть не хуже, чем другие народы, и пришли они к пророку Самуилу[33], и потребовали поставить над собой «царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов». Наивные! По простоте душевной они не ведали, что, требуя поставить над собой царя, они отказывают в доверии Предвечному, в верности Которому без устали клянутся, а обрушивающиеся на их головы несчастья объясняют все новыми и новыми испытаниями, которые насылает на них неистощимый на злые выдумки Бог. Но то, чего не поняли евреи, впервые в мировой истории показавшие человечеству, что можно жить в совершенно особой общественной среде, где нормы закона определяют взаимоотношения между людьми, а не нормы этих взаимоотношений определяют законы, прекрасно понял Сам Предвечный. И потому сказал Самуилу: «Послушай гóлоса народа во всем, чтó они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними»[34]. Выбор народа привел к тому, что уже после третьего по счету царя некогда единое государство Израиль распалось на собственно Израиль и Иудею, в каждом из которых правили свои цари, враждовавшие между собой. Спустя еще двести лет Израильское царство вовсе исчезло с лица земли, а еще через четыреста лет лишилась самостоятельности и Иудея, войдя в состав мировой державы Александра Македонского.

Восстание Маккавеев предоставило евреям уникальную возможность сделать практические выводы из своей многовековой истории и вернуться к опыту Времени Судей, благо никакой другой народ древности, кроме евреев, не проявлял такой преданности своему невидимому Богу и приверженности обычаям предков. Но они не воспользовались этой возможностью. И случилось то, что случилось: когда во главе государства оказывается ничтожество, никакими качествами не обладающее, кроме непомерно развитой мании величия, оно не находит ничего умнее, кроме как возложить на себя корону царя. Так и поступил внук Маттафии Аристовул, после чего блеск маккавейского рода стал стремительно тускнеть, ввергая народ во все более кровавые испытания. И дело тут не в том, что на богатства древней Иудеи зарились жадные до чужого добра соседи: все дело было в том, что сами наследники Маттафии рвали из рук друг у друга власть, видя в этой власти единственную возможность самоутвердиться в собственных глазах, сравняться в почитании народом с Самим Предвечным, не останавливаясь при этом перед убийством конкурентов, даже если этими конкурентами были их ближайшие родственники.

Именно это и случилось, когда за обладание царской короной сцепились между собой братья Гиркан и Аристовул. Отец Ирода Антипатр поддержал старшего по возрасту и потому имевшего больше прав на престол Гиркана. Никаких других достоинств, кроме старшинства, у Гиркана перед Аристовулом не было, но он, по крайней мере, не был таким упертым националистом, как его младший брат, люто ненавидевший идумеян. Аристовул был готов пойти на любые крайние меры, чтобы смести с дороги к власти брата. Антипатр понимал, что следующей жертвой самозванца станет он, идумеянин, как понимал и то, что спасение жизни Гиркана означает спасение его собственной жизни. Он уговорил Гиркана бежать в Петру[35] к аравийскому царю Арете, доводящемуся ему, Антипатру, тестем. Гиркан пообещал Арете, если тот поможет ему справиться с Аристовулом, подарить целую область, граничащую с Идумеей, вкупе с двенадцатью цветущими городами, населенными евреям. Арету понравилось такое обещание и, снарядив войско численностью в пятьдесят тысяч человек пехоты и конницы, он вступил на территорию Иудеи. В первом же сражении он разгромил армию Аристовула, причем несколько тысяч иудеев, недовольных Аристовулом, перешло на сторону Ареты, зная, что тот отстаивает интересы Гиркана. Аристовул бежал в Иерусалим и укрылся за его стенами. Арета объединенными силами арабов и евреев осадил город, готовившийся к встрече Пасхи. По случаю праздника в Иерусалим стекались со всех сторон мирные иудеи. В их числе оказался и некто Ония, известный тем, что однажды в жестокую засуху выпросил своей молитвой у Предвечного дождь. Его и перехватили иудеи, осаждавшие Иерусалим, и стали упрашивать его еще раз помолиться Господу, чтобы Тот проклял Аристовула и его приверженцев, а им, сторонникам Гиркана, даровал победу. Ония, стиснутый со всех сторон единоверцами, воздел руки к небу и провозгласил: «О Предвечный, царь всего сущего! Ты видишь, что окружающие меня люди – народ Твой, и осаждаемые в городе люди – народ Твой! Молю Тебя не слушать ни тех, ни других, а поступить так, как Ты считаешь нужным!» Это были его последние слова: один из иудеев, оказавшийся ближе других к Онии, выхватил меч и поразил его.